Найти Эдем (Сборник) - Алексей Корепанов

— Дай ключи, — напомнил Грон, показывая на связку, которую карлик не выпускал из рук. — Какой из них?

Фай молча перебрал звякающие ключи, выбрал нужный и протянул связку вольному бойцу.

— Не обижайся, — повторил Грон. — Утром я тебя открою. Тогда и поблагодарю за ночлег.

Карлик исподлобья взглянул на него и пробормотал:

— Ни от кого не дождешься благодарности. Никогда…

— Ну-ну, не бурчи, — сказал вольный боец, вставляя ключ в замочную скважину. — Нам с Ренией обязательно нужно вернуться, предстоит слишком много дел. Если хочешь — можем взять и тебя.

Карлик вздрогнул, ожесточенно потер трясущиеся щеки и поднес руку к горлу. И вдруг тихо, с бульканьем, засмеялся и тут же оборвал смех.

— Фай надеется, что скоро сам сможет отправиться туда, куда ему захочется.

Эти слова были сказаны тоном, настолько не вязавшимся с обликом и всем поведением карлика, что Грон некоторое время удивленно рассматривал неподвижного уродца.

— Как знаешь, — наконец сказал он, вышел в коридор, где ждала его Рения, и повернул ключ, оставив Фая взаперти.

Ночная Сестра светила в окно, и тени от решетки косыми клетками расчерчивали пол. Комната была переполнена тишиной, комната словно погрузилась на дно неподвижного ночного омута, поглотившего все звуки. И не слышно было, как дышит Рения.

Вольный боец кашлянул, поправил подушку, повернулся к гобелену, освещенному ночным светилом. Самое время было уснуть, отдохнуть перед возвращением к Снежным Горам, но сон почему-то не шел, сон заблудился где-то среди звезд, сон бродил по безмолвному лесу, слепо тычась в деревья и кусты, и никак не мог отыскать дорогу к одинокому угрюмому замку…

Вместо роскошного ужина, ожидающего на столе, Грон извлек из сумы хлеб и последний кусок сыра, протянул Рении флягу с остатками цветочного вина. Потом погасил факелы и пожелал девушке хорошего отдыха. Разделся и устроился на диване, укрывшись обнаруженным среди подушек тонким покрывалом.

Но уснуть никак не удавалось. Вольный боец вслушивался, вслушивался, вслушивался в тишину, пытаясь различить дыхание девушки, а перед глазами упорно стоял и никак не желал исчезнуть образ Рении, лежащей на широкой кровати и ждущей… Нежные плечи… Податливые губы… Шелковистая восхитительная кожа…

Он, стиснув зубы, лег на живот, уткнулся лицом в подушку, задыхаясь, дрожа от бешеных толчков бурлящей крови. Попытался немедленно отогнать от себя будоражащее видение, но попытка не удалась.

«Надо встать, — лихорадочно думал Грон. — Встать, выйти отсюда, прыгнуть в бассейн и плавать до полного изнеможения…»

И вдруг сквозь густой слой тишины пробился к нему далекий, еле слышный шепот:

— Милый… иди ко мне… Иди ко мне, Гронгард…

Он не поверил в этот шепот, он сказал себе, что это просто шумит взбудораженная кровь, а сам уже рывком поднял голову, вглядываясь в пронизанный светом Ночной Сестры полумрак в дальнем конце комнаты. Высокая кровать казалась белым облаком, спорхнувшим с небесных высот.

— Иди ко мне, Гронгард…

Девушка, приподнявшись, манила его обнаженной рукой и шептала, шептала…

…И были ураган и долгий полет, провалы и воспарения, полное исчезновение, отчаянный рывок к поверхности и новое исчезновение… В ласках они учились друг у друга, теряли и вновь находили друг друга, помогали друг другу, погружались и возносились, не расплетая объятий. Ночной свет струился над их гибкими горячими телами, над их единым телом, нежные и страстным, страстным и нежным, познающим самое себя под тихую музыку звезд. И все повторялось и повторялось, до исступления, безумства и окончательного сладостно-опустошающего полного растворения…

А потом он лежал, продолжая обнимать уснувшую Рению, вдыхая запах ее волос, и медленно уплывал куда-то по спокойной реке, над которой неспешно поднималось огромное солнце. Слегка колыхалась вода, слабое течение несло его все дальше и дальше, и со всех сторон подступала, обнимала уютными лапами теплая тишина. Тишина убаюкивала, мягко ложилась на сомкнутые веки, обещая покой, — и вдруг прервалась, превратилась в отдаленное шарканье шагов.

Он осторожно высвободил руку из-под плеча спящей девушки, сел на кровати, вслушиваясь в приближающиеся звуки. Сомнений не было — по коридору к их двери шел Фай, неведомо как освободившийся из запертой комнаты, шел, не таясь, словно не боялся разбудить спящих… Или уверенный в том, что спящие уже никогда не проснутся?

Грон вскочил, бесшумно бросился к дивану, возле которого лежали одежда и оружие. Быстро лег, натянул покрывало. Он решил проследить за действиями карлика, хотя догадывался, какими они будут. Шаги звучали уже совсем рядом с дверью, и темнота вдруг отступила, когда Фай шагнул в комнату со свечой в руке. На нем был тот же полосатый халат. Карлик немного постоял у двери и вперевалку направился в сторону стола. Споткнулся о лежащую возле кресла суму Грона, присел, поставил на пол свечу и принялся шарить в суме, стуча пустыми флягами и выбрасывая белье, и, по-видимому, действительно, нисколько не заботясь о том, чтобы соблюдать осторожность.

— Напрасно стараешься, — сказал Грон, потянувшись за одеждой. — Того, что ты ищешь, там нет.

Услышав голос вольного бойца, Фай испуганно вскрикнул, подался назад и, не удержавшись на ногах, сел на пол.

— Не думал, что мертвые могут заговорить? Ты ведь полагал, что отравил нас, не так ли?

Грон встал и подошел к карлику, обхватившему голову руками. Отодвинул ногой суму, поднял Фая за воротник и подтолкнул к креслу. Карлик упал на колени, вцепился в ножки кресла и сгорбился, ожидая удара.

— Не так ли, Фай? — повысив голос, повторил Грон. — Ты же хотел отравить нас, чтобы забрать вино Асканты. Куда ты подложил отраву — в кувшин? Или посыпал ею мясо вместо соли?

— В кувшин, — сдавленно отозвался карлик.

— А из комнаты выбрался через ход за гобеленом? Вижу, здесь полным-полно потайных ходов.

— Да! Да! — завизжал Фай, подняв голову и сверля вольного бойца ненавидящим взглядом. — Да, я хотел вас отравить, я все продумал, давным-давно продумал! Если бы вернулся не ты, а озерные метатели — я отравил бы озерных метателей, всех до одного, и вино Асканты было бы моим! Я тоже хочу счастья, я тоже хочу быть красивым и стройным, я не хочу вот этого! — Фай обеими ладонями ударил себя по кривым ножкам. — Чем я хуже других, чем? Почему я обречен плеваться, глядя на свое отражение в зеркале? За что мне такое?

Он бросал слова, сверкая глазами, лицо его исказилось и было страшным. Разбуженная его воплями Рения, завернувшись в простыню, подбежала к Грону и непонимающе глядела на беснующегося на полу уродца.