Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

- Это что за станция? - удивился Фридрих. Насколько он помнил, следующей после "Берлинской" шла "Театральная".

- Просто труба! Переход! На Таганско-Пресненскую линию! - кричал Лемке, пробивая голосом шум поезда и гудение толпы.

Власов кивнул, пытаясь вспомнить, о чём идёт речь. В голове вертелись смутные воспоминания о каком-то московском скандале, вроде бы связанным с планами строительства новой станции, но ничего определённого он так и не припомнил. Похоже, с этой темой он не пересекался.

Лемке протиснулся вперёд, ввинчиваясь между плотно сжатыми телами. Фридрих последовал за ним, доверяя его опыту: похоже, маленький оперативник бывал под землёй чаще, чем можно было бы предположить.

Выбраться из вагона оказалось на удивление легко: они попали в выходящий поток, который сам вынес их на платформу и потащил куда-то дальше. Лемке с готовностью последовал было по этому пути, но Фридрих его удержал - ему хотелось осмотреться.

На первый взгляд, посадочная платформа выглядела на редкость уродливо. Это было большое помещение с голыми бетонными стенами и заасфальтированным полом. Своды поддерживали толстые железные колонны. Освещалось всё это мощными лампами дневного света, свисающими, как сосиски, с провешенного на потолке кабеля толщиной с руку. Никаких скамеек и прочих излишеств не было. Всё вместе смотрелось как свежевыстроенный заводской цех, в который ещё не завезли оборудование. Хотя, подумал Власов, такие цеха сейчас можно увидеть только в кино про пятидесятые годы.

Даже после того, как основная масса народа схлынула, на станции осталось достаточно людей, чтобы было тесно. Власов отошёл к одиноко стоящей железной колонне в центре зала, чтобы немного отдохнуть от тесноты: там никого не было, кроме старухи с сумкой, наполненной всё теми же консервными банками. Фридрих, присмотревшись, обнаружил на одной из них остатки сорванной этикетки. На ней можно было различить часть собачьей морды и слово "Pedigr...". Власову вспомнился таксист, который вёз его из аэропорта, и его рассказы о вкусных дешёвых консервах.

- Вот она, "Пересадочная", - заговорил Лемке. - То есть это неофициальное название. Вообще-то это недостроенная "Тверская". На новых схемах так и обозначена, да толку-то...

"Почему же ее открыли?"- хотел спросить Власов, но сообразил, что уместнее будет другой вопрос: - Почему ее не достроили?

- Деньги разворовали, - охотно пояснил Лемке. - Причем грамотно так, что и концов не найдешь. Каких-то стрелочников посадили, конечно, да что с них возьмешь... И вот теперь городские власти уже который год бодаются с центральныим по поводу того, кто должен покрыть недостачу. Там еще какие-то юридические закавыки, связанные с тем, что это Тверская, особая экономическая зона... в законе прямо не прописано, что он распространяется и на подземные территории, но не прописано и обратное... А тут пока открыли времянку без отделки и выходов на поверхность, потому как очень уж переход нужен. Ну, как говорят сами русские, нет ничего более постоянного, чем нечто временное.

- Вот же бардак, - возмущенно пробормотал Фридрих. Разумеется, дома, в Дойчлянде, подобное было немыслимо. Все же он с интересом оглядывался по сторонам - доселе ему не доводилось бывать на недостроенных станциях метро. Он даже сделал несколько шагов, направляясь в сторону тупикового

конца платформы - там, очевидно, по плану должен был располагаться выход в город, но ныне виднелась лишь неглубокая ниша, символически перегороженная одиноким железным турникетом. Свет в том конце горел совсем тускло. Лемке преданно семенил следом.

- Эй, гуй? Тебе, может, надо чего?

Власов резко обернулся на негромкий голос. За колонной, которую он только что миновал, стоял молодой парень странноватого вида. Фридрих не сразу понял, что именно показалось странным, но потом сообразил, что драная куртка с вываливающейся из дыр подкладкой, распахнутая на груди, никак не сочетается с красивым чёрно-белым свитером, явно недешёвым. Да и американские брюки-джинс в стиль как-то не вписывались. К тому же стоял незнакомец так, словно от кого-то прятался... или кого-то поджидал.

Фридрих поднял бровь: странный парень его заинтересовал, но он не был уверен, что хочет продолжать разговор.

- Может, чего надо? - парень подобрался поближе. - Я говорю - надо, может, поправиться? - он сделал ещё шажок. - Дайен? Кокс? Тяжёлое?

Тут до Власова, наконец, дошло, с кем имеет дело: теоретические познания со щелчком встали на нужное место в голове, совпав с наблюдаемой реальностью. Теперь он знал, что это за молодой человек, что он предлагает, а главное - как с ним надо себя вести.

Перед ним приоткрылась любопытная возможность выяснить один важный вопрос, и он решил - после полусекундного колебания - попробовать ею воспользоваться.

- Я никого здесь не знаю, - начал он, отодвигаясь от слегка опешившего Лемке. - У моего друга есть проблема. Мне сказали, что есть люди, с которыми можно поговорить.

- Эй, гуй, - парень заговорил уверенно, а тон стал наглым и грубым, хозяйским - один раз: если ты пантуй, канай отсюда.

Власов сыграл лицом испуг и негодование.

- Говорите нормальным языком, - попросил он, - по-русски или на дойче. Я не понимаю.

- Ц-цивил, - сплюнул парень на пол. - Сохуашь, у тебя проблема? Поправиться, что-ли, надо? Лекарство нужно? Полечиться?

Власов сделал вид, что думает.

- Если я правильно вас понял, то нечто вроде этого, - наконец, выдавил он из себя признание. - Но это нужно не мне, - это было сказано торопливо и немного испуганно. - Я сам не употребляю.

- Да вижу я, что ты не шидудзе, в арык сам не мажешь... Но если гую надо поправиться - лады, это тема. Толкнём с тобой, чё те светит ин зис план. Но не здесь. Тут пипло говняное грузится, темы толкать некомфорт. Мне тут светиться хайпато.

Вдалеке послышался шум поезда.

- Делай так. Го-го в вагон до Воскреши, там тебя подберут. Сохуай, что от Вени Грубчика. От Вени, понял? С людьми не говняйся, толкай темы политично. И не надо конджить, спервенца всех пробирает, а потом нормалёк, земеля... Главное - суджи. В смысле - тихо.

В это время поезд остановился, и новая толпа затопила платформу. Парень растворился в людском потоке, как щепоть соли в кипящем супе.

Лемке уставился на шефа, ожидая каких-либо указаний.

- Едем, - просто сказал Фридрих. - Что такое Воскреша? - на всякий случай уточнил он.

- Станция "Воскресенское Шоссе", - подтвердил его догадку Ханс. - Местечко ещё то. Тогда нам на переход, это по той ветке... Шеф, но это опас... - Лемке замолчал, перехватив яростный взгляд патрона - и с опозданием соображая, что их сейчас вполне могут подслушивать.

Они окунулись в движущееся человеческое месиво.

О сложившейся в России ситуации с наркотиками Власов был осведомлён достаточно хорошо. И, в отличие от обычного берлинского бюргера, наслышанного о славянской наркомафии, знал, насколько непростой была ситуация, в которую попали российские власти.

Первая волна наркотрафика пришлась на начало восьмидесятых. Почин положили китайские иммигранты, которым Россия предоставила политическое убежище как беженцам от коммунизма. Сделано это было отчасти в пику расовой политике Райха: дойчи упрямо не желали видеть в своей стране расово неполноценных, да и печальный опыт с "францдойче" сыграл свою роль. Мосюковское же правительство решило проявить терпимость к несчастным страдальцам от коммунистической диктатуры. Китайцы сполна отблагодарили принявшую их страну, развернув в крупных городах сети по торговле опиатами. Когда власти спохватилась, выяснилось, что под видом китайских аптек и центров традиционной медицины тихонько функционируют подпольные притоны, а продвинутая молодёжь лечит хандру средствами с вычурными названиями типа "пыльца с крыльев уснувшего мотылька" или "три яшмовых удовольствия" - на основе кокаина и героина.

Русским потребовалось три года, чтобы перекрыть основные каналы поставок. Но тут подоспела вторая волна, на этот раз кавказская. На Москву и через неё в другие страны Райхсраума пошла волна опиатов. С ней так просто справиться не удалось. Но, во всяком случае, русские, в отличие от тех же поляков, боролись с наркотиками серьёзно. Более того, именно отдел по борьбе с наркотиками был, пожалуй, самой дружественной по отношению к Управлению российской полицейской структурой - ну, конечно, в той мере, в какой российская полицейская структура может быть дружественной к берлинским коллегам.

Фридрих также знал, что сеть дилеров-дуфанов, работающих в московской подземке, оказалась особенно живучей. Созданная всё теми же китайцами, она очень быстро зажила самостоятельной жизнью. От "китайского" периода остался особый наркодилерский жаргон, напичканный искажёнными китайскими словами и выражениями.

При этом мелкие дуфаны, стоящие на отлове клиентуры, не имели при себе ни грамма "лекарств" - и, более того, сами не знали, где и у кого они есть. В их обязанности входил отлов потенциального покупателя и его ориентация в том направлении, где он мог бы обрести желаемое. Дальше в дело вступала сложная система "ведения" клиента с передачей его из рук в руки по цепочке. Покупка - или просто банальное ограбление, если клиент оказывался достаточно глуп, - ждали только в конце пути.