Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас моя боль — это Судья Анеле! Где мне её искать⁈
— Доберись до начала своего нелёгкого пути. Встань напротив места, где твоя судьба оступилась, а когда встала, все ориентиры были утеряны.
— Гнус, если ты знаешь, где её отыскать — ты обязан меня провести! Ты обязан мне показать!
— Я никому ничего не обязан! — ползающие по стенам и потолку насекомые обезумели, в едином порыве сорвались с места, и казалось, что комната стремительно уменьшается в объеме. Стены и потолок словно полетели на нас с одним желанием — расплющить, превратить в пахучую массу из костей и плоти, чем-то напоминающую ту, что налипла мне на подошву сабатонов.
Я прижал к себе Роже и накрыл её голову ладонью правой руки, когда левой — отгонял бросившихся на нас мух. Мне не хотелось отпускать Гнуса, не хотелось его оставлять сидящем на полном расслабоне в своём уютном кресле. Он не заслуживал удобной жизни. Он обязан отработать свой кровавый долг!
— Ты поможешь мне найти её! — взревел я на Гнуса.
— Нет! Ты сам найдёшь свою мать! Это твой путь, и никак не мой. Я свой прошёл, больше не хочу.
На мгновение я целиком окостенел. Прожужжавшее слово «мать» разлилось по моим костям липкой массой, превратив меня в неподвижную фигуру. Я даже не замечал, как мухи целиком облепили моё лицо, залезли в ноздри, в уши, сумели протиснуться в узкую щель между приоткрывшимся губами и уже ползали по языку. Меня жалили всюду. Боль разлилась по всему телу, каждый участок тела подвергался нешуточному насилию со стороны тончайших хоботков, проникнувших в мой доспех. Мать…
С большим трудом я сумел выплюнуть всю скопившуюся во рту грязь и выдавить из лёгких:
— Мать…
Вместо ответа, по телу разлилась новая волна боли, еще сильнее и жгучее. Я закрыл глаза и взвыл от боли. Мои руки обняли бедную, трясущуюся в страхе Роже, и прижали к телу сильнее, и я даже не подозревал, какую причиняю ей боль своей заботой. Я не знал, плачет она, или пытается докричаться до меня — безумное жужжание заглушало все звуки. Но сумел опустить голову и приподнять всего на секунду веко. Мухи вгрызлись в мой глаз, но той секунды хватило, чтобы я увидел в своих объятиях девочку, покрытую мухами. Лица Роже невозможно было разглядеть. Казалось, что она сменила наряд на нечто жуткое, почти черного цвета с серебристым блеском, бегущим волной по трясущемуся телу девочки.
Мы умрём.
Сила Гнуса казалось безграничной, стоило ему захотеть, как по щелчку пальца любой мог замертво рухнуть у его ног. Я даже не мог упасть. Я даже не мог пошевелиться из-за сковавшей меня боли, физической, проникшей под кожу и словно паяльником прижигающей плоть к мышцам.
— Инга, — голос Рожи был слаб, но в нём чувствовалась борьба, — спаси меня…
Я пытаюсь это сделать изо всех сил, но у меня ничего не выходит. Руки и ноги охватил паралич, губы онемели, а веки… веки… На удивление, я нашёл в себе силы приоткрыть один глаз. И снова у меня было короткое мгновение, прежде чем насекомые жадно впились в мою слизистую, и я окончательно ослеп.
На уровне моей груди обе ладони Роже рисовали круги. Стоило мне осознать происходящее, как я тут же нашёл в себе силы пошевелиться. Пальцы рук сжались, нащупали плечо и макушку девочки. Отозвалась левая нога, затем — правая. Обняв Роже ещё крепче, я сорвался с места и понёсся в сторону окна. Я боялся выпускать её. Боялся, что мои руки или ноги вновь ослушаются меня. Но у меня не было иного выхода. Если боль вновь накинется на меня — мне придётся стерпеть. И я терпел, хрустел зубами, а выть хотелось с такой силой, что я не стал себя сдерживать, когда подбежал к краю, оттолкнулся от пола, и мы полетели на улицу. Под неутихающее ни на секунду жужжание взбесившихся мух, мы рухнули на вспаханную землю, рядом с нелепым низким заборчиком из переплетения сосудов.
— Инга! — ревел на всю улицу Ансгар. — Что происходит⁈
— Беги! — проорал я, с трудом разлепив губы.
Не выпуская Роже из своих объятий, я вскочил на ноги и бросился на голос Ансгара, призывающего на всю улицу разбегаться подальше от дома.
Я не мог разлепить веки, а мухи продолжали причинять боль. Не такую сильную, как раньше, но у меня не было никакого желания здесь задерживаться более чем на один вдох. И чем дальше я убегал от дома — тем мне становилось легче. А потом боль ушла. Жужжание мух окончательно стихло, и я сумел открыть глаза. В моих объятиях по-прежнему болталась Роже, я так сильно прижал к себе девочку, что её сандалии не доставали до земли. Поставив её на землю, я обернулся и бросил взгляд на дом. Происходящее, казалось, странным, было трудно принять тот факт, что Гнус не хотел никого убивать. Он просто хотел, чтобы его оставили в одиночестве. Ведь только так совесть позволит уйти ему спокойно, без переживаний за чужую жизнь.
На наших глаза возвышающаяся над остальными домами высотка, чья облицовка овшивилась мошкарой, вдруг обнажилась. Всех мух словно огнемётом спалило, крохотные тельца посыпались дождём на землю. Влажные переплетения сосудов, создающие фундамент, стены, оконные проёмы и всё убранство здания будто начало высыхать. Прекратилась пульсация. Пропал дорогой блеск. Так странно, я словно смотрел на дом через черно-белый фильтр. Вначале багровый дом посерел, став похожим на песок, но мне стоило несколько раз моргнуть, как перед нами уже стояла серая, как бетон, конструкция. Хватило одного удара ветра, чтобы с верхних этажей откололся кусок стены и полетел вниз к земле. Не долетев нескольких этажей, кусок обратился в бледную пыль и осел на соседней улице.
Ясно было одно — дом умирает.
Глубокие трещины беспощадно устремились от фундамента к самой крыше здания, вынуждая некогда крепкую конструкцию застонать на всю улицу сбивчивым треском. Не прошло и минуты, как все перекрытия первого этажа лопнули, выдавливая из оконных рам клубы серой пыли, а после — дом медленно сложился, погребя под собой Гнуса. Сотни облаков белёсой пыли брызнули во все стороны от завала и поползли по улицам страшного города, гонимые ветром.
Пыльный туман окутал нас.
