Содержанки - Татьяна Веденская

– Юля! – Архипов ахнул и пошел за мной в круг.

Все принялись нелепо дергаться в такт музыке, а мы с Архиповым, обнявшись, принялись монотонно раскачиваться из стороны в сторону. Конечно, такое позорище не могло продолжаться дольше двух минут. Только не со мной. Я вас умоляю!

Впервые я переступила порог танцевальной студии, когда мне едва исполнилось семь лет. Как это пришло мне в голову – бог весть. Уж, конечно, не мама за ручку привела. Я смутно помню, как я ходила мимо окон этой студии и смотрела на девочек и мальчиков (больше все-таки девочек) в смешных платьях и балетках, вырисовывающих круги на паркетном полу. Я пришла и попросилась к ним. Меня посмотрели. То, что я была худа, как щепка, было хорошо. То, что я при этом была грациозна и имела хорошие балетные данные, оказалось случайностью. Возможно, даже роковой.

– Девочка хорошая, – сказали моей бабушке, которую я тоже в итоге туда притащила. – Но мы же не бюджетная организация. Вы сможете платить? Мы можем сделать вам скидку, если мать ее воспитывает без отца.

– Да, ее мама – мать-одиночка, – подтвердила бабушка.

Так я оказалась в студии. Если что и было хорошего в моей жизни, так это танцы. Когда включали музыку и начинали отрабатывать какие-то движения, я получала физическое удовольствие, позволяя своему телу изгибаться и поворачиваться в такт требуемому движению и направлению. Я танцевала там, я танцевала дома и везде, где слышала музыку. А примерно через год меня показали Аде Федоровне.

– Конечно, это несколько поздновато, – жаловалась она, когда наша преподавательница из студии говорила ей что-то про мои таланты. – Ты же знаешь, у нас дело даже не в таланте, у нас дело в костях. Ну, я посмотрю, ладно. Но восемь лет – это для нас уже много.

– Как же много? – поразилась я.

Но потом узнала, что в балет детей отдают чуть ли не с того момента, как они начинают ходить. Впрочем, эта система имела множество исключений. Дело тут было действительно не в таланте и даже не в возрасте, а в костях. Чтобы заниматься балетом, нужно иметь определенное строение скелета, иначе нету никаких шансов выучиться всем нужным растяжкам и прочему. Нельзя иметь короткие ножки и длинное тело, нужно иметь длинную шею, а вот широкие плечи – никак. Дети такого вот неправильного или, как говорят профессионалы, брахиморфного типа не смогут заниматься балетом, сколько бы сил и времени они на это ни потратили. Кости не могут быть изменены одной только силой воли.

Поэтому Ада Федоровна всегда скептически относилась к любого вида и варианта детям «знакомых», о которых говорили, что они очень способны и подойдут для балета. В конце концов, Ада Федоровна была профессионалом высочайшей пробы, а профессионалы иногда должны быть жестоки.

– Значит, ты Юля? И ты хочешь танцевать? – спросила она меня, внимательно разглядывая и ощупывая.

– Да. Очень, – сказала я, на практике понимая, каково это – быть лошадью на ярмарке. Мне, натурально, даже зубы проверили. Ведь для профессионального балета подойдут только дети с правильным прикусом.

– А знаешь, она действительно имеет шансы, – сказала Ада Федоровна моей преподавательнице из студии. – Ножки правильные. И в целом…

– Она из неблагополучной семьи.

– Это плохо.

– Но она может тебя удивить. Ты бы видела, как она работает у станка. За год не пропустила ни одного занятия, – вступилась за меня преподавательница. – Попробуй ее.

– Я попробую, – сказала Ада Федоровна.

И таким образом моя судьба была определена. Я стала учиться в балетной школе, на бюджетном отделении. Какие только я не придумывала способы, чтобы раздобыть нужные мне для занятий вещи – не буду рассказывать. Скажу одно, именно в те годы я научилась не только прекрасно врать, но и получать то, что хочу. Все эти навыки пригодились мне в жизни. Но все это стоило того, потому что у меня была мечта.

Мои природные данные позволили мне приблизиться к моей мечте. Я десять с лишним лет занималась балетом со всей страстью, на которую только была способна. Когда Ада Федоровна меня выпускала, именно с ее легкой руки и после настойчивых требований я оказалась в Москве. Возможно, мне стоило отказаться и остаться в Ростове. Москва встретила меня в штыки. На первом же курсе балетного училища я сломала ногу в первый раз. В начале второго – во второй и последний. Это, конечно, разбило все мои мечты и сердце, так как единственное, что я любила по-настоящему – только танцевать. Судьба имеет странное чувство юмора, не правда ли? И она всегда норовит сначала дать мне что-то, а потом обязательно отобрать. Но танцевать я умею. И до сих пор в тишине дома, когда никто не видит, в темноте вечерних сумерек я могу забыться и начать кружиться, окутанная магией музыки. Я не знаю ничего на свете сильнее музыки. Музыка может вернуть к жизни того, кто давно для нее потерян, музыка может все.

– Ну-ка, посторонитесь! – крикнула я, скинула с себя эту дурацкую песцовую жилетку (жалкая дань моде) и вышла в круг, прямо к большому костру. Я даже не помню, что играло по радио. Какая-то песня, кажется Moby, Natural Blue. Потом другая. Мне было все равно, я словно путник, прошедший по пустыне месяц без глотка воды, танцевала и не могла напиться. Я не заметила, как стало просторно вокруг меня, как утихли все вокруг, а кто-то сделал музыку громче. Мне казалось, что я снова в Венеции, как когда-то, и что я совсем одна, и я свободна, я ничья. Я только танцую сама для себя, ради простого ужина и имею право ни перед кем не отчитываться.

– Юля, вау! Ничего себе! – кричал кто-то из толпы.

Но я даже не поняла, что они кричат обо мне. Я танцевала и смотрела в глаза потрясенному Архипову. О, даже не сомневайтесь, я прекрасно знала, какое впечатление производят мои танцы на влюбленных мужчин. И даже на женщин, стариков и детей. Грация манит, как что-то запредельное, чарующее и волшебное, как что-то, что так редко можно встретить на улице или перед новогодним костром на лыжном курорте. Другое дело, что я не могла, не должна была допускать того, чтобы он увидел это. Зачем? Чего я добивалась? Чтобы всю ночь он смотрел на меня и не отводил глаз? Красивая женщина, умеющая танцевать, – это оружие массового поражения, и предугадать последствия его применения невозможно. Что-то будет разрушено, даже если ты этого не хотела.

– Слушай, как ты это делаешь? Ты где-то училась? – спросил Костик, когда отгремели восторженные крики и мне было позволено вернуться на свое место.

– Ну, конечно, училась, – улыбнулась я.

– Где? Как? У кого?

– Знаешь, сейчас много разных дисков продают. «Научись танцевать за три дня» или «Все стили танцев на одном диске». На Горбушке, думаю, все это можно найти.