Светлая полночь - Кэтрин Стоун

Что угодно. Когда угодно. Они не хотят оказывать на нее давление.

Джулия не ощущала никакого давления. Она была там, где хотела быть. Днем рисовала за кухонным столом под снежинкой, ночью в сновидениях совершала путешествия к Джейсу. В окруженную лесом крепость, где его держали.

Джулия наблюдала за тем, как он лечил раненых солдат. Многие из них были совсем мальчишками. Она предлагала свою помощь, но Джейс говорил ей «нет». Будет гораздо безопаснее, говорил он, если она останется невидимой.

Но если она станет парить над головой, будучи видимой только ему, он будет рад поговорить с ней.

«Я не чувствую себя вполне счастливым, — признавался он с едва заметной улыбкой. — Мне не нравится, что меня держат здесь против моей воли. Но я не просто пленник, Джулия. Эти дети, эти мальчишки-солдаты — они тоже пленники».

Джулия рассказывала ему об Эмералд-Сити, потому что он хотел знать обо всем. О его замечательных дождях. О пышной, роскошной зелени.

Рассказывала ли она ему о страшной правде Логанвилла? Конечно же, нет. Как не рассказывала она этому мужчине, который готов был жениться без любви на беременной Алексис, и о его малышке-девочке. Джейсу и без того хватало страданий в его заточении.

Джулия была в своих снах чрезвычайно осторожна, чтобы не проговориться о девочке… хотя именно Джейс дал ей имя.

Однажды в начале апреля Джулия явилась во сне к Джейсу, видимая ему одному, и он заговорил тихо, так, что могли слышать только она и Софи — маленькая девочка, которая в самолете ворвалась, пританцовывая и смеясь, в салон первого класса.

Действительно ли она Софи? Или Джозефина? Нет, ответил себе Джейс. Если бы она была Джозефина, то уменьшительное имя было бы Джози, а не Софи.

«Джози, — прошептал он. — Какое симпатичное имя».

— У нас вся семья носит имена, начинающиеся с одной согласной, — сказала Джулия утром своей еще не родившейся дочери. — Джози, Джулия и Джейс. Наша семья состоит из трех человек, моя драгоценная, как семьи колибри, которые вылетают на свободу.

В мае Алексис Аллен получила «Эмми» за исполнение главной женской роли в дневном сериале. Ее речь при вручении была страстной и захватывающей, но в ней она даже мимоходом не упомянула героя-заложника Джейса Коултона. Такие вопиющие оплошности случались, разумеется, и с другими актерами. Забывчивость под влиянием хаоса нахлынувших чувств. Том однажды забыл упомянуть Николь — разве такого не было? Или Дастин?

К подобным упущениям относились с пониманием и тут же экспансивно их исправляли. Если бы кто-то напомнил ей о Джейсе, Алексис наверняка ахнула бы и разразилась надрывными восклицаниями.

Однако никаких напоминаний и вопросов не последовало. Средства массовой информации тоже забыли о докторе Джейсе Коултоне. О нем не было никаких репортажей или хотя бы упоминаний в течение нескольких месяцев. Ничего нового. Никаких новостей.

Никаких новостей. Кроме того, что Джейс жив, здоров и продолжает работать. Гарек звонил Джулии по крайней мере раз в неделю, чтобы подтвердить эту успокаивающую истину.

Двадцать восьмого июня, задолго до того как Гарек позвонил ей, чтобы сообщить, что произошли изменения, Джулия узнала об этом во сне.

Сон начался с ощущения счастья и удивления. Джейс спал, а она никогда раньше не заставала его спящим. Но она была рада этому обстоятельству. Он так много работал. И очень устал.

К тому же его сон внушал некоторые надежды. Если Джейс спит, а не работает, то, возможно, война прекратилась, наступило перемирие и идут переговоры, что может сулить скорое освобождение Джейса. Ибо в отличие от Алексис и прессы правительство Соединенных Штатов не забыло о своем попавшем в плен герое.

Надежды Джулии развеялись, едва Джейс пробудился. Она не видела, как они пришли, и не успела предупредить Джейса об угрозе нападения. Они его связали, стали бить, и он сделался беспомощным и потерял способность видеть. Но они все равно продолжали его бить.

«Прекратите! — крикнула Джулия. — Пожалуйста, прекратите!»

Но она была невидима для всех, кроме него. Ее крики и мольбы никто не слышал, кроме него.

Он поднял свои незрячие глаза к тому месту, где она проплывала, улыбнулся и заговорил: «Со мной все в порядке, Джулия. Это недоразумение. Мелочь. Это не имеет никакого значения. Важно, чтобы ты, Джулия, оставалась спокойной и счастливой ради нашей Джози».

«Но ведь ты не знаешь о нашей Джози! Ты не можешь знать, Джейс! Не должен».

И что ответил Джейс? Он не ответил, потому что Джулия проснулась, охваченная страхом… но затем успокоилась, как велел ей он. Джулия стала успокаивать себя.

Ведь это был лишь сон. Ее сон.

Реальным был внутренний конфликт, который она до настоящего времени игнорировала. Хотя подсознательно об этом никогда не забывала.

Итак, рассмотрим.

Реальной опасностью для Джейса может стать то, что он узнает о своем ребенке. Джулия должна скрыть от него эту истину, чтобы он не чувствовал себя обязанным жениться без любви сразу же, как только его освободят.

Однако, задавала Джулия себе вопрос, имеет ли она право скрывать от него радость от Джози, которой он дал имя и которую будет любить? Имеет ли она право лишать Джози его любви?

Подобная подсознательная работа происходила у Джулии во сне. И она обещала себе в темноте, что обдумает все это при свете дня.

Она постарается четко разобраться, что реально, а что — нет.

Ее решимость ослабела, когда Гарек позвонил ей и сказал то, что она уже знала. Джейса снова похитили. И куда увезли? Этого Гарек не знал. ЦРУ тоже не знало. Пока что.

— Но его вывезли из того района?

— Думаю, что да. Хотя это всего лишь предположение.

Гарек не стал рассуждать на тему о том, что все это могло значить. Да это было и не нужно, поскольку оба понимали, что произошло. Кончилось время, когда Джейс ухаживал за ранеными и с ним хорошо обращались.

Никто точно не знал, в каком из лагерей террористов находится сейчас Джейс Коултон. Кроме Джулии. Правда, точно она тоже не знала. Но она знала, что там, куда его увезли, было ужасно жарко. Там был песок и зной. Не было сосен, не было аромата Рождества и даже никакого намека на снег.

Джейс был все время связан и находился в палатке, которая служила ему камерой. У него были завязаны глаза. Всегда. Его били, морили голодом, не давали воды, хотя его губы потрескались от жажды и кровоточили.

Джейс не хотел, чтобы она его навещала. Он даже притворялся, что не догадывается о ее присутствии, когда она парила рядом, делал вид, что не слышит ее, хотя она говорила ему слова любви и нежности.

Колибри улетели, как Долорес Уилсон и предупреждала, в конце июля. Джулии представилось, что Уинни машет своей искалеченной ручонкой улетающим птицам, как она махала своим оленям, ангелам, рождественской елке, и ею овладела такая грусть, словно от нее улетела сама Уинни.