Мятеж - Филип Фармер

— Этим мы сбиваем с толку органиков.

Вряд ли это правда, подумал Дункан. Если органики захватят хотя бы одного члена организации, то сразу узнают все имена, которыми она когда-либо обозначала себя.

— Вы сказали ВПТ?

— Восставшие Против Тирании.

— Понимаю.

— Мне это название не нравится. Оно подразумевает только разрушение. Мы, безусловно, разрушители, но и строители тоже. Реконструкторы. Созидатели. Хотя сейчас это не имеет никакого значения. Пора перейти к плану операции. Слушайте внимательно.

Спустя тридцать минут инкогнито, пожелав Дункану спокойной ночи и прихватив с собой оба исказителя речи, удалилось. Дункан в соответствии с полученными инструкциями разорвал свою маску на кусочки и спрятал их в карман. Он вышел через другую дверь, оказавшись в коридоре, который вел в шумный гимнастический зал. Свернув налево, он через боковую дверь попал в переход между зданиями. Обрывки маски Дункан выбросил в урну. Ровно в десять часов вечера он сел в автобус и через десять минут сошел на углу дома, в котором он поселился. Дункан оглянулся, пытаясь определить, не следят ли за ним. Никого не было.

Задание, которое он получил, — Дункан не сомневался в этом — являлось частичкой большого плана, хотя ему, конечно, ничего не сказали, как его усилия будут сочетаться с действиями многих других. Он представлял собой всего лишь небольшую шестерню в огромной подпольной машине. Ему оставалось лишь надеяться, что ее создал не Руб Голдберг [14]. Будучи сведущим в истории — Дункан понятия не имел, почему это так — он знал, что революционеры обычно лучше преуспевают в сносе постройки, чем в плотницком деле. Конечно, это не всегда так. И все же ему казалось, что в целом ими в гораздо большей степени движет жажда власти, нежели желание создать лучшее общество. Сами они, конечно, в подобном не признаются. Подлинную перестройку общества почти всегда осуществляют те, кто отстраняет или просто уничтожает первое поколение борцов.

Дункан волею судеб оказался вовлеченным в деятельность группы, которая абсолютно не вдохновляла его своими путями достижения целей. Может, после того, как он покажет себя в деле, ему откроют большее. Если нет, вряд ли он исполнится энтузиазма. К сожалению, он не сможет оставить ВПТ. Причислиться однажды — причислиться навсегда.

Может, и так.

Как оператор банка данных он получил бы при желании возможность разработать для себя новую легенду. Без сомнения, члены ВПТ, если они не дураки, вполне могли догадаться о его намерениях. Они установили бы специальную систему слежения, которая оповестила бы их, попытайся он предпринять что-нибудь в этом роде. С другой стороны, и Дункану никто не мешает установить свою систему для выявления их конкретных устройств. Впрочем, этот процесс бесконечен. Можно предвидеть и такое: внедрить систему контроля его системы контроля. Дункан даже представил себе зал с бесконечным числом «электронных зеркал».

Он рассмеялся, хотя и не чувствовал, чтобы в рот попала смешинка да и особого воодушевления не ощущал. Впрочем, ситуация, которую он мысленно представил себе, действительно показалась ему до смешного абсурдной. Если Бог и вправду существует, он и сам, наверняка, смеется над теми, кто создан по Его подобию. Впрочем, Его, наверно, настолько отвращает жизнь людей, что он давно уже покинул вселенную. Или, будучи всемогущим, уничтожил Себя и более не существует. И нет никакого противоречия с тем, что Он вечен и бесконечен. Если бы Бог пожелал этого, исчезли бы сами эти понятия.

Дункан вошел в дверь, за которой находилась прихожая, — общая для нескольких квартир. Вставив идентификационную карточку в щель, он открыл замок. Он переходил из комнаты в комнату, свет вспыхивал, едва он входил. Дункан немного постоял, глядя на вид, открывавшийся за огромным, до самого потолка, окном. Лос-Анджелес выглядел прекрасно, залитый светом от башен и мостов, от лодок и кораблей, плывущих по воде далеко внизу, от воздушных кораблей и самолетов. Зрелище было поистине чарующее и никак не должно омрачаться тревогой и грядущими неприятностями. Огромный город светился словно предвестник красоты, надежды и любви. Казалось, эти вечные понятия влетают в него, как мотыльки. Но… свет привлекает также и мух и глупцов. Граждане этого величественного города имели все, чтобы сделаться довольными и счастливыми. Так выглядела теория. В действительности было по-другому. «Всегда все было именно так, — бормотал он. — Если бы печаль, голод, боль, безумие, неврозы, физические болезни и разочарование можно было бы перевести в количественную область, действительно оказалось бы, что сейчас их намного меньше, чем когда-либо раньше? Разве общества, существовавшие в прошлом, не сочли бы наше новой Утопией?»

Homo sapiens никогда не бывает удовлетворен. По крайней мере всегда было много таких недовольных. Одиночество — чувство эндемическое… Дункан вполне мог судить об этом по своему собственному опыту и по тому, что он знал о других. Сейчас оно одолевало его. А ведь Дункан всегда считал, что уж он-то не особенно восприимчив к подобным эмоциям.

Одинок…

Эта мысль заставила его задуматься о Пантее Пао Сник. Как бы он хотел, чтобы она была здесь, в этих стенах. Он желал ее и с наслаждением рисовал себе долгую совместную жизнь. Мягко выражаясь, он был влюблен. Почему же тогда он не сказал ей об этом? Легко ответить. Сник ни разу ничем не показала, что испытывает к нему какие-то чувства, выходящие за рамки обычного дружеского отношения к коллеге. А есть ли у нее какие-то чувства к нему? Он должен знать правду. Возможно, что она сдерживает свои эмоции, как и он. Как-никак она была в прошлом органиком, а они всегда склонны скрывать свои чувства и личные отношения. К тому же у них попросту не было времени, чтобы выразить столь тонкое переживание как зарождающаяся любовь.

— Наверно, я уже испытывал к ней подобные чувства, когда был одним из персонажей моей прежней жизни, — громко произнес Дункан. — Иначе с какой стати я почувствовал бы влечение к ней сейчас? Все слишком внезапно. Наверно, проявляются какие-то прошлые события, которых, к сожалению, я просто не помню.

Он сделал себе коктейль и включил экран на стене, чтобы прочитать оставленные для него сообщения. Экран был пуст, и Дункан ощутил опустошенность. Вздыхая, он приготовил себе обед, а затем занялся уборкой квартиры, чтобы у его соседа из Среды не было причин для жалоб. Перемещаясь из комнаты в комнату, он урывками смотрел и слушал новости. По экранам бежал текст детального проекта предстоящего референдума, а диктор читал его. По всем вопросам предусматривалось отдельное голосование, затем гражданам предлагалось участвовать в заключительном опросе. Еще оставалось время, чтобы люди могли сформировать свою позицию.