Мои воспоминания - Сергей Капица

Я ему все объяснил и степень присудили. Пил приехал, произнес речь, и ректор МГУ А. А. Логунов[117] торжественно вручил ему диплом. А потом мы совершили путешествие по России, поехали в Новосибирск, потом в Грузию.

Когда Пил стал стар, он хотел передать журнал своему сыну, но, увы, это был как раз тот случай, когда «на детях гениев природа отдыхает». Из затеи ничего не вышло, а журнал, как коммерчески успешный проект, купил немецкий издательский концерн Holtzbrinck. Редакция находится, как и раньше, в Нью-Йорке, на Мэдисон авеню, 415, на 14 этаже, там я неоднократно бывал. Помню, как-то мы с Пилом поднимались в редакцию на грузовом лифте, и там же два типа везли тележку, на которой был компьютер со всеми онёрами[118]: системный блок, дисплей, принтер. Пока мы ехали, они успели предложить нам все это за две тысячи долларов наличными.

Моя последняя встреча с Пилом состоялась в Нью-Йорке, и мы вместе были в Метрополитен-опера на премьере «Войны и мира». Этот замечательный спектакль поставил Андрон Кончаловский, дирижировал Гергиев, партии князя Андрея и Наташи исполняли Хворостовский и Нетребко…

«Scientific American» — это был совершенно замечательный журнал. Пил обладал уникальным чутьем, он ездил по разным странам, конференциям, заказывал статьи и создал, по существу, летопись современной науки, которая в тот период была необычайной. Теперь видно, какую эпоху пережила наука. Сейчас такого уже нет, общее состояние науки во всем мире изменилось. Все, что имеет начало, имеет и свой конец, сейчас уже совсем другая наука, коммерциализированная, с коротким горизонтом видения, мотивы стали другими.

С В. А. Зерновым на пресс-конференции, посвященной созданию журнала «В мире науки»

В 90-е годы издательство «Мир» рухнуло, Карцев уехал в Америку, денег не стало. Забавная деталь: юрисконсультом этого издательства был Жириновский, и когда нужно было избирать нового директора, он предложил свою кандидатуру, но его дружно завалили, считали, что он несерьезный человек. Оказалось — серьезный!

«В мире науки» лет пять не издавался, а потом благодаря В. А. Зернову[119], ректору Российского нового университета журнал обрел вторую жизнь. Зернов когда-то работал у меня на кафедре, потом стал парторгом Физтеха, совершил некую карьеру по партийной линии, а в 90-х годах организовал РосНОУ и пригласил меня в качестве консультанта. А я тогда ходил по олигархам, искал деньги, чтобы восстановить издание, и нигде не мог их найти. Зернов помог это сделать, нашлась еще поддержка со стороны фирмы «Тарионет» и Валерия Германовича Костюнина, мы опять запустили журнал, и вот уже лет 10 он издается.

К сожалению, распространение и тираж научно-популярных журналов очень упали. Так, в прошлом тираж журнала «Наука и жизнь» был больше 3 млн, а стал — 40 000; «В мире науки» был 30 000, а стал — 12 000 экз. И это тогда, когда провозглашен приоритет научно-технического развития страны.

В заключение заметим, что то же происходит и на ТВ. Единственная передача о науке и обществе — «Очевидное — невероятное» выходит 2 раза в месяц по 26 минут, тогда как раньше она выходила еженедельно по 52 минуты.

Преодолевая барьеры

Пагуошское движение возникло как реакция ученых на опасность применения ядерного оружия.

Как только атомная бомба перестала быть тайной, ученые, принимавшие участие в ее создании, стали требовать международного контроля над ее использованием. Самыми активными из них были лауреат Нобелевской премии Фредерик Жолио-Кюри и известный английский философ лауреат Нобелевской премии по литературе лорд Бертран Рассел.

23 декабря 1954 года потрясенный испытанием водородной бомбы на атолле Бикини Рассел выступил по британскому радио со ставшей знаменитой речью «Угроза человечеству». Множество людей, которые ранее не осознавали масштабов угрозы, заинтересовались этим вопросом. Вскоре Фредерик Жолио-Кюри предложил Расселу подготовить заявление ученых всего мира об опасности возникновения ядерной войны. «Угрожающая человечеству опасность так велика, — писал он, — что я считаю настоятельно необходимым, чтобы деятели науки объединились для подготовки совместного объективного заявления на эту тему».

Рассел решил, что такое обращение должны подписать крупнейшие ученые и, прежде всего, Альберт Эйнштейн, которого он считал не только великим ученым, но и великим гражданином мира.

Эйнштейн встретил идею Рассела положительно и назвал нескольких ученых, чьи подписи также могли бы стоять под текстом. Весной 1955 года Рассел направил ему письмо с проектом документа, но 18 апреля Эйнштейн умер. Известие о его кончине застало Рассела в самолете, когда он летел из Рима в Париж. Он был удручен не только уходом из жизни великого физика, но и тем, что не удалось заручиться его авторитетной поддержкой. Однако через несколько дней, разбирая почту, Рассел обнаружил письмо, в котором находился составленный им текст с собственноручной подписью Эйнштейна. Это означало, что работу необходимо продолжать.

Так появился знаменитый Манифест Рассела — Эйнштейна. Он был обнародован на специально созванной пресс-конференции, состоявшейся 9 июля 1955 года в самом большом в то время пресс-центре Лондона — «Кекстон-холле».

«Единственная надежда для человечества, — говорилось в Манифесте, — это покончить с войнами. Мы должны научиться мыслить по-новому… Перед нами лежит путь непрерывного прогресса, счастья, знания и мудрости. Изберём ли мы вместо этого смерть только потому, что не можем забыть наших ссор? Мы обращаемся как люди к людям: помните о том, что вы принадлежите к роду человеческому и забудьте обо всём остальном. Если вы сможете сделать это, то перед вами открыт путь в новый рай; если вы это не сделаете, то перед вами опасность всеобщей гибели».

В заключение Манифеста предлагалось созвать международную конференцию ученых.

Следует подчеркнуть, что и в нашей стране ученые, связанные с созданием водородной бомбы, были озабочены созданием и процессом ее использования. Анатолий Петрович Александров рассказывал: «Когда Игорь Васильевич (Курчатов) вернулся после этих испытаний (водородной бомбы) в Москву, я поразился каким-то его совершенно непривычным видом. Я спросил, что с ним, он ответил: „Анатолиус! Это было такое чудовищное зрелище! Нельзя допустить, чтобы это оружие начали применять“. Он глубоко переживал ужас, который охватил его, когда он осмыслил результат испытаний. Он стал рассуждать о запрете ядерного оружия. Начались разговоры о мирном использовании атомной энергии»[120].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});