История Англии и шекспировские короли - Джон Норвич

Орлеан — это символ. Для каждого француза город олицетворял Францию. Его завоевание, достигнутое, в чем никто не сомневался, благодаря Жанне, служило доказательством ее божественного предназначения и правоты ее миссии. Поэтому вызывает удивление то, что Шекспир в начале второго акта, противореча истории, изображает дело так, как будто Толбот со своим войском снова отобрал у французов Орлеан. Он, видимо, поддался красочному описанию Холлом взятия англичанами Ле-Мана, «когда французы, захваченные врасплох, выскакивали из постелей в одних рубахах, нагишом бежали из ворот, прыгали со стен, спасая свои жизни и оставляя за собой одеяния, лошадей, оружие и богатства».

Затем следуют сетования Толбота по поводу смерти Солсбери и клятвенные обещания воздвигнуть для него гробницу в «самом главном храме» французов. (В действительности тело графа было доставлено в Англию и похоронено в семейном склепе в Бишеме в Беркшире.) Едва он успел закончить свой монолог, как прибыл гонец с приглашением от графини Овернской, которое звучало как приглашение в ловушку. История, естественно, подсказана Холлом, но от начала до конца вымышленная: такие предания были типичны для приграничных баллад, как и для легенд о Робине Гуде. Совершенно немыслимо, чтобы такой опытный военачальник, как Толбот, по своей воле или по незнанию отдал себя в руки такой могущественной женщине, как графиня, которая могла убить его, прежде чем он успел бы позвать своих солдат. Без сомнения, и она прекрасно осознавала это.

После обмена любезностями Толбота с графиней Овернской мы снова возвращаемся в Лондон и заодно на несколько лет назад во времени. Сцена в саду Темпла[168] такая же вымышленная, как и легенда о приглашении в гости к графине. Однако она гораздо важнее для пьесы, поскольку вводит нас в междоусобную борьбу между домами Ланкастеров и Йорков, обозначенными впервые символами алой и белой роз. Дом Ланкастеров представляет граф Сомерсет, внук Джона Гонта по линии Джона Бофорта, старшего сына Гонта от Екатерины Суинфорд, и соответственно двоюродный брат Генриха V. (Позднее он появляется в пьесе как герцог, получив этот титул в 1443 году.) Граф срывает алую розу для своей эмблемы, и его примеру следует граф Суффолк. От имени двора Йорков выступает вельможа, указанный в «действующих лицах» как «Ричард Плантагенет, затем герцог Йоркский», хотя в действительности он унаследовал этот титул сразу же после смерти дяди под Азенкуром. Он выбирает белую розу, то же самое делают граф Уорик, правоверный йоркист Вернон[169] и стряпчий.

Уже в этой сцене — вымышленной и не поддающейся датированию — нам напоминают о притязании Ричарда на трон, когда Уорик указывает Сомерсету:

Ведь герцог Кларенс, Лайонел, которыйЭдварда Третьего был третьим сыном,Дед Ричарду.

А сам Ричард, отвечая на намеки Сомерсета в отношении того, что его отца, графа Кембриджа, казнили по обвинению в измене (после раскрытия саутгемптонского заговора), говорит:

Отец был осужден, но невиновен[170];В измене обвинен, но не изменник.

Третья сцена[171] дополняет обоснования претензий Йорков на корону, когда Ричард в последний раз навещает умирающего Эдмунда Мортимера, графа Марча, который, судя по всему, уже давно находится в заточении в Тауэре. Здесь Шекспир снова и преднамеренно приспосабливает историческую реальность к потребностям драматургии, хотя не исключено, что его сбил с толку Холл. Он, похоже, так и не разобрался с Мортимерами, путал их в первой части «Генриха IV», а потом и во второй части «Генриха VI»[172]. Не может быть никаких сомнений в том, что под престарелым узником в пьесе имеется в виду Эдмунд Мортимер, 5-й граф Марч и дядя герцога Йоркского, передавший на смертном ложе племяннику эстафету притязаний на трон. Однако исторический граф, родившийся в ноябре 1391 года, умер от чумы в Ирландии в январе 1425 года, когда ему было тридцать три года, а Ричарду Йоркскому — всего тринадцать лет. Шекспировский Мортимер говорит племяннику, что он пребывает в заточении со времени саутгемптонского заговора, а, как нам известно[173], Марч, для которого заговор и устраивался, его и раскрыл, возможно, не столь охотно, как хотелось бы Генриху V, и король вскоре восстановил его в своем фаворе и полном доверии. Не случайно, наверное, Шекспир в «Генрихе V» (II. 2) даже не упоминает Марча: он, видимо, вспомнил об умирающем узнике, изобретенном ранее, и, не желая признаваться в измышлении, предпочел вообще обойтись без этого персонажа.

«В четвертом году (правления, то есть в 1426–1427 годах) английское королевство поразил великий раздор, из маленькой искры разгоревшийся в великий пожар». Так писал Эдуард Холл о междоусобице, вспыхнувшей между епископом Бофортом Винчестерским и герцогом Хамфри Глостером, угрожавшей перерасти в гражданскую войну. Инцидент, описанный в начале третьего акта (Глостер обвиняет канцлера в том, что тот не пустил его в Тауэр (I. 3), пытался убить на Лондонском мосту и даже вынашивает козни против самого короля), в действительности имел место в парламенте, собиравшемся в Лестере 18 февраля 1426 года. Шекспир переносит его в парламентский дворец в Лондоне, совмещая с происшествием на Лондонском мосту, случившимся четыре месяца назад, когда герцог просил мэра не открывать мост для епископа. Тогда на самом деле полетели камни, были жертвы и по всему городу позакрывались лавки. В Лестере лорды настояли на примирении, вельмож заставили пожать друг другу руки, что они проделали с явной неохотой, а Бофорт вскоре ушел с поста канцлера.

В пьесе не парламент, а король Генрих, с некоторым опозданием наконец появляющийся на сцене, примиряет верховных правителей государства. Потом он восстанавливает в наследственных правах Ричарда Йоркского. Шекспир, как обычно, полагается на Холла. Но откуда хронист взял эту совершенно неправдоподобную историю? Лишение прав и казнь отца — графа Кембриджа — не могли помешать сыну Ричарду наследовать его владения, а титул герцога должен был перейти к нему автоматически после смерти дяди под Азенкуром. Через одиннадцать лет, 19 мая 1426 года, юный король посвятил в Лестере четырнадцатилетнего Ричарда в рыцари. Трудно сказать, какими еще милостями он мог осыпать молодого Йорка. Ясно одно: оказывая публичную поддержку Ричарду, Генрих вольно или невольно способствовал усилению позиций йоркистов.

По сути, то же самое делал и Шекспир. Он преднамеренно выстраивал образ Ричарда, готовя из него главного героя будущих пьес о гражданской войне. Мы видим его в саду Темпла, где намечается конфликт между Йорками и Ланкастерами, потом в темнице умирающий Мортимер назначает Ричарда своим преемником, а затем в парламенте ему возвращаются «все кровные права» и он опоясывается «мечом великих Йорков». Однако нельзя забывать о том, что притязания Ричарда выходят далеко за рамки герцогства. Он прямой потомок Эдуарда III и по отцу, и по матери: его дедом со стороны отца был пятый сын Эдуарда — Эдмунд Лэнгли, а его мать вела свое происхождение по линии Мортимеров (графов Марчей) от третьего сына Эдуарда — Лайонела, герцога Кларенса. Наследник огромных поместий Йорков, Марчей и Кембриджей, охватывавших почти все графства между Йоркширом и Ла-Маншем, Ричард становился самым могущественным после короля землевладельцем в Англии. В данный момент, даже с учетом кавалерийской хронологии Шекспира, Ричард был еще подростком, но драматург уже делал из него звезду первой величины.

Сцена заканчивается тем не менее на угрожающей ноте. Герцог Сомерсет, самый ярый поборник дела Ланкастеров, первым подобравший в саду Темпла алую розу, вполголоса и в сторону — в лучших традициях сценических злодеев — называет Йорка «презренным». Остальные участники эпизода воздают ему хвалу, и тут же все уходят, кроме двоюродного деда короля старого герцога Эксетера, который и произносит грустные слова, вынесенные нами в эпиграф. Мы добрались примерно до середины пьесы, но нам уже понятно: катастрофа близка.

Война во Франции тем временем продолжается. После трех затянутых и статичных эпизодов начинается реальное действие, и мы становимся свидетелями одной из самых, пожалуй, неправдоподобных батальных картин, выходивших когда-либо из-под пера Шекспира: девственница берет Руан, и менее чем через сотню строк англичане его отвоевывают. Жанна, конечно же, овладевает городом при помощи обмана: она и ее солдаты проникают в Руан, переодевшись бедными крестьянами, идущими на рынок. Однако все ее усилия оказались напрасными. Смертельно больной герцог Бедфорд успел еще раз насладиться триумфом английского оружия и отошел в мир иной успокоенный и довольный. В эту короткую сцену Шекспиру каким-то образом удалось вместить и сэра Джона Фальстафа[174], в панике бегущего от врага, и героического Толбота, благодаря которому, как нам дается понять, и одержана победа.