Искатель. 1978. Выпуск №5 - Левон Хачатурьянц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Послушайте, мсье Мегрэ, — начала мадемуазель Клеман.
И тут она тоже рассмеялась. Вернее, заставила себя засмеяться. Быть может, в глубине души она не воспринимала все это происшествие как слишком трагическое.
— Я вас обманула, это правда. Но все произошло совсем не так, как вы думаете. Это не он стрелял в вашего инспектора.
— В ту минуту вы были с ним?
— Да.
— В постели?
— Я так и думала, что вы сейчас это скажете. Люди почему-то во всем обязательно хотят видеть плохое. Если ему и довелось лежать на моей кровати, то, клянусь вам, только в мое отсутствие.
— Это правда… — вмешался Паулюс.
— Это не я привела его сюда. Я очень испугалась однажды вечером, когда услышала шорох у себя под кроватью.
На этот раз Мегрэ обратился к Паулюсу на «ты», что в какой-то мере означало, что он берет его под защиту.
— Когда в дом пришли инспектора, ты был наверху?
— Да. Я этого ожидал. Не знал, куда кинуться. Я увидел их из окна. Ведь выход из дома только один, и мне пришлось удрать на чердак.
— А они не обыскали чердак?
— Как же, обыскали, но у меня хватило времени пробраться на крышу. Я спрятался за трубой и просидел там полдня.
— У тебя кружится голова от высоты?
— Да. Когда я решил, что опасность миновала, я пролез в дом через слуховое окно и потихоньку спустился вниз.
— Тебе не пришло в голову, что ты можешь уйти отсюда?
— Конечно, пришло. Но я боялся, что на улице дежурят полицейские.
Он был недурен собой, правда, слишком худощавый и нервный. Говорил сбивчиво. Иногда выговаривал слова так отрывисто, словно у него дрожали челюсти.
Однако он испугался не так сильно, как этого можно было ожидать, и словно даже начал защищаться. Быть может, он в конечном счете почувствовал сейчас облегчение.
— И ты спрятался в спальне мадемуазель Клеман?
— Я не предполагал, что застряну здесь так надолго.
Было очень забавно наблюдать их рядом. Он — сухопарый, как юный фавн. Она — толстая и благодушная, как тетушка из провинции.
Особенно любопытно было бы присутствовать при сцене, которая разыгралась в спальне в ту ночь. Действительно ли так испугалась мадемуазель Клеман, как она утверждает сейчас?
Он, наверное, плакал, а она его, конечно, утешала. И принесла поесть и попить. Почти наверняка налила ему рюмочку ликера.
И с тех пор уже пять дней они жили в одной комнате с единственной постелью, на которой спали поочередно. В это Мегрэ как раз верил.
С утра до вечера перед глазами юного Паулюса не было ничего, кроме пружин матраца; при малейшем шуме он вздрагивал. Он слышал, как ходили взад и вперед инспектора, Мегрэ, слышал вопросы и ответы.
За домом велось постоянное наблюдение, и поэтому мадемуазель Клеман приходилось вставать ночью, чтобы принести ему поесть.
Мегрэ улыбнулся, вспомнив огромный сандвич, который он заставил ее уплести в половине третьего ночи, когда ей совсем не хотелось есть.
Неподалеку от дома остановилась машина префектуры, в которой Люка согласно указаниям комиссара терпеливо ждал, сидя рядом с шофером.
— Что вы собираетесь делать? — спросила комиссара мадемуазель Клеман, которая тоже услышала, как подъехала машина. — Вы меня арестуете?
Она окинула сокрушенным взглядом стены комнаты, мебель, свой дом, который, как ей казалось, придется покинуть.
— Не сейчас, — ответил комиссар. — Это будет зависеть от обстоятельств. А ты пойдешь со мной, парень. Можешь взять с собой зубную щетку и гребенку.
— А мои родители об этом узнают, да?
— Они, видимо, уже узнали вчера из газет.
— Что сказал мой отец?
— Я его еще не видел. Он, возможно, сегодня вечером выедет в Париж.
— Я предпочел бы с ним не встречаться.
— Понятно. Пошли!
Юноша колебался, глядя на мадемуазель Клеман.
— Она совсем не виновата, верьте мне. Она…
Он искал подходящее слово и не мог найти.
— Прекрасная женщина, я знаю. Ты все это расскажешь мне на набережной Орфевр.
Они прошли через кухню, потом через гостиную, где Мегрэ вчера провел вечер наедине с толстухой. Выйдя на порог, он поманил Люка.
А тот, увидев молодого человека, даже свистнул от восхищения. Видимо, он решил, что дело закончено.
А оно только начиналось.
Глава четвертая, где рассказывается о допросе, во время которого Мегрэ ни разу не рассердился
Уже сидя в маленькой машине уголовной полиции, Мегрэ не переставал краем глаза наблюдать за Паулюсом, а инспектору Люка, который следил за комиссаром, показалось, что у его начальника какое-то необычное выражение лица.
Наручники парню не надели. Он жадно глядел в окно и уже больше не боялся, не дрожал, как тогда, когда вылезал из-под кровати мадемуазель Клеман. Он даже произнес одну фразу, какой Люка никогда не слышал от людей, которых только что арестовали. Они завернули на бульвар Сен-Мишель и проехали мимо поливочной машины.
Немного дальше, между магазином перчаток и кино, показался освещенный солнцем красный навес табачного киоска.
И вдруг Паулюс, с видом школьника, который поднимает руку, чтобы попроситься в уборную, сказал:
— Нельзя ли остановиться на минутку? Я хотел бы купить сигареты.
Он вовсе не собирался сбежать посредством такой уловки. Это было бы слишком наивно. Нисколько не рассердившись, не сводя с него своих крупных задумчивых глаз, Мегрэ ответил:
— У меня в кабинете есть сигареты.
Комиссар с видимым удовольствием уселся за свой письменный стол.
— Садись!
Он не спеша просмотрел лежавшую на столе почту и отдал распоряжения инспекторам по поводу текущих дел. Потом открыл окно, набил трубку и протянул Паулюсу пачку сигарет.
— А теперь рассказывай.
— Вы знаете, это не я стрелял в инспектора. Клянусь вам. Впрочем, у меня и револьвера не было. Тогда, в «Аисте», у меня был игрушечный.
— Знаю.
— Ведь вы мне верите? Я не выходил из комнаты мадемуазель Клеман. Зачем бы я стал стрелять в инспектора?
— Тебе не хотелось уйти из этого дома?
— Конечно, нет.
Он произнес это так быстро, с таким убеждением, что это было почти забавно.
— Куда бы я пошел? Раз полиция явилась на улицу Ломон, значит, они знали, кто я такой. Значит, меня разыскивали. Следовательно, если бы я вышел из дома, меня бы тут же арестовали.
— Эта мысль пришла в голову тебе или мадемуазель Клеман?
— Мне. Я умолял ее, чтобы она меня не выгоняла, обещал быть послушным, не подсматривать, когда она раздевается.
— А ты не подсматривал?