Аромат рая - Дженнифер Блейк

Белые, посыпанные ракушечником дорожки парка Воксхолла, а также ложу освещали пылающие факелы, дым которых отгонял москитов от важных гостей. Факельный дым проникал сквозь листву апельсиновых деревьев, и его едкий и острый запах смешивался с ароматами благоухающих цветов чудесной ночи. Приятный легкий ветерок тянул с озера, поигрывая подолами их нарядных платьев и шевеля их локоны. Этот же ветерок принес вкусные запахи приготовляемой где-то пищи, а также запахи свежих кондитерских изделий-пралине, горячих рисовых пирожных, которые предлагали купить цветные женщины в белых передниках с плоскими корзинами. Бойкие молодые девушки торговали розовыми и пурпурными розами, кремово-белыми гардениями, чудесное благоухание которых было разлито в воздухе вместе с ароматом цветущей вокруг жимолости и других кустарников.

Гости Мазэнов прогуливались по саду, наслаждаясь вечерней прохладой, в приятном ожидании обеда и начала представления. Вечернее платье Элен было сшито из синего муслина и специально таким образом, чтобы длинные ленты ниспадали от банта, завязанного под грудью. Теперь ленты разлетались от вечернего ветерка вокруг нее в разные стороны, и ей во время прогулки пришлось придерживать их руками.

Элен не одна была одета в новый роскошный наряд. Мадам Туссар тоже надела обнову бледно-лиловое шелковое платье, на которое сверху набросила черный шелк-сарсенет, а в руках держала сумочку из этого же материала. Флора Мазэн в своем, бледно-желтом платье выглядела более элегантной. Однако желтый цвет не очень шел к ее желтоватому лицу, а кружевные оборки, пришитые вокруг ворота и по линии колен, чтобы больше скрыть худобу, делали ее в этом наряде похожей на кукурузу.

Молоденькая девица Мазэн ходила рядом с Дюраном. От возбуждения на ее щеках выступили красные пятна, а кончики пальцев побелели от напряжения – так крепко вцепилась она в руку Дюрана. Мимо них прошла продавщица апельсинов, и Флора впилась взглядом в содержимое корзины.

– Мне можно взять один, месье Дюран? – спросила она требовательным тоном.

Вместо Дюрана покровительственно ответила мадам Туссар:

– Было бы совершенно неразумно, моя дорогая. Сок обязательно испачкает ваше платье.

– Мне это безразлично.

– Но шелк в Новом Орлеане нынче не дешев.

– Мне это безразлично, – настойчиво повторила Флора, сама испугавшись своей смелости. – Папа, мне можно съесть апельсин?

– Моя кошечка должна получить все, что пожелает, – ответил Мазэн. Он вытащил кошелек и поманил продавщицу, негритянку лет тринадцати, предложив всем тоже купить по апельсину, но гости отказались.

Флора почувствовала себя неловко оттого, что пришлось есть апельсин одной, и Элен, идя ей на выручку, попросила себе сладостей. Ее восхищение кремовой конфетой из молока, сахара и орехов показалось остальным настолько искренним, что мадам Туссар неожиданно проявила страстное желание попробовать такую же и послала Клода догонять продавщицу.

Дюран, скрывая раздражение, безропотно достал карманный нож, чтобы снять кожуру с апельсина Флоры, потом носовой платок, чтобы вытереть свои и ее руки от сока. Месье Мазэн наблюдал за ними любящим взглядом, хотя сам отказался от кусочка апельсина и от конфет, которыми увлеклись остальные. Кислота и сахар испортят ему желудок, объяснил он, подозрительно поглаживая свой живот и ожидая обед.

Вскоре пригласили к столу. Все расселись вокруг стола в ложе, удачно расположенной как раз в середине, напротив слегка приподнятой над землей открытой сцены. Еда оказалась на удивление аппетитной и вкусной, хотя и без выдумки курица в винном соусе, поданная с разнообразными овощами, приправленными медом, и с поджаренным хлебом. Масло на столе расползлось от жары, вино было посредственным, но вот десерт, который за этим последовал, был отменным – крем с жженым сахаром, посыпанный сверху свежей ежевикой.

Представление было под стать обеду и состояло из отдельных номеров – хороших и не очень. Два комика, начавшие вечер, были по-настоящему шумно-веселыми, а акробаты, выступавшие за ними, – великолепными и поразительно ловкими. Скетч-фарс показался многим весьма дерзким и включал откровенные сценки в спальне, куда вели четыре двери, через которые сновали трое мужчин, две женщины и служанка. Спектаклю недоставало вкуса, и поэтому появление актеров труппы Морвена вызвало гораздо больший интерес зрителей.

Однако никто не хлопал в ладоши так восторженно, как женщина в ложе, располагавшейся слева от ложи Мазэнов. Дама лет сорока, с копной шелковистых кудряшек на голове, не тронутых сединой, была одета в шелковое вечернее фиолетово-розоватое платье цвета пармской фиалки с вызывающе низким вырезом корсажа, в котором красовалось восхитительное бриллиантовое ожерелье. Его дополняли серьги и браслеты с ярким, переливающимся блеском. Наибольшее великолепие ее убранству придавал огромный аметист, обрамленный бриллиантами и свисавший с ленточки как раз в середине лба. Заметив ее жадный взгляд, брошенный на Морвена, который поклонился ей особо, Элен догадалась, что это и была патронесса, о которой ей говорила Эрмина. Но все мысли улетучились, как только Морвен вышел на сцену и начал свой первый монолог.

В отличие от предыдущих легкомысленных представлений, Морвен для их премьеры в Новом Орлеане избрал трагедию. Он поставил ее по пьесе собственного сочинения о дворянине, который любит сразу двух женщин. Одна – молодая и чувственная, а другая – более зрелая, интеллигентная, которая близка ему духовно. Неспособный сам решить, кто из двоих женщин ближе, дворянин заставляет их обеих решить, кому он должен принадлежать. В результате каждая из них должна проявить свою сущность. Итогом становится трагедия женщины с более высоким интеллектуальным развитием. Она решает, что мужчина недостоин ее любви из-за недостатка духовной силы, и поэтому выходит из этого ужасного соревнования с помощью кинжала. Она пронзает им свое сердце, поскольку не может перестать любить человека, которого больше не уважает. Дворянин, поняв, что он стал причиной гибели женщины, которую любил по-настоящему, убивает себя тем же кинжалом.

В роли дворянина, раздираемого любовью и угрызениями совести, Морвен был великолепен. Эрмина, безупречно сыгравшая роль интеллигентной женщины, показала, что у ее героини тонкий и острый ум, что она способна и на остроты, и на сочувствие, и на глубокие чувства, и на большую любовь, в то же время предъявляя высокие требования к человеку, которого любит. Роль Жози имела гораздо меньшее значение в спектакле, и сыграла она ее схематично, однако показала, что может быть беспечной и чувственной.