Товарищ маузер - Гунар Цирулис

Человек, спасший Атамана и Дину, был Робис.

8

Вход в одиночный корпус заперт, однако двери уже сотрясаются под ударами преследователей. А у него только один патрон. Зато времени вдоволь. Теперь спешить некуда — Дина спасена.

С того момента, как боевики оказались в безопасности, Робис перестал быть командиром, выполнявшим приказ Федеративного комитета. Он мог наконец принадлежать самому себе и думать лишь об одной Дине. Именно о ней он и думал, когда, выведя боевиков, решил снова вернуться в тюрьму. О ней он думал, когда отвлек огонь на себя, помог ей с Атаманом вырваться на свободу. Затем его ранили, окружили. И вот теперь он здесь, заперся в корпусе, с последним патроном в обойме.

Он взглянул на тоненькую струйку крови, стекающую на пол, и подумал: вот так с ней вытечет и жизнь. А давно ли она, эта жизнь, началась? Давно ли застенчивый паренек помогал маленькой девочке с льняными косами донести громадину тыкву? Прошли годы, а Дина так и осталась для Робиса светлой мечтой детства. Действительность была иная — суровая и жестокая. Его доля в жизни — беспощадная борьба с оружием в руках, борьба не на жизнь, а на смерть. Иначе сегодня нельзя! Творить одно лишь добро, очевидно, будет привилегией грядущих поколений.

Еще только что ему казалось, что в его распоряжении уйма времени, однако, бросив взгляд на дверь, готовую сорваться с петель, Робис понял, что и оно подходит к концу. Теперь все его достояние — одна пуля. Он прибережет ее для себя, чтобы не попасть живым в руки Регуса.

Робис поднес револьвер к сердцу, но тотчас опустил его. Нет, он еще не свел все счеты с жизнью. Он не смеет уйти из нее, пока жив предатель.

Ключ все еще торчит в двери камеры. Робис шагнул через порог и тут же согнулся от боли — браунинг Липа Тулиана дважды изрыгнул пламя. Но, падая, Робис не выпустил маузера из рук. Уже лежа на цементном полу, он собрал всю силу воли и выстрелил. Взор уже затуманился, он ничего не видел перед собой, но по тишине, окружившей его, понял, что не промахнулся. И все же хотелось убедиться в том, что последний долг им выполнен. Теряя силы, Робис пополз вперед, пока не нащупал неподвижное тело. Прислушался. Сердце предателя не билось.

Теперь уже не так обидно расставаться с жизнью. Пальцы еще сжимают сталь оружия. Вот мы и остались вдвоем, товарищ маузер!

Потом и пистолет выскользнул из руки…

ЭПИЛОГ

Париж. Редакция газеты «Тан». Ночь. Редактор правит гранки утреннего выпуска. Влетел мальчишка-рассыльный.

— Телеграмма от Жоржа Шампиона! — размахивая бланком, крикнул он.

Редактор вырвал у него из рук листок.

— Может быть, что-нибудь интересное для завтрашнего номера? — И он впился жадным взором в телеграмму. — О чем это пишет Шампион? — Лицо редактора изображало полное недоумение.

«За уголовные преступления Свод законов Российской империи предусматривает следующие меры наказания: лишение всех прав и смертная казнь. Лишение всех прав и ссылка в каторжные работы. Каторжные работы подразделяются на следующие категории: пожизненные принудительные работы в рудниках. Принудительные работы в рудниках сроком от 15 до 20 лет…»

Редактор пожал плечами и вернулся к своим гранкам. Но вот мальчик уже несет новую телеграмму. Ее текст оказался не менее странным:

«Дабы предотвратить случаи побега, вместо ручных и ножных кандалов, равно как и общей цепи, пересылаемым этапным порядком накладывается на ногу особая цепь длиной в аршин, каковая пропускается через железное кольцо на телеге или санях и замыкается на замок…»

Депеши следует одна за другой. Кажется, будто в этих сухих статьях законов и инструкций слились воедино слезы и кровь, насилие и угнетение всей России. Редактор больше не пожимает плечами. Ему совершенно ясно, что бедняга Шампион лишился разума. Да и нет в этом ничего удивительного, если пожить подольше в этой кошмарной стране. Но поток телеграмм не иссякает. На помощь рассыльному пришел швейцар. Никто уже не трудится читать всю эту бессмыслицу. Телеграфными бланками покрылся стол, они валяются на полу. У редактора возникает подозрение — это уже не просто затмение ума, за этим что-то кроется. И тогда у него наступает просветление. Шампион занял провод, и надо ждать сенсационного репортажа. В следующий раз он уже сам бежит навстречу рассыльному.

«За нападение на тюрьму или иное место заключения и насильственное освобождение или увод арестованных виновные наказуются: ссылкой в каторжные работы на рудники сроком от 15 до 20 лет. В том случае, если при нападении на тюрьму и освобождении или выводе арестованных имеет место совершение убийства или поджог, виновные подлежат пожизненной ссылке в каторжные работы на рудниках».

Опять то же самое. Ждать больше нечего. Редактор надевает пальто, чтобы отправиться домой. И в этот момент приходит наконец корреспонденция Шампиона. Рассыльный стремглав несется по лестнице вниз, метранпаж взлетает наверх.

— Освободить три колонки! — кричит редактор.

Метранпаж разводит руками:

— Уже поздно. Больше тридцати строк дать не могу. При всем желании!

Редактор в отчаянии — что поделаешь? Читатели должны газету получить вовремя.

— Ладно, сегодня дадим вкратце самое главное! Остальное прибережем для экстренного выпуска.

В лихорадочной спешке он прошелся карандашом по телеграмме Шампиона и протянул ее метранпажу:

— Вот вам пятнадцать строк. Остальные пятнадцать — на заголовок РИЖСКИЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ ШТУРМУЮТ ЦАРСКУЮ БАСТИЛИЮ!

Прошло еще несколько дней. Гент. Гавань. Крепкий морской ветер раскачивает фонарь, бросая неспокойные отблески на борт парохода «Один». По зыбкому трапу, согнувшись под тяжелыми ящиками, поднимаются бельгийские докеры. Сегодня они работают как никогда. Им известно, что этот груз поможет товарищам в далекой России завоевать свободу.

Ящик за ящиком исчезают в трюме. Один нечаянно уронили на палубу. Треснула доска, и под ней тускло блеснул металл густо смазанных винтовок. Оружие революции! Наступление началось!..