Артиллерист: Назад в СССР - Павел Ларин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Три дня не было видно майора и три дня Ольга Валерьевна с меня с живого не слазила. Между прочим, вовсе не в переносном смысле.
Я уже проклял все на свете, честно говоря. Не из-за самого процесса. Он, как раз был очень даже на высоком уровне. Олечка жгла, как в последний раз. Основную роль в моем прозрении, сыграло то, что наше с ней представление о том, как все происходило между нами, радикально отличалось. На третий день, одёргивая халат и поправляя нижнее белье, она задала очень странный вопрос. Сколько я хотел бы детей и как родные отнесутся к небольшой разнице между мной и моей избранницей. Потом последовал еще более странный текст. Она вдруг поинтересовалась, каково это, вырасти в семье настоящего героя? Хотел ответить, понятия не имею, потому что вообще хрен пойму, о чем речь, как вдруг Ольгу Валерьевну сильно начал волновать вопрос, сколько комнат в нашей квартире. И не разумнее ли будет разменять ее на две отдельных. Потом снова вспомнилась «небольшая» разница в возрасте и дедушка-герой
— Небольшая? — Переспросил я, чувствуя, что снова начинает кружиться голова. Как в тот день, когда поднялась температура. Только в этот раз болезнь точно ни при чем. — Небольшая, это когда пять лет. Ну, ладно, семь. А у нас с Вами — семнадцать. Думаю, тут не только о родителях думать надо. И это ещё, прошу заметить, мы не берем в расчёт майора Сергеева.
— А что майор Сергеев? — Совершенно беззаботно спросила Ольга Валерьевна.
— Как что? Он Вас типа того… типа любит. Если что-то узнает, разница в возрасте совершено никого не будет волновать, потому что он меня просто грохнет. И знаете, у человека, имеющего доступ к различным лекарствам, эта возможность весьма даже реальная.
— Ой, да хватит тебе! Мы ему сами все скажем. Переживёт. — Олечка небрежно махнула рукой, поправила волосы и вышла из кабинета, где теоретически мы должны были ставить укол, а в реальности делали совершенно другое.
Вот тут я точно понял, это мандец. Во-первых, как и большинство женщин, мое желание заняться сексом и желание Соколова удовлетворить физические потребности своего юного тела, Ольга Валерьевна приняла за большую и чистую любовь. Я, конечно, знаю, женщины склонны додумывать себе различные подробности в личных отношениях, но здесь Олечка не додумала. Здесь она вообще все сочинила. Да и потом, я, конечно, не знаток женских сердец, может. Они меня просто как-то никогда не волновали. Обычно интерес имелся совершенно к другим органам. Но вот что-то мне подсказывало в этот момент, страсть у Олечки возникла вовсе не к огромной харизме Соколова. Эта особа имеет вполне конкретные цели. И что-то они мне не сильно понравились, если честно. А уж тем более, совершенно не хотел я ни в чем признаваться майору.
В общем, стало понятно, ситуация выходит из-под контроля. Особо порадовала Олечкина уверенность, будто нам надо кому-то что-то рассказать. Тем более, когда этот кто-то — начмед, которому я тут стишки сижу кропаю. Он в этой ситуации выглядит идиотом. А я, вроде как, тоже не очень хорошо. Одно дело, перепихнулись для удовольствия, совсем другое, когда я «перепихнулся», а Олечка комнаты с нашей с Соколовым квартиры считает. Потом еще в красках представил, куда конкретно майор Сергеев мне мои же стишки засунет и сколько раз провернет. Стало понятно, надо разруливать ситуацию. Пока эта ситуация не разрулилась в плохую сторону без моего на то согласия.
Причем, отпускать меня из санчасти майор не собирается. У него, блин, любовь. И ведь не скажешь, что предмет любви немного не соответствует мечтам начмеда.
Посидел я, подумал, и понял, нужна помощь. Только помощь старших, так сказать, товарищей. Тех, кому майор Сергеев не сможет отказать.
Не иначе, как почуяв мою беду, снова нарисовался Исаев. Очень, кстати, вовремя. Пришел проведать. Как обычно, постучал в окно.
— Исаев! Сука! Как я рад! В смысле, не ты сука. Ты — мой боевой товарищ. Это — для связки слов.
А я действительно был рад. Потому что самому мне из санчасти не смыться.
— Олег, важное задание. Очень важное. Я как можно быстрее, должен вернуться в казарму.
— Так. И в чем проблема? Как себя чувствуешь? Болезнь прошла? — Исаев искренне не понимал, что не так.
— Блин…Не спрашивай. Просто нужно, чтоб ты сделал следующее. Найди замполита. Спроси, нужна ли помощь… Не знаю, с чем угодно. Ты рисовать умеешь?
— Ну, так. Немного. В школе пятерки были по изо. Хвалили, вроде бы.
— Вот и чудно. Скажи, что очень хочешь помочь…не знаю, с оформлением Ленинской комнаты, например. И заодно расскажи, мол, у тебя есть товарищ, который очень хорошо, прекрасно, просто замечательно пишет стихи. Поэмы. Романы. Что угодно. Скажи, мол, было бы здорово нахерачить что-то подобное. Для части. Для замполита лично. Для всей армии в целом. Лермонтов просто отдыхает, а Пушкин нервно курит в сторонке. Понял? Тем более, новый год на носу. Что-то по-любому надо. Понял? И еще… Скажи, мол шикарно рисует товарищ… Вообще все рисует. Понял?
— Понял. — Исаев несколько раз кивнул, а потом спросил, — Товарищ только не понял, какой. Про кого речь? Нет у меня, вроде, таких.
— Мляяяя… Исаев. Я!
— Ааааа… Ты рисуешь?
— Слушай, я сейчас готов на все, лишь бы свалить отсюда. Рисовать, петь, танцевать. Быть новогодней елкой. Согласен на физо три раза в день. Давай. Прям сегодня сделай. Чем раньше, тем лучше.
Исаев исчез из поля зрения, а я с облегчением выдохнул. Если блаженный Олег не затупит, то есть шанс уйти отсюда живым, на своих двоих, целых ногах. И без претендентов на жилплощадь Соколова. Что ж я, крыса какая-то, чужие метры раздавать всяких ушлым дамочкам. И дед герой ей, посмотри, покоя не дает. Эх… Узнать бы, что там у нас за дед? Но к Олечке не пойду. Ну, ее к черту.
Исаев не подвёл. Буквально на следующий день рядом со мной обозначился начмед. Вид у него был грустный и печальный.
— Соколов, собирайся. В батарею возвращаешься. Тебя назад требуют. Замполит. Сука… Главное, откуда нарыл-то про твои таланты. И я, как назло, видишь, занят был…
