За темнотой моих век - Евгений Сергеевич Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты ничего обо мне не знаешь, парень! — Макс Майер воткнул в мою грудь свой палец, а на лице его тем временем разразилась мрачная буря.
— Рассказывай! — Я отшвырнул его руку, оскалившись на вспыхнувший передо мной шторм. — Скольких мужей ты убил в Афганистане?! Скольких детей и матерей лишил крова и заботы?!
— Ты закрыл бы свой рот, пока не поздно! — Красное его лицо в тот миг олицетворяло для меня озверевшего дикостью домашнего быка, готового растерзать тореадора в клочья.
— Ничего подобного! Пока я дышу, я буду добиваться от тебя истины! — Прокричал ему в лицо мой голос, неистово исторгающий короткую доктрину полыхающих аксиом и тем самым привлекший внимание всех присутствующих, чья гудящая атмосфера, с почти сотней людей в зале, умолкла, и я, без понятия почему, обратился ко всем. — Нуу! Скажите мне, на кой черт Польше покупать поддельное оружие у китайцев за такие бешеные деньги, когда их бесплатно оснащает военный альянс Европы?! — Молчание массы не прервалось после моей натуги в голосе, они лишь продолжали хлопать глазами то на Майера, то на меня, а я, взяв столик немца за край, резко перевернул его, выпуская пары негодования, так долго копившиеся во мне. — Ааа?! Что вы заглохли-то?! Испугались этого очередного погрязшего в чужой крови вояку?! А чего бояться, когда он и сам смертен, как и все его жертвы?! — Говорил я громко тогда, голосом оратора обращаясь к сочувствующей мне своре, а Майер, заряжаясь злобой, все ещё стоял у меня за спиной.
Затем, закончив нападки на его личность, я ловко развернулся и со всей мощи ударил немца в лицо, на что он горячо простонал от плотного попадания в челюсть и в ответ снес мою персону выпадом всего своего тела в район моего живота, тем самым, с гвалтом в воскресшей во звуке толпе, уложив меня на пол. В тот вечер преимущество наседания сверху оказалось для него выигрышным, и, нанеся пару увечий своим кулаком на поверхность моего лица, он слез победителем.
Но это был не конец противостояния, и поднявшие меня на ноги Кот и Леха, каким-то образом оказавшиеся рядом, сразу же ахнули от моей неугомонности, когда я повторил трюк Майера с ним же самим. Я повалил его уже из последних сил, и из-за этого, не успев нанести и трех ударов по лицу соперника, был свергнут. Теперь, вновь пребывая в невыгодном положении снизу, я снова получал по лицу, отвечая Майеру взаимностью, но более слабой, неотягченной. От этого зрители, увидев неизбежность исхода, единогласно скомандовали, и нас растащили двое громил, одним из которых фигурировал Юра. Он то и удерживал меня, сжав плотно руками, пока я стонал от гнева, как дикий загнанный зверь. Звуки эти нельзя описать словами и невозможно передать на холсте, они должны лишь быть услышаны воочию для полного понимания моего состояния незыблемой ярости..
Разбитый нос и окровавленные губы спустя пару минут, когда я уже более-менее пришёл в себя, продлевали напоминание мне о случившемся бое, но слова Майера, обращенные к толпе, не позволяли проанализировать свое поведение, так как насыщенные события еще продолжались.
— Что вы хотите знать?! — Майер, хрипя от злобы и пересохшего после драки горла, возопил на всех языках, которые знал. — Я к вам обращаюсь, Бородинские! Что вы хотите знать помимо суммы в чеке за ваши услуги?! — Тишина возымела свое право на существование после недолгих возгласов маргинального скопища, ранее реагировавшего на бой подстрекательским гулом. — Вот именно! Ничего! Заберете свои деньги, а остальное вас и не должно касаться! А ты?! — Лицо Майера, окровавленное и зубоскальное, обернулось ко мне. — Определись уже, святоша ты или преступник, подобный всем нам?!
— А у преступника не может быть моральных принципов? — Лена, стоявшая позади Кота, вынырнула из-за его спины и пластично, как кошка, вывернулась от внезапной хватки племянника. — Подожди, Максим, здесь человек явно хочет, чтобы ему брызнули горькой правдой в глаза.
— Деньги — вот ваша правда.. — Уже не крича, но все же враждебно прошипел Майер. — И поверьте, если бы вы знали всю горечь реалий, то вас бы здесь не было..
— Так может, ты ошибаешься? — Лена подошла к нему совсем близко, встав от него на расстояние вытянутой руки. — Вдруг мы более благородны, чем кажемся со стороны?
— Отпусти его.. — Майер скомандовал Юре выпустить меня из крепких объятий, а сам так и не отвел хрустальный взгляд от нежной Лены, чей бархатистый голосок успокаивал его, да и всех, лишь своим монотонным контральто. — Хорошо! Да будет так… Ник прав, мы сами выдумали, что Польша имеет право владеть этим грузом..
— Майор! — Послышались возгласы неодобрения масс на вскрытие истины, и гам вновь возродился; нам слышались укоры в сторону немца, виделись мины, угрюмо сожалеющие, что он принял такое решение.
— Заткнулись все! — Командирские уста уткнули всех приказным кличем, и уже в воссозданной им тишине Майер спокойно объяснился перед нами, вскрывая кровоточащую правду, будто гнойную ранку ножом.
О том, что Джек Богов чуть не погиб при встрече с Виктором Марсовым, о том, какая сила стоит за этим миллиардером, о том, как им поставили условия доставить груз, о том, что сам груз вскоре должен сыграть немаловажную роль для глобалистов, тайно восседающих так высоко, что мы не то чтобы не способны осознать всю их нескончаемую распростертость господства, но даже не можем разглядеть полы их ног, скрытых за облаками проблем, как собственного происхождения, так и тёмными тучами бед, зачатыми мировым беспорядком..
— Постой, Майер, — Кот, потрясенный, как и все мы, услышанной информацией, огласил конкретный предмет интереса. — А как это вооружение поможет развязать войну в Восточной Европе?
— Как началась Вторая мировая война, знаешь? — Послышался ответный вопрос из толпы, когда уставший Майер, от ужасающей правды поник, опустив глаза в пол.
— Немцы, переодетые в польскую форму, захватили собственную радиостанцию в Глайвице, тем самым дав самим себе повод для вторжения.. — Проговорил Кот, постепенно от слова к слову скатываясь вниз на октаву, пока голос его совсем не пропал, и он, от понимания ответа на собственный вопрос, словно к полу прибитый спекшимся воздухом, замер, открыв рот на побледневшем лице.
— Провокация значит, но какой же масштаб должен быть при таком количестве оружия и амуниции? — Теперь мои губы, пересохшие, взбитые, распахнулись от умопомрачительного вопрошания..
Лица наших людей были наполнены отчаянием, а на гладкой коже под уголком глаз Лены я вообще увидел бегущую вниз слезинку. Такая мертвецкая
