Царство медное - Елена Ершова

В последнее время обоняние Виктора обострилось, а с момента знакомства с васпой он уже мог безошибочно определять этот терпкий, горчащий, пахнущий нагретой медью аромат.

Это действительно была кровь.

– Что ты опять натворил? – нашел в себе силы спросить Виктор, хотя и так знал ответ.

Губы Яна дернулись и разошлись в болезненном оскале.

– Я убил ее, – сказал он. – Убил Карину.

– Кого? – закричал Виктор.

– Карину! – Ян тоже повысил голос и теперь смотрел на ученого в упор. В единственном глазу плескалось безумие.

– Я не хотел, – оправдываясь, забормотал он. – Должен был уйти сразу. Но остался. И потерял контроль.

Обычно бесстрастное лицо Яна перекосила страдальческая гримаса, брови прыгали, как при нервном тике, кадык ходил ходуном.

– Единственная. Кто принял. Сама. Я убил. Потерял контроль. Перерезал горло. Потом жи…

Он сложился пополам, затрясся в мучительных спазмах.

Виктора тоже затрясло, но только от озноба. Словно зимний ветер, преодолев многие мили расстояния, ворвался в его комнату, выстудил стены, проник под самую кожу. Виктор будто вернулся в ту ночь, когда дарский лес наполняли болотные огни, и томный шепот звенел в выстуженном воздухе…

«..и Званка, и Марция, и Зейнар.. Все, кого оставил лежать в тишине и темноте болот…»

…теперь еще и Карина.

– Ты… ты псих, – едва разлепляя губы, прошептал Виктор.

Ян начал подниматься, утирая мокрое лицо рукавом и оставляя на щеках алые полосы.

– Я не хотел.

– Ты псих! – теперь уже кричал Виктор.

Он схватил Яна за грудки, встряхнул, словно безвольную плюшевую игрушку.

– Я не…

Васпа не успел закончить. Кулак Виктора впечатался в его рот, съехал на скулу, сдвинув вбок черную повязку. От удара Яна отбросило к стене. Он глухо стукнулся затылком и мешком осел на пол, оставляя на выкрашенной стене маслянистые следы. Из разбитой губы на воротник рубашки закапала кровь.

– Убирайся, – с отвращением процедил Виктор.

Ян пытался встать, но у него это плохо получалось. Его колотило не то от истерики, не то от удара – Виктор сейчас не хотел анализировать. Все, что он хотел – чтобы это существо убралось сейчас подальше. Из его, Виктора, квартиры. Из города, а, еще лучше, из жизни.

– Ты должен мне помочь, – прохрипел Ян. – Договор…

Виктора снова затрясло, но теперь от возмущения.

– Плевать я хотел на твой договор! – заорал он. – Я ничего тебе не должен! Ни-че-го! Ты сам нарушил его, и нарушил дважды! Что случилось с пунктом «не причинять никому вреда»?

– Я не хотел, – снова повторил Ян. – Она мне нравилась…

И добавил жалобным тоном растерянного ребенка:

– Зачем мне было ее убивать?

Виктор запрокинул голову и истерично расхохотался.

– Зачем? – издевательски передразнил он. – Ты об этом спрашиваешь меня? – он презрительно сощурил глаза и ткнул в Яна пальцем. – Да потому, что ты чертов садист! Маньяк! Ты это понимаешь?

Теперь Ян снова смотрел на Виктора. Его перекошенное лицо было мертвенно-бледным, единственный глаз широко распахнут, словно от глубокого потрясения. Съехавшая повязка обнажала красновато-белые гребни изуродованной плоти.

– По.. жалуйста… – пробормотал Ян.

Это слово он произнес через силу, будто впервые пробуя на вкус. Но именно поэтому в душе Виктора разросся новый взрыв негодования.

– Не говори о том, о чем не имеешь понятия! – зло выплюнул он.

– Так научи меня! – теперь Ян кричал тоже.

И эта эмоциональная волна, до сей поры не свойственная васпе, ошеломила Виктора, сшибла с ног, и он только и мог, что оторопело смотреть в мокрое, изуродованное лицо Яна.

– Ты не знаешь, – лихорадочно продолжил тот. – Как жить с этим. Когда не значишь ничего. Лишь расходный материал. Когда в теле не осталось ни одной целой кости. Когда есть только боль. И смерть. Испытываешь сам. Питаешься этим. Изо дня в день, – он судорожно сглотнул и начал неуклюже подниматься по стене. – И не знаешь другой жизни. Только страх. Только боль. Только насилие. Меня так долго учили этому. Я не умею по-другому.

Теперь он поднялся во весь рост. Стоял, привалившись плечом к стене, и казался еще более жалким, чем обычно. Виктор отступил на шаг. Он вдруг подумал, что не смог бы ударить Яна снова – трогать его сродни тому, что трогать таракана. От этой мысли он слабо застонал, и показалось, сейчас его самого стошнит от омерзения. Если Ян задержится здесь еще хоть на мгновение – его вывернет наизнанку сытным обедом, который они вместе с Лизой заказали в кафетерии гостиницы: тыквенным супом и бараньими отбивными.

– Я не хочу так, – сказал Ян, и его голос почему-то дрогнул. – Я хочу понять, чего был лишен. Все это время. Хочу знать. Чувствовать…

Он выдержал паузу. По лицу градом катился пот, оставляя на коже полосы из грязи и крови. Но мутный глаз подернулся ряской мечтательности, не свойственной ему раньше.

– Любить… – почти неслышно, одними губами закончил Ян.

Виктору показалось, что он сходит с ума. Этот демон, с головы до ног облитый чужой кровью, на счету которого не одна жизнь, сейчас как ни в чем не бывало стоит в его квартире и мечтает – о любви?

Виктору снова захотелось истерически рассмеяться, но вместо этого он сказал:

– Я не верю. Уходи.

Яна затрясло сильнее.

– Пожалуйста, – тихо проговорил он.

Дрожащими пальцами подтянул повязку на место, тыльной стороной ладони утер окровавленный рот. Виктор со злорадством отметил, как на щеке васпы разливается багрянец гематомы.

– Уходи, – повторил он.

– Нет! – Ян подался вперед. Пошатнулся, но не упал.

– Помоги мне, – исступленно попросил он. – Если не ты, то кто?

– Я тебе не верю, – Виктор отступил снова.

– Прошу…

Тогда Виктор сжал кулаки и закричал, распаляясь от отвращения и злости:

– Убирайся, я же сказал! Уходи, ну? Уходи, или я уйду сам!

Он повернулся к Яну спиной.

Холод разливался по комнатам волнами, вздымал ламбрекены штор. Будто снаружи рвалось что-то невообразимое, гнетущее. Что-то, гораздо страшнее, гораздо могущественнее Яна, и частью чего был Ян.

Первобытный страх, возникший из ниоткуда, захлестнул Виктора с головой. Он страстно захотел сейчас оказаться от этого места (и этого существа) как можно дальше.

– Виктор…

Раздавшийся голос, впервые обратившийся к нему по имени, будто хлыстом опоясал ученого по спине. В этих звуках было столько отчаяния и боли, что Виктор содрогнулся. Он повернулся через плечо, холодея от дурного предчувствия.