Юрка Гусь - Вильям Козлов

Из поселкового совета вышел длинный дядя Федя. Его жена и дочки уже с месяц щеголяли в новых шелковых юбках. Дядя Федя остановился у столба, на котором стояла будка, и заглянул внутрь. Ему не надо было вставать на ящик, и так все видно.

— Ишь ты, — сказал дядя Федя. — Качается.

— Погоду будем предсказывать, — охотно пояснил Гусь. — Когда дождь, а когда вёдро. И эту… температуру.

— Ишь ты, — сказал дядя Федя. — Температуру…

— Шары будем запускать… В небо.

— Ишь ты, — сказал дядя Федя и, удивленно покачивая головой, пошел домой. Но с полдороги вдруг раздумал и вернулся.

— Как оно? Завтра что будет? — спросил дядя Федя.

— Переменно, — дипломатично ответил Юрка и поглядел на Владькину спину.

— Бона как… — с уважением сказал дядя Федя и поскреб затылок. — А это… послезавтра?

— Переменно, — сказал Юрка.

— Важная штука, — сказал дядя Федя и, заглянув в будку, восторженно прибавил: — Качается проклятая! Ишь ты!

На площадку заглядывали люди, дивились на приборы, расспрашивали. Юрка бойко отвечал на все вопросы. Если спрашивали про погоду, он всем говорил: «Переменно». Узнала про станцию и Шириха. Она привезла воз сена и не знала, что делать: подсушить во дворе или в сарай убрать.

— Што покажывает? — спросила она.

Юрка повернулся к ней спиной, ничего не ответил.

— Переменно, — сказал Стасик.

— Шпрашываю, дождь будет?

Стасик пожал плечами и отошел прочь. Ему тоже не хотелось разговаривать с Ширихой. Шириха покрутилась на площадке и ушла.

— Я думал, ты наврешь ей, — сказал Стасик.

— Ну ее, — махнул рукой Юрка. — Свяжешься…

Около поселкового уже с час крутился Жорка Ширин. Он думал, что его тоже позовут строить метеостанцию. Но его никто не звал. По-честному говоря, Жорке не так хотелось строить, как — посмотреть в подзорную трубу. Он видел, как поочередно прикладывались к черному окуляру то Юрка, то Стасик.

На Жорку никто не обращал внимания. И тогда он нырнул в свои ворота, а через пять минут снова появился. И не один. С рыжим Тобиком на поводке. Деловито подошел к Тимке Груздю и сказал:

— Вот, привел… Забирайте!

Тимка вытаращил на Тобика глаза и спросил:

— Кого ты привел?

— Не гляди, что неказистая, — сказал Жорка. — Шпионов будет ловить почем зря. Дрессировку прошла. — Он подтолкнул собаку ногой и приказал: — Ищи!

Тобик плюхнулся в пыль и, задрав ногу, принялся ловить блоху.

— Ученый, — сказал Груздь. — Гляди, нашел!

— Даром отдам, — сказал Жорка. — У него кровь гончара…

— Сплавить хочет, — усмехнулся Гусь.

— Замучает собаку, — сказал Стасик и подошел к Жорке: — Отдай мне!

— А в трубу поглядеть дадите? — спросил Жорка, переводя взгляд с Гуся на Стасика.

— Гляди, — пожал плечами Юрка. — Не жалко.

Жорка сунул Стасику поводок в руки и обрадованно поспешил к трубе.

Стасик погладил рыжего Тобика и сказал:

— Он не виноват, что не овчарка… Хоро-о-ший песик!

— Пойдем в гарнизон? — вспомнил Юрка. — Дика проведаем.

— Вот обрадуется, — сказал Стасик. — Он Тобика не тронет?

— Дик добрый, — сказал Юрка. — Он маленьких не трогает.

ЗЕМЛЯНИКА

К Юрке зашел Колька Звездочкин.

— Пошли к Висячему, — сказал он. — Там земляники прорва.

Колька был в синей майке, заправленной в черные драные штаны. На поясе — плетеная корзинка. В корзинке — кружка. Лицо у Кольки черное, над лбом — желтая челка.

Книжку Юрка прочитал, делать было все равно нечего. Стасика увела тетка.

Она баню истопила и вот всех решила вымыть. Она и Юрку позвала, но он отказался. Какая летом баня? Пошел на речку — и мойся сколько хочешь.

— Люблю землянику, — сказал Гусь. — Ее сколько хочешь можно съесть.

— Корзинку возьми, — сказал Колька. — Куда ягоды-то будешь собирать?

— В пузо, — сказал Юрка. — А ты?

Колька удивленно посмотрел на него, усмехнулся:

— Я в корзинку. А потом на вокзале продам. Стакан — три рубля.

— Покупают?

— Еще как… Придет эшелон — с руками оторвут. Я по три продаю, а Жорка по пятерке. И то берут.

Юрка вспомнил, бабка как-то жаловалась, что денег совсем нет. Надо в таком случае подработать. Придет Юрка с вокзала, отдаст бабке деньги. Обрадуется. «Спасибо, — скажет, — Юрушка…»

— Сколько ты стаканов за день собираешь? — спросил он.

— Семь, а то и все десять.

— А двадцать можно собрать?

— Попробуй, — растянул Колька в насмешливой улыбке толстые губы. — Двадцать… Да ты и пять-то не наберешь.

— Наберу, — сказал Гусь. Он нашел в сенях большую корзину, кружку.

— Давай собирать землянику до самого вечера? — предложил Юрка. — Пока видно.

— Ты через два часа взвоешь, — сказал Колька. — Ягоды собирать — это тебе не ракеты в небо пускать.

Они шагали по шпалам. По обе стороны насыпи притих разомлевший от жары лес. На толстых сосновых стволах блестела тягучая смола. На телеграфных проводах, опустив крылья, изнывали ласточки. В такую жару даже им лень было охотиться за мошкарой. Ноги прилипали к теплым, пропитанным мазутом шпалам. На носу у Кольки Звездочкина выступили капельки пота.

— Давай посидим? — предложил Колька.

— Некогда нам рассиживать, — сказал Гусь.

Колька спорить не стал, и они зашагали дальше. Висячий мост виднелся вдали. Он дрожал в сиреневом мареве, словно собирался расплавиться. Чем ближе к мосту — тем он кажется дальше. По мосту медленно проползали небольшие черные и зеленые жуки. Это машины.

Отдохнув в тени железных ферм, ребята поднялись на откос. Тут, сразу за мостом, росла земляника. Крупные красные ягоды с белыми зернышками ловко прятались под листья. Их сразу увидеть было не так-то просто. Мелькнет красная ягода, а нагнешься — нет ее. Спряталась под лист. Гусь сразу же совершил оплошность. Вместо того чтобы класть ягоды в кружку, он стал класть их в рот. Спелая земляника была на редкость вкусной. Юрка, наверное, с полчаса никак не мог остановиться. Ел и ел ягоды. И только когда Колька высыпал в корзинку первую кружку, спохватился и тоже стал собирать.

Солнце напекло затылок, Юрка почувствовал, что больше не может. Шея онемела, спину ломило, и в глазах мельтешили красные ягоды и зеленые листья. Он посмотрел на Звездочкина. Тот как ни в чем не бывало рвал землянику и даже бубнил себе под нос какую-то песню. Вот черт губастый! Неужели не устал? А тут еще в животе что-то стало бурчать, попискивать. Видно, перестарался Юрка. Многовато ягод съел.

Он заглянул в корзинку. Маловато! Только что дна не видать. У Кольки, наверное, в два-три раза больше. Ишь старается!

— Устал? — спросил Гусь.

Колька поглядел на него хитрым светлым глазом, ухмыльнулся.

— Кто устал? — уточнил он.

— Ты.

— Я могу до самого вечера собирать — и ничего… Не устану.

— Много набрал? — Юрка подошел к нему, заглянул в корзинку.

— Стаканов пять будет, — самодовольно сказал Колька.

— А у меня?

Колька небрежно тряхнул Юркину корзинку, снова ухмыльнулся:

— Двух не наскребешь.

— Ух, до чего у тебя нижняя губа толстущая, — сказал Гусь. — Как гриб.

Колька Звездочкин, против ожидания, не полез в бутылку. Он потрогал рукой свою губу и добродушно сказал:

— Так уж и гриб… Губа как губа.

— Гриб боровик, — сказал Юрка.

— Боровики самые лучшие грибы, — невозмутимо заметил Колька. — Я знаю, где они растут… Ну как, Гусь? — спросил он. — Домой пойдем или еще поработаем?

Юрке надоело собирать ягоды. И на деньги ему было наплевать. Но не хотелось Кольке уступать. Подумаешь, набрал на два стакана больше и нос задрал…

— Если устал — иди, — сказал Гусь. — А я еще пособираю.

— И мне лишняя десятка не помешает, — сказал Колька.

Юрка сделал открытие: зачем нужно кланяться каждой ягоде, когда можно встать на колени и собирать. А если лечь на землю, то еще лучше: ягоды перед глазами, и никакие листья их не загораживают. Юрка елозил на коленях, ползал на животе, но и в этот раз ягод собрал меньше Звездочкина, который «работал» по старинке.

Услышав паровозный гудок, Юрка сел на землю и стал слушать. Поезд шел со стороны Бологого. Над деревьями взмыло белое облако, второе, третье… Вынырнула черная паровозная труба. И вот лоснящаяся от масленого пота железная махина, пыхтя и отдуваясь, показалась в просвете между кустами и нырнула под висячий мост. Густой железный грохот продолжался до тех пор, пока не скрылся под мостом последний товарный вагон. Эшелон давно скрылся из глаз, а блестящие рельсы все еще продолжали гудеть. И еще слышался какой-то глухой звон. Непонятный, печальный. Юрка взглянул на мост. В кружевном лабиринте ферм запутался синеватый клочок паровозного дыма. Звон доносился откуда-то из глубины.

Пройдет под мостом поезд, исчезнет в сизой дали, а старый мост все еще помнит его, тихо звенит, словно жалуется на что-то…

Домой они пришли, когда солнце, красное, воспаленное, накололось на зубчатую кромку леса. На путях стоял санитарный поезд и дожидался встречного. Мимо вагонов уже шныряли с корзинками мальчишки и девчонки. Продавали землянику. Из окон пассажирских вагонов выглядывали раненые с забинтованными головами, руками. Они подзывали ребят и покупали ягоды. Те, кто мог передвигаться, прогуливались по перрону.