Траектория чуда - Аркадий Гендер

— Вы, я вижу, не в духе, мой юный друг, — не выдержав, хоть и очень мягко, но с явной обидой в голосе, обратился ко мне мсье Серж. — Надеюсь, ничего серьезного, и причиной вашего сплина является какая-нибудь мелочь вроде отсутствия вашей очаровательной спутницы?

"Да, если бы!" — грустно подумал я. Пришлось, спохватившись, извиняться, ссылаясь на внезапную мигрень.

— Может быть, прервем ужин, если вы нездоровы? — участливо поинтересовался растроганный моими искренними извинениями мсье Серж. — Я понимаю, волнения сегодняшнего дня могли подкосить вас.

Знал бы старик, насколько он зрел в корень насчет сегодняшних волнений!

— Ни в коем случае! — нашел в себе силы возразить я, никоим образом не желая совсем уж испортить вечер гостеприимному хозяину. — Вот только если бы выпить можно было бы чего-нибудь покрепче…

Я боялся, не шокирую ли этой уж больно русской откровенностью рафинированного адвоката, но мои опасения были напрасны. Мсье Серж, хлопнув себя ладонью по лбу, вскричал:

— Ах, склероз, как я мог забыть, что вы предпочитаете бренди?!

И хлопнул еще раз, на сей раз в ладоши. Вбежал официант, выслушал что-то от Бернштейна, склонившись в полупоклоне, удалился и тотчас же вернулся опять, неся на подносе квадратный графин с жидкостью цвета крепко заваренного чая и большой пузатый хрустальный бокал. Отворилась даже на вид тяжелая пробка, и порция напитка перелилась в бокал, медленно стекая па его стенкам густой пленкой. Воздух сразу наполнился ароматом карамели, цветов, ванили и еще чего-то неуловимого. Я сделал своему визави через стол «прозит», и с видом знатока медленно через зубы выцедил бокал. Мне показалось, что мои вкусовые рецепторы, даже оглушенные всей предыдущей мешаниной, просто сошли с ума. Я неплохо разбираюсь в коньяках; доводилось мне пивать и очень дорогие из них. Но такой фантасмагории ощущений дегустация благородного напитка не приносила мне никогда. Секунд десять я сидел, блаженно прислушиваясь к уходящим все дальше вглубь нёба оттенкам вкуса, и чувствуя, как отступает головная боль, и только потом осторожно поставил бокал на скатерть.

— Знаете, что это? — спросил умильно взирающий на меня с другой стороны стола мсье Серж. — Это арманьяк и, клянусь, это лучший арманьяк в мире. Ему восемьдесят с лишним лет. Отец говорил, что год его рождения — 1920-й, был особо урожайным на виноград. Знаете, сколько он стоит? Когда я полностью разорюсь на адвокатской практике, я продам пару ящиков, и поправлю дела. Нет, нет, не стесняйтесь, наливайте еще! Я держу его только для особо дорогих гостей. Для таких, как вы, мой мальчик!

Воспоминания о временах, когда еще отец его был молодым человеком, заставили слезам навернуться на глаза сентиментального адвоката. Да и меня этот нектар богов, мигом расслабив, тоже настроил на размышления о тех далеких годах. Да, 1920-й… В этот год моя прабабка, сейчас гордо взирающая на меня с портрета, а тогда совсем еще девчонка, едва державшаяся на ногах после изнурительной болезни, переходила линию фронта где-то под Перекопом и, чтобы заработать на кусок хлеба, продавала себя на Константинопольской Пере. А мой дед вообще несмышленым пацаном в составе ватаги беспризорников-сорвиголов двигался пешим ли порядком, под вагонами ли железнодорожных составов по голодной, полыхавшей войной Украине, а потом побирался в хлебном Киеве где-нибудь на Крещатике. Тут мне и вспомнились те две несостыковочки, которые уловил я в рассказе мсье Сержа еще тогда, в Балчуге. Вот и тема для разговора, которая была мне сейчас ой как интересна! Я, воспользовавшись разрешением, плеснул себе еще в бокал, и принялся расспрашивать мсье Сержа об истории его знакомства с "Московским Законником" и о подробностях их совместных поисков наследника, а чтобы адвокат не скатился на пересказ всей истории, я напрямую спросил, не кажется ли тому странным неожиданное нахождение упоминаний об Алеше Нарышкине в каких-то чудом сохранившихся архивах, и видел ли он вообще эти архивы. Мсье Серж в ответ долго молча глядел на меня, пальцами крутя по белой скатерти за высокую ножку свой бокал с остатками вина в нем, а потом задумчиво сказал, что архивов он этих не видел, хотя неоднократно просил господина Шуляева ему их показать, но тот всегда ссылался на то, что с документов якобы не представляется возможным снять копию. Это в голодной-то России за деньги невероятно! Более того, выяснилось, что мсье Сержу всегда казалось в странным то обстоятельство, что Ольга Апостолова, в 1923-м имея возможность просматривать все архивы, открытые для нее по личному указанию Ленина, не обнаружила в них того, что почти восемьюдесятью годами спустя в них смог найти Шуляев. Объяснение же, что, дескать, только Шуляев смог додуматься до того, что могла произойти замена имен с Алексея на Всеволода, при ближайшем рассмотрении тоже не выдерживает критики. Зная Ольгу Апостолову, мсье Серж был уверен в том, что просматривая архивы, она проверила бы записи обо всех детях, чьи данные хоть немного подходили под описание потерявшегося племянника, независимо от имени. Глядя на целеустремленный облик прабабки на портрете, я с ним согласился. Эта женщина, пройдя и пережив такое, ухватилась бы за малейшее упоминание, если бы оно было. Значит, его не было. Так что же, Шуляев ничего в никаких архивах не находил? Но тогда, — как же он на тетку Эльмиру вышел-то? "Да не на тетку, а на тебя, на тебя вышли они! — родилась в голове одинокая мысль. — Ведь сразу тебе странным показалось, что сначала поиски потомков Неказуева привели к Чайковской, а не к Неказуеву!" Мысли в заполненной благоухающим арманьячным туманом голове путались, но ощущение того, что ухвачена та самая ниточка, которая может привести к разгадке, было абсолютно отчетливое.

— Но ведь в конечном итоге все завершилось, как нужно? — забеспокоился мсье Серж. — Или что-то не так?

— Нет, нет, все в порядке, — небрежно махнул рукой я. — Так, просто привычка анализировать ситуацию до конца.

После этих слов Мсье Серж настолько уважительно наклонил в мою сторону свою седую голову, что мне стало неудобно. "Эх, если бы у тебя на самом деле была такая привычка, болван ты эдакий, — в отместку высек себя за пустозвонство я, — не попал бы ты теперь в такую задницу!"

Не знаю, что тому больше виной — божественный напиток, или предчувствие близкого решения головоломки, но настроение у меня стало гораздо лучше того, с каким я сюда приехал. Между тем на часах была уже половина одиннадцатого. Пора была уже и честь знать, тем более, что неудержимо клонило ко сну. Как раз подали десерт и кофе. Сказав, что, к сожалению, назавтра он улетает по неотложному делу в США, мсье Серж сказал, что сколько бы мне ни вздумалось задержаться в Женеве, Ален в полном моем распоряжении. Я поблагодарил, хотя и не мог понять, зачем он мог бы мне понадобится. А еще я поймал себя на мысли, что после того, как мне показалось, что молодой швейцарец неровно дышит к Талии, я стал испытывать к нему неприязнь.

— И, прошу вас, мой друг, не отказывайтесь от моего предложения по поводу размещения ваших средств, — уже пожимая мне на прощание руку, опять вернулся к болезненной для меня теме мсье Серж. — Поверьте, такие предложения я делаю только очень близким людям. Сохранность ваших средств полная, гарантии — абсолютные. Для того, чтобы избежать налогов, ваши дивиденды будут поступать в банк в одной из офшорных зон…

— Где-нибудь на Британских Виргинских островах или на Кипре? — с видом знатока ввернул я.

— О, Глеб Аркадьевич, — удивленно развел руками Бернштейн, в первый раз назвав меня с глазу на глаз по имени-отчеству. — Оказывается, вы гораздо более сведущи в этих вопросах, чем хотите казаться!

От незатейливого комплимента я зарделся, как молодуха, которую прилюдно ущипнули за задницу, и в шутку ответил:

— Только одно меня во всем этом не устраивает, — что ваши банки в пятницу закрываются в три часа! А вдруг мне понадобится крупная сумма на уикенд?

— О, не беспокойтесь, это только у нас, в ленивой Швейцарии, рассмеялся в ответ мсье Серж. — Кипрские банки работают до пяти.

Меня будто чем-то толкнуло в грудь. Как — до пяти? Это значит, что Голос меня мистифицировал, говоря, что сможет узнать, перевел ли я деньги, только в понедельник? Но зачем ему держать меня здесь, если деньги он уже получил? На этот новый вопрос ответа у меня пока не было, но я чувствовал, что стал к разгадке задачи еще не полшажка ближе. Вот так ужин удался! А я еще сомневался, ехать мне, или нет.

Ставший уже совсем родным Мерседес мигом домчал меня до гостиницы. Я ввалился в номер, на ходу стягивая с шеи галстук, но повалился на кровать, так и не успев докончить эту операцию. Заснул я, похоже, еще до того, как моя голова коснулась подушки.

Глава 11. Домой!

Суббота, утро