Трясина - Надежда Евгеньевна Фещенко

мог поверить счастью, что Янка жива, и ему нужно было постоянно касаться её руки, чтобы каждую секунду убеждаться, что это правда. Он и сам не знал, просто хотелось идти за руку.

Никита тем временем рассказывал, как на него напала Саввиха в обличье дикой лесной кошки, как всеми силами пыталась его задержать и не дать пройти к озеру. Вся эта разодранная одежда, израненная щека и даже нога – её когтей дело.

– Мы с ней дерёмся, дерёмся, – говорил Никита, – ни я её одолеть не могу, ни она меня. Чуть что – она отпрыгивает – и снова нападает. А я постепенно отхожу и отхожу в сторону озера. А потом чертяки всякие ей на помощь бросились. Мутозят меня, но и я не промах – отвечаю и своё дело помню: всё ближе и ближе к озеру подступаю. Но чертяки вдруг переругиваться с кошкой-оборотнем стали. Кричат ей: «Это всё из-за тебя! Это ты привела того, кто договор подписывать не хочет! Ни грибов тебе больше, ни ягод! А лечить будешь – только калечить, мы тебе станем подкидывать не те травы! И Яшку подселим к тебе – пусть два домовых передерутся, не будет тебе покоя ни днём, ни ночью!» Саввиха шипела на них, отфыркивалась. А я вот всё-таки сумел прорваться. И кажется, вовремя.

– Очень вовремя! – подтвердил Тоха.

Скоро Тоха, Янка и Никита добрались до подземного хода, по пути рассказав Яне о том, что с ней случилось. Яна всё больше оживлялась, начинала шутить и улыбаться. Когда зашли в темноту под землёй, все враз замолчали.

– Никита, – попросил Тоха и слегка толкнул друга, пытаясь разрядить обстановку, – научи меня быть таким же сильным!

– Что так вдруг? – рассмеялся Никита.

– Там, у озера, я бы столько раз всем надавал! – Тоха сделал несколько выпадов, нанося удары по невидимому врагу. – Я бы и связать себя не позволил! И вообще… Короче, пригодится. Я точно знаю! И приёмчики всякие покажи.

– Ладно, – согласился Никита. – Научу тебя приёмчикам. Только после моей свадьбы, договорились? Я решил в селе навсегда остаться, даже невесту себе присмотрел в соседней деревне. Красавица! Вчера она согласие дала, – похвастался он.

– Поздравляю! – обрадовался Тоха. – А я ни разу на свадьбе не был.

– Мы там шуточные бои устроим. Вот, кстати, и посмотришь. А может, даже и поучаствуешь. Научим тебя и подтягиваться, и сальто делать на перекладине. Короче, к службе в армии будешь готов! И тебя, Яна, приглашаю: весело будет!

– Непременно приду, – ответила Яна и крепче сжала Тохину ладонь.

Они шли в темноте. Каждый задумался о своём. Тоха представлял, как он научится даже по столбу лазить, и на следующих проводах зимы возьмёт главный приз. А Янка будет на него смотреть и гордиться им!

– Ну вот и всё, – сказал Никита, увидев выход внутри овина.

– Слушай, а может, завалим этот ход, и дело с концом? – предложил Тоха. – Чтоб и не вспоминать никогда о том, что было.

– Нет, – подумав, ответил Никита. – Мало ли что в жизни может случиться. Пригодится ещё!

Они выбрались на поверхность и вышли из овина. Солнце светило ярче яркого. Тохе хотелось обнять весь мир и завалиться спать.

– Яна, ты зайди сначала к нам домой, – предложил он. – Приведёшь себя в порядок, прежде чем к родителям идти. И мне маму проверить надо. – Яна кивнула. – Пока! – попрощался Тоха с Никитой, они крепко пожали друг другу руки. – Спасибо!

– Ну, будь! – ответил Никита. – И маме твоей – здоровья!

Тоха помахал рукой, и они с Яной пошли к калитке.

Перед дверью в избу Тоха на секунду замер, прислушиваясь. Внутри было тихо. Он потянул ручку на себя, дверь скрипнула. Тоха заглянул внутрь.

В комнате он увидел спящую мать. Она дышала ровно и едва заметно улыбалась во сне.

А рядом, перед иконами, стоял на коленях отец Николай и молился. Скрипнула половица под Тохиной ногой. Отец Николай оглянулся, хотел было вскочить, но Тоха вдруг увидел, как он заваливается на бок и падает на пол.

Тоха подскочил, приподнял ему голову.

– Отец Николай! Отец Николай! Пожалуйста, очнитесь! – Тоха брызнул ему в лицо водой из стакана, который стоял на тумбочке матери.

Отец Николай открыл глаза.

– Извини, напугал я тебя, парень.

– Всё хорошо?

– Да, просто всю ночь не спал, молился, чтобы у тебя всё закончилось благополучно. Вот и… – смущённо проговорил отец Николай и тут увидел Яну, робко стоявшую у порога.

– Вашими молитвами, отец Николай! – торжествующе сказал Тоха, и всё сразу стало понятно.

– Слава Богу! – Отец Николай перекрестился и низко поклонился, обернувшись к иконам. – Слава Богу!

Тоха позвал Яну на кухню. А сам поставил чайник, чтоб можно было умыться тёплой водой, нашёл расчёску и выдал Яне подходящее мамино платье. Тоха вышел, а Яна принялась приводить себя в порядок.

– Как мама? – спросил Тоха отца Николая.

– Спала всю ночь, – ответил отец Николай. – С двенадцати до двух ей, видимо, кошмары снились, она всё ворочалась, вскрикивала, потом успокоилась.

Тоха подошёл к маминой постели. Может быть, она почувствовала это – и открыла глаза. Улыбнулась.

– Мама! – тихо сказал Тоха и взял мамину слабую руку в свою. – Прости меня, мама!

Мать легонько сжала руку сына.

– Я была неправа, сынок. Ты – единственное, что у меня есть, – прошептала она. – А я всё с другими тебя сравнивала… Теперь, видишь, всё понятно стало, перед лицом смерти-то.

– Мама, ты не умрёшь! – твёрдо сказал Тоха. – Отец Николай сказал, что, пока человек жив, всё возможно! Надежда всегда остаётся.

Мама улыбнулась.

– Хочу есть, – сказала она.

Как обрадовались этим словам Тоха и отец Николай! У обоих как будто второе дыхание открылось. Отец Николай достал из холодильника куриный бульон, разогрел, а Тоха помог маме поесть. Она даже попросила малюсенький кусочек мяса!

– Я домой, – сказал наконец отец Николай. – Мои уже, наверное, заждались меня.

– Подождите секундочку, – удержал его Тоха. – Мы с Яной с вами выйдем. Провожу её.

– Хорошая мысль, – одобрил отец Николай.

Тоха чмокнул маму в щёку – «Я сейчас!» – и они втроём вышли.

Солнце заливало улицу. Трава блестела от росы, яркие краски летнего утра доходили до самого сердца. Тоха вдруг увидел себя со стороны – то ли из космоса, то ли из своих будущих лет. Он почувствовал, что запомнит это мгновение навсегда – себя, шагающего с большущей книгой под мышкой, как он растворился в этом ликующем утре, ярком, блестящем, поющем десятками птичьих голосов, цветущем самыми сладкими для взгляда цветами. Вот он машет рукой отцу Николаю, а тот хлопает себя руками по бокам, ставит чемоданчик на землю, раскрывает его, достаёт листок.

– Антон,