Эль Дьябло - Георгий Зотов

Он присел на корточки рядом с трупом Алехандро, повернул к себе лицо мертвеца.

Остекленевшие глаза смотрели в потолок. В зрачках не было страха – лишь покорность.

– Удивительно, – произнёс Михаил, выпрямившись.

– Разве? – фыркнул демон.

– Они буквально из кожи вон вылезли, чтобы услужить тебе. Пролили кровь многих девушек. Молились на тебя, как на Иисуса Христа. И что получили взамен?

– Иисус Христос – это кто? – с любопытством осведомился Супай.

– Да не важно, – пожал плечами Михаил, чувствуя, что понадобятся чересчур подробные и, главное, длительные объяснения, выдавать которые он сейчас не очень-то готов.

– Ладно, – легко согласился Тень. – Так вот, касаемо твоего вопроса, человек. Вообще-то, это было всегда. Люди, обратившиеся к богам и нерождённым Уку Пача, не получали ничего, кроме смерти. Во-первых, мы не любим, когда нас беспокоят по мелочам, даже путём кровавых жертв… А дела вашего мира для нас – самые настоящие мелочи. Во-вторых, мы милостиво принимаем подношения, просто чтобы не убивать людей наверху: в их же интересах всегда держать богов подземного мира сытыми. С чего ты взял, что мы хоть единожды выполняли желания тех, кто совершал для нас «обряд крови»?

Мигель почувствовал сильное головокружение.

– Как тебя понимать? – устало спросил он. – А Инка Атауальпа? Инка Манка? Франсиско Писарро? Диего де Альмагро? Эти люди совершили кровавые жертвоприношения нерождённым и богам Уку Пача по правилам, получив взамен власть, пусть и кратковременную… А после недолгого упоения ею они погибли. Я не ошибаюсь?

Супай поднялся во весь рост – он оказался выше, чем ожидал Мигель. Демон двинулся к нему, расшвыривая мешавшие трупы. Оказавшись рядом, Супай навис сверху, разинув клыкастую пасть, – как анаконда над жертвой. Михаил учуял смрад, исходящий изо рта монстра: мимо протянулись нити слюны – на вид вязкие, словно клейстер.

– Атауальпа? – переспросил демон. – Да, он побывал в Уку Пача. Человек, весь вопрос в следующем. Тот, кто приходит, – наш проводник в ваш мир. Мы надеваем его тело, как одежду, получаем его лицо и дальше делаем то, что нам заблагорассудится… Например, демоны обожают соревноваться друг с другом на Земле в новом обличье, это разновидность спортивных состязаний. Выбравшись из Уку Пача, мы убиваем родственников и друзей человека, осуществившего зов, – иначе они заметят изменения. Так, один из нерождённых захватил власть в теле Атауальпы, умертвив своего брата, аналогично и я поступил с братом Франсиско Писарро. Проблема в другом: могущество демона крайне непостоянно, со временем оно исчезает, и мы становимся совершенно обычными существами. Я примерил тело Писарро и в его образе уничтожил под Куско армию убийц-призраков Инки Манка, коим овладел другой нерождённый. Триумф длился недолго, я был изгнан из Куско Диего Альмагро – конкистадором, также одержимым демоном Уку Пача. Вскоре я расправился с ним, отрубил Альмагро голову на центральной площади, но и мне оставалось мало – через три года меня прикончили свои же в результате заговора. Когда умирает оболочка, демон остаётся в живых – и в качестве духа отправляется назад, в Уку Пача. Мы можем даже сохранить внешность: последние четыреста лет я таскал личину Франсиско Писарро. К чему нам ваше бытие? Понимаешь, человек, в Уку Пача нет настоящей жизни, это же царство мёртвых. Только на Земле – интриги, власть, любовь, развлечения… А у нас что? Со скуки дохнем, хотя и так уже трупы. И вот представь, – он кивнул через плечо на тела Алехандро и Родриго, – для меня не имеет значения, какое там радужное будущее они себе вообразили и набор каких желаний я, по их мнению, обязан был выполнить взамен куколок. Хотя признаюсь – ребята меня заворожили… Сидя в подземелье, я представить не мог, что в нынешнем времени появится настолько необычная вещь, как синематограф.

Демон обернулся в сторону экрана.

– Это потрясающе, – прорычал он. – Самое лучшее изобретение за тысячи лет моего существования. Люди научились обращать свои фантазии в видимую форму, и результат превзошёл ожидания. До этого мой опыт включал посещение Земли и Уку Пача… А тут я способен отправиться в любой из сказочных миров. Я специально оставил в живых механика – сижу, смотрю пятую ленту подряд. Выбор необычайно богат. Хоть сейчас я могу побывать в царстве чудовищ с Франкенштейном, прогуляться с Чарли Чаплином, пообщаться вот с этой, – когтистый палец указал на экран, – чудесной женщиной. Как только я её увидел, в первые же секунды в моём сердце что-то треснуло. Не похоже на меня, правда? Поверь, сам удивляюсь. Мне захотелось… трудно даже словами описать. Прикоснуться к ней, ощутить её реальной. Не актрису, именно персонаж, созданный ею. Мы знакомы с Мэри Пикфорд меньше одного дня, но ощущение, что я знаю её всю жизнь. Я не желаю оставаться здесь, и мне незачем вызывать Мэри сюда, как мечтали двое ныне упокоившихся с миром юношей. Я сам приду к ней. И сейчас ты станешь этому свидетелем: я растворюсь в мире синематографа и останусь там. Столько, сколько смогу.

Супай приблизился к телу Алехандро.

Лицо монстра расплывалось. Коробилось, дрожало. Пальцы с когтями повисли как плети. Рога опали двумя безжизненными змеями. Нос с пятачком исказился, вдавившись в лицо, а острые зубы исчезли в губах. Бесформенная субстанция, только что бывшая Тенью, стала вливаться в рот мёртвому Алехандро, и труп на глазах Михаила начал оживать. В зрачках появился блеск, брови дрогнули, ноги зашевелились. Прошли считаные секунды – и Художник неуверенно сел на полу, слегка покачиваясь. Руками с двух сторон он одёрнул на себе кожу – так, как обычный человек приводит в порядок «морщивший» костюм, щёгольски достал из кармашка жилета зеркальце, полюбовался, чуть подтянул обе щеки. Поправил левое веко. Пожевал челюстями. Спустя минуту перед Михаилом стоял живой Алехандро де Кастильеро. Это был он, и в то же время не он. Словно пиджак в спешке натянули на манекен. Лицо мертвеца оскалилось, скособочась, – Супай попытался изобразить дружелюбную улыбку. «Вот так и сходят с ума, – мелькнуло в голове Михаила. – Впрочем, всё равно. Пришёл мой смертный час».

– Я не убью тебя, – сообщил демон. – Живи, человек, и рассказывай о нашем свидании сколько душе угодно, – тебе никто не поверит, разве что парочка сумасшедших. А мне пора. Пойду и воссоединюсь с ней… в чудесном мире счастья.

Он с лёгкостью, пружинисто вспрыгнул на помост перед экраном.

Супай протянул руку к белоснежной материи, и ткань окуталась мягким свечением. Михаил увидел, как Тень постепенно поменял цвет: и одежда, и лицо окрасились в серое, а точнее – чёрно-белое. Светящийся демон повернул к Мигелю лицо и улыбнулся уже по-человечески – довольно, во весь рот. Мартинес ожидал некоей возвышенной фразы, приличествующей случаю, но демон ничего не сказал. Он просто исчез внутри экрана: тело Супая засосало туда, словно в воронку. Мэри Пикфорд откинула голову, заразительно смеясь, из её рта внезапно вырвался наружу столб пламени. Экран, сжимаясь, исчез в огне, вспыхнули шторы. Спотыкаясь о трупы зрителей, Михаил побежал к выходу. У двери, ведущей к лестнице в рубку киномеханика, он на секунду задержался, остервенело дёргая ручку под призывы о помощи обезумевшего человека, но пламя подступало вплотную. Тихо шепнув «простите», Мигель выбрался в вестибюль. Слышался треск огня, тянуло запахом горелого мяса – вспыхнули многочисленные тела, сидящие в зале. Выйдя на улицу, он сел (точнее, бессильно свалился) на ступеньки, кашляя от дыма: лёгкие просто разрывались. За спиной полыхал Casa de Cine.

К нему склонился подбежавший полицейский – забрызганный кровью с головы до ног.

– Эль капитано… все наши погибли… мы остались одни. Вы нашли Художника?

– Нет, – покачал головой Михаил. – К сожалению, он ушёл…

– Далеко?

– Очень, – подтвердил Мигель и взглянул в лицо капрала глазами, полными безумия.

…В следующую секунду его охватил приступ неудержимого хриплого смеха.

Глава 7

Сердце

(Город Кошмаров, одинокий дом на тёмной аллее)

…Экран включается. Не совсем, а как бы постепенно, с нечётким изображением, таким операторы обычно показывают ночную съёмку. На сером фоне видно сидящего человека, привязанного к стулу, – руки заведены назад. Время от времени он сильно дёргается, но связали его на совесть. Камера фокусируется сзади, показывая крупным планом ссадины на запястьях: пленник долго и тщетно старался освободиться. Напротив него другой человек, развалившийся в вальяжной позе, с бокалом вина. По крайней мере кажется, что это вино. Они разговаривают друг с другом – в полной темноте. Зрители недоумевают, перешёптываются. Мужик с двадцатого ряда машет рукой, уходит в буфет за пивом. Собеседники говорят так тихо, что их не слышно. Зал не успевает возмутиться – на экране появляются субтитры.