Кайнокъ - Юрий Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кстати, запросите, что такое «кайнокъ»? В «науке» есть альбомы всех известных и неизвестных марок и маркировок патронов. Буквы вдавлены. В нижней части круга — цифра семнадцать…
— Выясним. Что еще?
— Полистать бы материалы о Ваське Князе.
— А это зачем?
— Из разговоров получается, что Князь прятался в очень хитром месте. И обжил его.
— Может, тебя вызвать сюда?
Это было заманчиво. От Ларисы давно не было писем. Да и сам он давно не писал. Но как уедешь?
— Не могу, товарищ подполковник. Мне кажется, я что-то нащупал, но стоит мне отлучиться из района, как все снова потеряется.
— Не научно, но принимается. Сообразим что-нибудь. А ты на месте с людьми поговори. У тебя ж свидетели под окнами ходят. Теперь все?
— Нет. Моя просьба как?
— Сегодня решится.
Было начало двенадцатого. Он оседлал Бурана. Варвара помогла Козазаеву оседлать вторую верховую лошадь. Выехали не очень торопко. Козазаева беспокоила рука. Протрусили километр трактом, свернули на Покровку. Через час оказались у места гибели Ударцева.
Пирогов придержал Бурана, вглядываясь из седла в обочины. Если бы они умели говорить! Но ни дорога, ни склон, ни обочины… Больше того, их сильно «причесало» дождем, смыло все, что могло бы сказать, намекнуть самую малость.
Пирогов ослабил повод, и Буран резво взял с места, пошел ходко. Даже дыхание перехватило. Лошадь Павла устремилась за ним.
— Э, командир, мы так не договаривались, — крикнул Козазаев. — Я так боюсь.
— Чего боишься?
— Да этой гонки. Мне ж рассказывали.
Корней Павлович придержал коня.
— Ты веришь в такой конец?
— Здорово живешь! Отсюда врежешься… как фугас.
Дорога плавно уходила вниз. Горы делались высокими, но дробились на крутые самостоятельные пики. Между ними во все концы петляли, кружили узкие ущелья. По одному текла речка. Неширокая, неглубокая, но быстрая и пенистая. Она ныряла под мостик, врезанный в дорогу.
— Нам сюда. — Козазаев показал вдоль речки.
Они долго пробирались серым, безжизненным каменным дном ущелья. Корней Павлович стал опасаться за ноги Бурана.
— Потому они и корову прикончили на полпути, — сказал Козазаев.
Павел стал пристальней вглядываться в камни, вытянул руку.
— Там.
Пирогов увидел голову и понял: то, что искал. И белая звездочка во лбу, и комолая на один рог. Корней Павлович собственной рукой записал эти приметы на обороте заявления.
Итак, корова тоже была уведена в горы. Сначала уведена, а потом унесена. И Федор Якитов действительно не причастен к краже.
— Сколько человек могут унести тушу?
Козазаев посчитал. Неуверенно пожал плечами: не приходилось заниматься, говорил его вид.
— Наверно, не меньше трех, — ответил неторопливо. — Если вот так: без головы, без ног… Тут ведь и дальше дорога не мед. Будто черти плугом камень подняли.
Пирогов попросил сто побыть возле лошадей, а сам пошел дальше по ущелью. Он никогда не заходил в эти места. Природа здесь была неяркая, холодных тонов, скупая. Серый цвет сланцев виднелся кругом. Лишь высоко по склонам гор зеленела трава да кудрявились невысокие кусты маральника.
Метров через триста ущелье круто сужалось, ступенью подскакивало вверх. Речка уже не бежала, а летела по траектории, как водопад из большой естественной трубы. Отвесные каменные «щеки» были гладки, как стены городских домов. Лишь справа над водой, над кустиком тальника, виднелся невысокий, шириной в метр, карнизик.
Пирогов направился было к нему, но вдруг что-то удержало его. Взяв правее, под обнаженный, вертикально крутой склон, он увидел извилистую, будто вытоптанную полоску земли. Здесь под «щекой» не было сплошного камня. Но не было и никаких следов. Дождь смыл их. А то, что они были, Корней Павлович не сомневался. Не по воздуху же унесли корову.
Он вернулся к Козазаеву. Тот сидел на камне, сворачивал одной рукой самокрутку. Пирогов помог ему.
— Я сейчас труса отпраздновал, Павел. Глянул в узкий створ, и почудилось мне, что как голый я. Не вижу — перед кем, но голый. Приходит же такое.
— Не ты первый. Я на ту ступень сунулся. — Пирогов понял, что ступенью Павел называет карниз. — Вышел и вдруг боязно стало. Там впереди бурелом. Ни черта не видать. А сам — как на ладони. Я и Варьке сказал: не лезь.
Поняв, что он только что побывал у одного из входов в логово банды, Пирогов испугался вдруг, как бы бандиты не увидели их, не почувствовали приближение милиции. Не дай бог! Ведь как поймут, уйдут через другие щели. Вообще уйдут. И именно теперь, когда прояснилось, где следует искать.
В отделе их с нетерпением дожидались дежурная Каулина и Пестова.
— Товарищ лейтенант. — Варвара даже бросилась навстречу. — Сахаров исчез, товарищ лейтенант.
— Как — исчез? Куда?
— Утром в восемь повел лошадь поить и больше не вернулся. С водопоя не вернулся! Там и исчез… Правда, его видели после восьми. Часов в десять примерно. Он ехал верхом вдоль берега…
— С лошадью исчез?
— Лошадь вернулась недавно.
— Разрешите, — попросила слова Каулина. — Мы с пожинспектором ходили к нему домой. Заперто.
— Бабка тоже исчезла?
— Бабка вернулась час назад. Уверяет, что ходила в больницу. Но на приеме она не была ни у одного врача. Она, по-моему, провожала Сахарова.
Глава тридцать четвертая
Не ожидал Пирогов такой прыти от Сахарова. Думал, готовился поломать копья на нем, а оно вон как обернулось.
Он посмотрел на Козазаева, который вошел следом и слышал весь рапорт. Павел покусывал нижнюю губу.
— Ты ничего не хочешь сказать?
— Да чего… Припоминаю, с детства не любил я Сахарова. Боялся, пожалуй. Глаз у него нехороший.
— А конкретней.
— Черт знает. Вроде мужик как мужик. В партизанах состоял. В гражданскую. Чуть не убили там: отряд их на засаду напоролся. Так Сахаров с двумя мужиками в Урсул бросился. Он их и вынес.
— И часто он так спасался?
— С мужиками надо поговорить. Отец мой хорошо знал.
— Ты, Павел, найди мне пару мужиков, кто знает Сахарова с тех пор. Меня последнее время история занимать стала. Динозавры, бронтозавры, пещерные люди.
— А ты опять с подходом.
— Работа такая… Проводил бы ты меня к Сахарихе.
Пестова с готовностью шагнула от барьера.
— Я тоже могу.
— Вы бегите к прокурору. Объясните коротко ситуацию. Возьмите ордер на производство обыска. И — туда его прямо.
Дом Сахарова был повернут двумя окнами на Урсул. Мощные тесовые ворота в «елочку». Тесовый глухой забор. Против окон — палисадник: метр шириной, острые штакетины.
— Не двор, а крепость, — сказал Корней Павлович и, толкнувшись в запертую калитку, требовательно постучал по ней. Никто не отозвался ни со двора, ни с огорода. Пирогов снова забарабанил так, что вся калитка заходила ходуном, заклацала навесами, запорами.
Из соседнего двора вышла старушка. Приблизилась, разглядывая — кто в гости просится.
— Хозяйку не видели? — спросил Корней Павлович.
— С окна видала, будто на огороде… Поди, не слышит. Или в избу зашла. Вы шибче стучите.
Остановилась за спинами поглядеть, чего же дальше-то…
Пирогов снова затарабанил кулаком. Показалось, прогибаются доски, гвозди полезли из гнезд своих. Павел лег животом на штакетник палисадника, дотянулся до окна, стукнул в переплет костяшками пальцев. Дверь в доме пискнула, ширкнула обивкой по крылечку.
— Не балуй, — послышался недовольный женский голос.
Старуха была не совсем дряхлая и не такая темная, как ее представлял Пирогов со слов Сахарова. Она, пожалуй, даже по-городскому, против самого Сахарова, выглядела.
— Виноват! — Пирогов сунулся в калитку, едва старуха ее приоткрыла. — Здравствуйте. Нам нужен хозяин.
— Нет его. А где, так он и в лучшие времена не докладал, где и с кем быват. — Пирогов вспомнил: «Попался я в молодости».
— Так и не докладывал?
— Не докладывал. Или первый раз разговор о том? Ударцев, что до вас работал, он все знал.
— Что именно?
— Какая раньше жизнь была. Я ему вспоминала, как наши мужики по два месяца трактом ходили.
«Да ведь Сахаров трактом ходил! Он же извозом занимался! Знает с закрытыми глазами каждую выбоину на дороге. И спуск выше Элек-Елани тоже знает… Но в тот день он выезжал на пожар… И сходится, и не сходится».
— Но сейчас-то хозяин где?
— На работу утром пошел.
— Вам не совестно? Грех-то на душу брать?
Она вспылила. Как спичка вспыхнула:
— Чего мне совеститься? В своем дому!..
«С приветом… На уполномоченного собаку спустила, — вспомнил Пирогов. Даже интонацию. — Хорошо хоть сейчас нет у них собаки. А почему? Почему нет собаки? Уж не для того, чтоб гости и приходили не слышно, и уходили?»