Под псевдонимом Ксанти - Георгий Черчесов

— Улица Красивая, — усмехнулся Хаджумар.

— Улица Красивая? — поразился он. — Но это было так давно! И мне было тогда всего шесть лет! Причем здесь улица Красивая?

— Но вы там все-таки были? — спросил Хаджумар.

— Гостил у родственников.

— Но я вас почему-то не помню среди детворы…

Внуский ничего не понимал и молча ждал объяснений.

— Я в то время жил тоже на улице Красивой, — сказал Хаджумар. — Всех детей помню, а вас нет.

— Так я за два месяца лишь раз и вышел на улицу, — кисло усмехнулся Внуский. — Меня во Владикавказ привезли больным желтухой, а следом я подхватил еще и свинку. Так и провалялся все лето в постели.

Вот оно в чем дело! Хаджумар покачал головой: выходит, зря он винил свою память. Загадка легко расшифровывалась.

Генерал посмотрел на Внуского. Тот, осунувшийся, поднял на него глаза:

— Жена знает?

— Пока нет, — ответил Хаджумар. — Но узнает. И дочери тоже. Им тяжело придется. До конца жизни они будут нести клеймо позора, которым покрыли их вы, Внуский.

— Что тут поделаешь… — прошептал шпион и тут же зло добавил: — Разве родные чего-нибудь кроме разочарования несут своим близким? Каждый прожитый год, — это новые страдания и муки, которыми одаривают родители и дети друг друга. Или у вас не так?

— У меня не так, — коротко ответил Хаджумар.

Они помолчали. Потом Внуский сказал:

— Я понимаю, что вред, нанесенный мною, велик, и вы предадите меня смерти… Но… — Он несколько мгновений колебался, прежде чем предложить: — Если я вам открою шифр, вы сохраните моим детям честь?

— Шифр? Какой шифр? — не понял Хаджумар.

— Моего вклада в швейцарском банке!

— А-а… — только и сказал Хаджумар.

— Не притворяйтесь! — закричал Внуский. — Именно его вам не терпится узнать! — Он вдруг выпрямился. — Да, да, мой вклад в швейцарском банке — это богатство! Не желаете ли заполучить его? А взамен — девочкам моим не придется ежиться при мысли, кем был их отец. Я буду мертв, зато жена и дети избегут позора. Вы все можете! Скажем, инсценируете аварию. И зло уничтожено, и гуманность проявлена к несчастным детям, и шифр известен… — Он перевел взгляд на потолок. — Такой ценой купить покой жене и детям? Мне, значит, смерть, а все, ради чего я шел на риск, достанется вам? — Ноздри Внуского нервно задрожали: не увидел ли он перед собой банкноты, что лежат в огромном несгораемом сейфе банка, лежат в ожидании его, но теперь так и не дождутся? Не при этой ли мысли он пришел в бешенство? Внуский выдохнул из себя: — Нет! На такое не согласен!

Глядя на Внуского, Хаджумар молча ждал.

— Только в обмен на жизнь! — Внуский задрожал, в его охваченном страхом мозгу мелькнула надежда на то, что еще не все потеряно. — Жизнь! Хочу, хочу жить! Хочу!!! — Он провел руками по груди, широко вздохнул, точно уже получил помилование, но тут же стал прикидывать цену ее: — Мне жизнь, а я в обмен за нее должен назвать шифр моего вклада? Назову шифр, и через несколько дней ваш доверенный возьмет из банка деньги. Мои деньги! — Он круто повернулся к генералу. — Вы возьмете мои деньги и пустите их на ваши дела? Моя валюта пойдет на оборудование для завода?

— Ну столько не наберется, — усмехнулся Хаджумар. — Мы знаем щедрость шефов зарубежных разведор.

— Сколько бы ни было, но это МОИ ДЕНЬГИ! — закричал Внуский. — Они принадлежат МНЕ, И ТОЛЬКО МНЕ!

— Но и жизнь не чья-нибудь — тоже ваша, — напомнил генерал.

— Такой ценой?! Я назову шифр и опять стану одним из тех, у кого за душой ничего нет?! Человеком без вклада! Каких миллиарды! Нет! Нет! НИ ЗА ЧТО! Это МОИ ДЕНЬГИ! МОИ! И никому, кроме меня, КРОМЕ МЕНЯ, они не достанутся! НИКОМУ!..

Хаджумар встречал многих людей, готовых отдать жизнь. Умирая, они думали о Родине, о своих близких… Он видел и врагов, фанатически преданных идее, хотя бы тот же Кильтман со своей Дойчланд. Но чтобы человек променял Родину на жалкую кучку монет и не был в состоянии отдать их ради собственной жизни — с таким он сталкивался впервые. Ради чего этот впавший в истерику, обезумевший то ли от страха, то ли от жадности, а скорее всего, и от страха и от жадности тип коптил землю? Неужели только ради своих пошлых потребностей, только ради наживы?

Хаджумар непроизвольно задал себе вопрос: «А ради чего ты жил такой сложной и тяжелой жизнью, рисковал, страдал, сносил пытки? Ради чего годами не видел семью?» Ответа не было. «…Люблю — за что, не знаю сам…» — вспомнились лермонтовские строки.

…Дорога уносилась вверх, в поднебесье. Эти горы, молчком встречающие Хаджумара, это низкое небо, заглядывающее в узкое ущелье, этот щедрый воздух с запахом близких ледников, эти люди, карабкающиеся к застывшим на крутых склонах плоскокрышим хадзарам, — ради всего этого он готов и сегодня идти на любые страдания и муки, а если понадобится, то отдаст и жизнь… Избудет счастлив! Люди, его земляки, его соседи — никто не знает, на какой риск он шел, какие подвиги совершил, и, наверное, никогда не узнают этого. Но это не огорчает чего — он выбрал такую профессию, где даже тень человека хранит его тайны. И не ради славы он жил, ради нее — Родины, которая всегда в душе человека.

Машина карабкалась все выше и выше…

Вместо эпилога

Армии нашей Родины из года в год приходилось решать разные задачи. Но всегда ее глазами и ушами была разведка. Ей отдал большую часть своей жизни и главный герой этого романа. Я рассказал о нем то, что позволяют нынешнее время и законы ведомства, в котором он служил. Пройдут годы, и другие авторы дополнят мой рассказ десятками, сотнями эпизодов из удивительно яркой и богатой подвигами биографии нашего прославленного земляка.

Но прежде, чем ты, уважаемый читатель, закроешь книгу, я призываю тебя остаться еще несколько минут наедине с дорогим мне человеком — Хаджумаром Джиоровичем Мамсуровым. Взгляни еще раз в черты лица этого мужественного защитника Отчизны, его боевых товарищей. Верю: вместе с грустью при мысли, что его уже нет в живых, рядом с нами, непременно возникнет и другое чувство — великая гордость за соотечественника.

Примечания

1

Переметная сумка.

2

Кориандр (однолетнее травянистое растение, используемое в медицине и кулинарии).