Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова) - Лазарь Лагин

– Во-первых, Чутких не простой суконщик, а известный новатор всей текстильной промышленности, а Лунин – знаменитый машинист. А во-вторых, даже самый обыкновенный трудящийся у нас пользуется большим почётом, чем самый заядлый царь. Не веришь? На, прочитай в газете.

Волька протянул Хоттабычу газету, и тот удостоверился собственными глазами, что над десятком фотографий слесарей, агрономов, лётчиков, колхозников, ткачей, учителей и плотников большими буквами было напечатано: «Знатные люди нашей Родины».

– Никогда не поверил бы твоим словам, – произнёс тогда со вздохом Хоттабыч, – никогда не поверил бы, если бы не нашёл подтверждения им на страницах столь уважаемой мною газеты. Умоляю тебя, о Волька, объясни мне: почему здесь, в твоей прекрасной стране, всё не так, как в других государствах?

– Вот это пожалуйста, хоть сейчас! – с готовностью ответил ему Волька и, удобно усевшись на берегу реки, долго и с гордостью объяснял Хоттабычу сущность советского строя.

Излагать содержание этой надолго затянувшейся беседы, пожалуй, не стоит, ибо нет сомнения, что любой из читателей нашей повести рассказал бы Хоттабычу на месте Вольки то же, что и он.

– Всё сказанное тобою столь же мудро, сколь и благородно. И всякому, кто честен и имеет справедливое сердце, после твоих слов есть над чем подумать, – чистосердечно промолвил Хоттабыч, когда закончился первый в его жизни урок политграмоты.

Подумав немножко, он горячо добавил:

– Тем более я объят желанием устроить и тебе и твоему другу поездку на «Ладоге»! И, поверь мне, я это сделаю.

– Только, пожалуйста, без буянства, – предусмотрительно подчеркнул Волька. – И без очковтирательства. То есть без обмана. Не вздумай, например, выдавать меня за отличника учёбы. У меня по трём предметам четвёрки.

– Твои пожелания для меня закон, – сказал в ответ Хоттабыч и низко поклонился.

Старик честно выполнил своё обещание. Он даже пальцем не тронул кого-нибудь из работников Центрального экскурсионного бюро.

Он просто устроил так, что, когда все три наших героя явились на борт «Ладоги», их очень хорошо встретили, предоставили им превосходную каюту и ни разу не поинтересовались, по какому, собственно говоря, праву они попали в состав экспедиции. Хоттабыч уж так устроил, что этот вопрос просто ни разу не возникал ни у кого из весёлых и дружных пассажиров «Ладоги».

Зато за двадцать минут до отплытия на пароход совершенно неожиданно для капитана были погружены сто пятьдесят ящиков апельсинов, столько же ящиков чудесного винограда, двести ящиков фиников и полторы тонны самых изысканных восточных сладостей.

На каждом ящике было написано: «Для всех участников экспедиции и всех членов неустрашимой команды „Ладоги“ от гражданина, пожелавшего остаться неизвестным».

Не нужно быть особенно проницательным, чтобы догадаться, что это были дары Хоттабыча, который не хотел, чтобы он и его друзья даром участвовали в путешествии на «Ладоге».

И действительно, спросите любого участника экспедиции на «Ладоге» – все до сих пор с большим удовольствием вспоминают о «гражданине, пожелавшем остаться неизвестным». Его дары пришлись всем по вкусу.

Вот теперь, когда читатели более или менее подробно ознакомились с обстоятельствами, при которых наши друзья очутились на «Ладоге», мы можем со спокойной совестью продолжать наше повествование.

LV. Глава, в которой сообщается об удивительной встрече, с которой началось путешествие на «Ладоге»

Так вот, если вы помните, дорогие читатели, в жаркий июльский полдень от Красной пристани Архангельского порта отвалил ледокольный пароход «Ладога», имея на своём борту большую группу экскурсантов. Среди них были и наши друзья – Хоттабыч, Волька и Женя. Хоттабыч сидел на прогулочной палубе, вёл степенную беседу с пожилым слесарем из Свердловска насчёт преимуществ текстильной обуви перед кожаной и напирал при этом на удобства, обеспечиваемые текстильной для лиц, страдающих застарелыми мозолями.

Волька с Женей, опершись на поручни верхней палубы, были счастливы, как могут быть счастливы только мальчики, которые впервые в жизни очутились на самом настоящем ледоколе, да ещё ко всему прочему отправятся на нём на целый месяц в путешествие, и не куда-нибудь, а в Арктику.

Обменявшись мнениями насчёт пароходов, теплоходов, ледоколов, буксиров, карбасов, шхун, траулеров, катеров и прочих видов плавучих средств, бороздивших просторы Северной Двины, ребята притихли, зачарованные красотой могучей северной русской реки.

– Здорово? – спросил Женя таким тоном, словно эта красота была делом его рук.

– Ага! – согласился немногословный Женя.

– Расскажешь, не поверят.

– Ага! – сказал Женя.

– А ещё я очень рад, – заявил Волька после новой и довольной паузы, – что мы… – он опасливо оглянулся – нет ли где поблизости Хоттабыча, и продолжал на всякий случай вполголоса, – что мы хоть на месяц увезли старика подальше от Варвары Степановны.

– Факт, – сказал Женя.

– Помощник капитана! – прошептал Волька, кивнув на проходившего мимо молодого моряка с рыжеватенькими бачками на веснушчатом лице. – Пассажирский помощник!

Они благоговейно посмотрели на человека, который так равнодушно нёс своё овеянное романтикой высокое звание. А тот, пренебрежительно скользнув взором по юным пассажирам, остановил его на матросе, задумчиво облокотившемся по соседству с ними на поручни:

– Скучаешь, Евстигнеев?

– Так ведь опять на целый месяц чёрт знает в какую даль.

Ребята удивились: человеку не хочется ехать в Арктику! Чудак какой!

– Настоящий моряк на берегу – в гостях, а в море – дома! – веско заметил пассажирский помощник. – Известно тебе это?

– Ну, я не так чтоб уж очень моряк. Поскольку я – официант. К тому же ведь пятая только неделя, как женился.

– Итак, – сказал пассажирский помощник, считая по этой линии разговор исчерпанным, – возьмёшь на камбузе обед и отнесёшь в четырнадцатую каюту, гражданке Кольцовой…

– Фамилия, как у Варвары Степановны, – безмятежно заметил Волька Жене.

– Ага! – сказал Женя.

– Экскурсантка пожилая, – пояснил помощник капитана, – простудилась в пути. Ничего страшного, – успокоил он официанта, хотя тот не проявил никаких признаков беспокойства за здоровье гражданки Кольцовой, – отлежится денёк, и всё будет в порядке… Значит, давай исполняй. И прояви к ней особое внимание – заслуженная учительница республики, не кто-нибудь…

– Заслуженная!.. И фамилия Кольцова! – прошептал Волька. – Бывают совпадения!

– Ага! – согласился Женя внезапно охрипшим голосом. – Распространённая фамилия… Вроде как Иванов…

– Так что величай ты её, брат Евстигнеев, по имени, по отчеству, – завершил свои наставления пассажирский помощник и сверился с записочкой, которую извлёк из бокового кармана белоснежного кителя. – А имя её, отчество – Варвара Степановна…

У ребят потемнело в глазах.

– Мало что – Варвара Степановна, – попробовал было успокоить и себя и Вольку Женя, – ещё не факт, что это именно наша.

Но Волька вспомнил разговор в кабинете директора, когда он туда пришёл на экзамен по географии, и только безнадёжно махнул рукой:

– Она. Именно наша… И что с нею сейчас будет, подумать страшно… Не могла поехать куда-нибудь в Сочи!..

– А мы её всё равно спасём, – мрачно заявил Женя после короткой, но тягостной паузы. – Только давай думать – как.

Посидели они на лавочке, подумали, покряхтели по поводу невесёлой их судьбы: другим людям путешествие – удовольствие, радость, а им такая морока. Но раз уж получилось такое дело, надо спасать учительницу. А как? А очень просто: отвлекать.

Сегодня ещё можно было не беспокоиться – сутки она пролежит у себя в каюте, а потом надо будет так делать: один гуляет с Варварой Степановной или сидит с нею и беседует, а другой будет в это время отвлекать Хоттабыча. Например, Волька с Хоттабычем играет в шахматы, а Женя тем часом прогуливается с Варварой Степановной по палубе. Волька с Хоттабычем на палубе – Женя с Варварой Степановной беседует где-нибудь подальше, в каюте, что ли… Неясно оставалось только, что делать, когда экскурсанты будут сходить на берег и когда все будут собираться кушать в кают-компании.

– А если загримировать Варвару Степановну? – предложил было Волька.

– Что, бороду ей привешивать, что ли? – съязвил Женя. – Глупости! Тут гримом не спасёшь человека. Надо будет ещё подумать…

– О юные мои друзья! – окликнул их снизу Хоттабыч. – Где вы?

– Мы здесь. Мы сейчас, – ответили ребята.

Они спустились к Хоттабычу на прогулочную палубу.

– У нас тут спор с почтеннейшим Александром Яковлевичем, – сказал Хоттабыч, познакомив их со своим собеседником, – насчёт Индии…