Желтый дом. Том 2 - Александр Зиновьев

Преступления и наказания

Пока мы работали в поле, наш сарай обчистили. Хотя потери были невелики (бритва, ботинки, брюки), здесь они казались ощутимыми. Больше всех пострадала Матренадура — у нее увели мотоцикл. Думаю, что воры охотились именно за мотоциклом, а наши вещички прихватили заодно. Обиднее всего было то, что воры нагадили в наши постели. Мы подняли скандал. Приехал милиционер из района. И первым делом заявил, что это мы сами пропили мотоцикл и инсценировали кражу. Но тут на дыбы встала вся бригада. Было очевидно, что воры — местные ребята. И не стоило большого труда найти их. Но милиция почему-то этого не делала. Скоро стало ясно почему. Появилась Мао Цзэ-Дунька и поговорила с нами «как человек с человеком». В такой ответственный момент, сказала она, было бы грубой ошибкой разоблачать похитителей и хулиганов и тем самым вбивать клин в союз рабочих и крестьян. Мы, продолжала она, этих мерзавцев найдем и накажем своими силами. Но выносить сор из избы не позволим! Милиционер, расследовавший кражу, пропьянствовал пару дней за счет Матренадуры и уехал ни с чем, пригрозив на прощанье нам и Матренадуре показать, «где раки зимуют», если мы «не закроем пасть» (он имел в виду, если мы не перестанем говорить о краже). И мы, естественно, «закрыли пасть». А что было делать. Не отправляться же туда, где раки зимуют, из-за старых штанов и ботинок!

Дон, у которого украли бритву, решил отрастить усы и бороду. Через несколько дней он стал похож на красавца витязя из русских сказок. Интерес женщин к нему резко повысился. Нет худа без добра, признался он. Без этой дурацкой кражи я ни за что не решился б на этот шаг. Ну, держись (это он сказал МНС)! Еще немного, и я отобью у тебя славу первого парня на деревне. Не спеши с выводами, сказал МНС. Когда я начал отращивать усы и бороду, мне тоже казалось, что для меня начинается новая жизнь. Но потом пошло все то же самое. Борода не решает старых проблем. Она лишь рождает новые.

А я, между нами говоря, в коммунизм верю, сказал Дон и подозрительно оглядел нас, ожидая увидеть на наших лицах насмешку. Но мы отнеслись к его заявлению вполне равнодушно. И вот на чем я основываю свою уверенность, продолжал он, на прогрессе техники. Создание изобилия всего не такая уж сложная проблема, как это кажется на первый взгляд. Уже сейчас научились делать практически неизнашиваемую обувь и одежду, не требующие ремонта машины и вещи домашнего обихода... И неперевариваемую пищу, добавил МНС, сорвав тем самым лихо начатое изложение одной популярной брошюры Доном. Ты мне скажи, что такое коммунизм? Лозунг «каждому — по потребности» не есть определение коммунизма. Если коммунизм — это когда каждому по потребности, то Запад неизмеримо ближе к этому, чем мы. Коммунизм — это прежде всего обобществление средств производства в масштабах всего общества, организация всей общественной жизни примерно в том духе, как сделано у нас (если отвлечься от недостатков). А теперь поставь перед собой проблему так: чему ты больше веришь — словам человека, жившего больше ста лет тому назад и не имевшего ни малейшего представления о том, как его идеи будут выглядеть в самой жизни, или опыту огромной страны в течение шестидесяти лет и опыту многих других стран, которые последовали ее примеру? Мечтам тщеславных болтунов или неумолимым фактам действительности? Ты толкуешь о прогрессе техники и человеческой натуры. Конечно, атомная энергия, космические полеты, хромосомы, высшее образование, новые методы обучения... А что мы имеем на деле? Вот мы с вами — с высшим образованием, а грузим и копаем скверно ухоженные овощи с огромным опозданием (по газетам — досрочно!) и самыми допотопными методами. Нам обещали спецодежду. Сколько времени прошло? Где она? А люди? Как тут работают? Возьми хотя бы этих районных и областных паразитов! А очковтирательство! А пьянство!.. Я сам не маленький, сказал Дон. Сам все это вижу и понимаю. Но это же пока не коммунизм. При коммунизме... При коммунизме, прервал его МНС, нас сюда не добровольно погонят на пару месяцев, а насовсем прикрепят, в бараках поселят, стражу поставят, колючей проволокой обтянут. А вообще говоря, полный коммунизм наверняка наступит. После атомной войны люди все погибнут, и на земле воцарятся крысы, как уже предсказывал Иван Васильевич. Они поместятся в порах (в дырках) общества, которые останутся от людей, и продолжат наше дело прогресса. А тех людей, которые уцелеют, крысы будут разводить на корм.

Странная картина, если посмотреть со стороны. Моросит холодный дождь. Мы по колено в грязи таскаем кто на чем овощи поближе к «твердой» дороге, по которой с большим трудом ползут машины. Одеты мы так, что, если бы не мокрядь, можно было бы обсмеяться. Обещанной спецодежды нет и не будет. Ту девочку увезли с воспалением легких в город. Многие лежат больные по домам, многие на грани заболевания или переносят простуду на ногах (вроде Кости). А мы между тем с остервенением отстаиваем «светлые идеалы». Почему?! Для чего?! В порядке психологической компенсации за реальное убожество жизни? Пусть так. Но зачем нужна эта компенсация? Как средство самосохранения!

И еще одна проблема волнует меня: почему мы здесь? Что стоит нам послать все это подальше и уехать домой? Да ведь, кажется, ничего особенного не произойдет. Не посадят. Даже с работы не уволят. А мы все-таки здесь. Почему? Энтузиазм вроде того, какой был в годы после революции? А если и тот энтузиазм был такого же рода, что и наша работа здесь? Не случайно же эта стерва Мао Цзэ-Дунька назвала нас Павками Корчагиными наших дней. Она и наших женщин назвала Павками Корчагиными. Хотела сначала Жаннами д’Арк назвать, да потом почему-то передумала. Жанну д’Арк сожгли на костре, а мы тут в грязи и слякоти дохнем, так что образ Павки Корчагина ближе.

Вы затрагиваете самую глубокую проблему нашей жизни, говорит МНС. Тут речь идет о специфической форме насилия. Формы насилия бывали и бывают самые разнообразные. В данном же случае имеет место насилие, реализуюшееся через добровольность и как добровольность. Возьмем грубый пример. Вы слышите команду охраны или противника на войне «Руки вверх!». Вы можете поднимать или не поднимать руки, вы вольны делать это. Но вы знаете что последует, если вы не поднимете руки, вы не хотите этих последствий. И потому вы поднимаете руки. Добровольно или по принуждению? Очевидно, по принуждению. Вы, очевидно, знаете, как осуществляются насильственные приводы людей в милицию или на допросы. Вам не ломают руки. Вам показывают повестку. Вы собираетесь и идете. А привод считается принудительным. Вот и в нашем случае. Мы все прекрасно знаем, что отказ от поездки сюда рано или поздно и так или иначе сказался бы плохо на нас, и мы не хотели этих более или менее отдаленных последствий. Мы решили, что лучше отмучиться это короткое время здесь, чем... Короче говоря, вы сами это все прекрасно понимаете. Так вот, формы принуждения различаются по степени опосредованности добровольностью. При коммунизме эта степень максимальная. Здесь люди принимают во внимание не только реальные последствия своих поступков, но и потенциальные. Причем принимают во внимание весь свой реальный ход жизни. И даже потенциальное будущее. И потому люди здесь по видимости поступают почти всегда добровольно, хотя все эти поступки являются продуктом принуждения. Потому в применении к нашей жизни понятия добровольности и принуждения теряют смысл. И вы никогда не решите волнующую вас проблему в силу бессмысленности самой ее словесной формулировки. Вопрос о том, почему мы здесь, имеет смысл исключительно как вопрос социологический, а не психологический. И ответ на него тривиален: потому что этому обществу требуется многомиллионная армия рабов.

О свободе и ограничениях

Я слушаю передачи западного радио об отсутствии у нас всяческих свобод и поражаюсь примитивности их суждений. С такими же основаниями можно было бы говорить о том, что в Советском Союзе запрещены левши. Закона, запрещающего их, формально нет. И в тюрьмы за это не сажают. Но фактически с ними ведется борьба в том смысле, чт им не дают свободно проявляться и развиваться — их учат быть правшами. Причем заставляют быть правшами без всякой злобы и с полной уверенностью в том, что это делается для их же блага. Так обстоит дело в большинстве других более серьезных случаев.

Я думаю таким образом и в глубине души сознаю, что это — результат влияния МНС. И мне становится немного обидно оттого, что молодой парень, не имеющий и сотой доли моего жизненного опыта, учит меня правильному способу размышления о нашей жизни. А ведь учит!

Суть дела

Было какое-то собрание местных жителей, на котором их ознакомили с каким-то новым распоряжением насчет торговли на рынках продуктами с приусадебных участков. Матренадура пришла злая. Поносила все советское руководство от Брежнева до Мао Цзэ-Дуньки. Причем поносила весьма остро и убедительно. Мы спросили ее, почему она с этой речью не выступила там, на собрании. Она взглянула на нас с полным презрением и не удостоила ответом. Мы стали разговаривать на тему о «двоемыслии», о лицемерии, о честности, искренности и прочих явлениях того же рода. И как обычно, раскололись на два непримиримых лагеря. Одни защищали концепцию, согласно которой человек обладает хорошими врожденными качествами, а общественная жизнь портит его. Другие защищали концепцию, согласно которой человек обладает плохими врожденными качествами, а общественная жизнь улучшает его. Одни настаивали на возвращении к хорошему естественному человеку, другие призывали к хорошему искусственному человеку. Особую позицию занимал МНС. Мы все деланные, сказал он. Мы все суть продукт усилий нас самих и окружающих нас людей. Мы все притворяемся и играем роли. Но мы по-разному делаем себя, притворяемся и играем наши роли. Если человек делает хорошие дела, нелепо говорить, что он на самом деле плохой человек и лишь прикидывается хорошим, как нелепо говорить о людях, совершающих плохие поступки, что они — хорошие люди, притворяющиеся плохими. Человек по природе есть то, как он формируется и проявляется в общественной жизни. И ничего другого в нем нет. Причем мы — не пассивный продукт давления на нас нас прочих людей и обстоятельств. Мы с самого начала относимся к этому давлению активно и выборочно. Мы поможем окружающим людям делать из нас то, чем мы становимся. А в значительной мере мы сами избираем это наше будушее состояние. Так что не только мы продукт общества, но и общество есть наш собственный продукт. В том, что мы такое есть и каким является наше общество, есть большая доля нашей доброй воли. В отличие от рыб, которым их естественная среда дана заранее и независимо от них, мы сами производим свою собственную социальную среду. Именно это обстоятельство образует основу для религии и морали: мы сами ответственны за то, что мы есть, и за то общество, в котором мы живем. И Матренадура в том числе, а может быть, даже в первую очередь. В нашем обществе, между прочим, возможностей для человека влиять на свою социальную среду гораздо больше, чем в любом другом. И если люди не используют свою власть для улучшения этой среды в том духе, как того хотят наши либералы и диссиденты, это значит, что они не хотят использовать свою власть для этого. Подчеркиваю — не хотят! В этом суть дела. Именно поэтому оппозиционные движения в нашем обществе обречены на провал. Если бы сейчас наше высшее руководство во главе с ЦК и КГБ поголовно ударилось в диссидентство, оно тоже потерпело бы фиаско.