Сад богов - Джеральд Даррелл

— Ешь отдельно, в другой комнате, — предложил Лесли, листая каталог, рекламирующий огнестрельное оружие, — если у тебя не хватает силы воли отказаться.

— С силой воли у меня все в порядке, — возмутилась Марго. — Только я не могу отказываться, когда мама угощает.

— Джиджи шлет приветы, — сообщил Ларри, отрываясь от письма, которое читал в эту минуту. — Пишет, что приедет к нам ко дню своего рождения.

— День рождения! — воскликнула Марго. — Это замечательно! Я так рада, что он не забыл.

— Такой славный юноша, — сказала мама. — И когда он приедет?

— Как только выйдет из больницы, — ответил Ларри.

— Из больницы? Он хворает?

— Нет, просто ему не повезло с левитацией, сломал ногу. Пишет, что день рождения шестнадцатого числа, и он постарается быть здесь пятнадцатого.

— Как я рада, — сказала мама. — Я очень его полюбила в уверена, что ему понравится эта книга.

— Знаете что, давайте как следует отпразднуем его день рождения, — возбужденно предложила Марго. — Устроим настоящий, роскошный праздник, а?

— Хорошая мысль, — отозвался Лесли. — Мы уже сто лет не устраивали стоящих вечеров.

— И я могла бы приготовить что-нибудь по этим рецептам, — с увлечением подхватила мама.

— Восточный праздник! — воскликнул Ларри. — Скажем всем, пусть приходят в чалмах и с драгоценным камнем на пупе.

— Нет, по-моему, это слишком, — возразила мама. — Лучше небольшой, скромный, приятный…

— Как же ты можешь устраивать для Джиджи небольшой, скромный, приятный вечер, — заметил Лесли, — после того, что рассказывала ему про караваны в четыреста слонов. Он рассчитывает на что-нибудь выдающееся.

— Откуда ты взял четыреста слонов, милый? Я говорила только, что мы отправлялись в джунгли на слонах. Всегда-то вы, дети, преувеличиваете. К тому же откуда нам взять здесь столько слонов, на это он никак не может рассчитывать.

— Верно, но какое-нибудь представление надо организовать, — настаивал Лесли.

— Я приготовлю все декорации, — вызвалась Марго. — Все будет в восточном стиле. Одолжу у миссис Пападруя бирманские ширмы, а у Лены есть страусовые перья…

— У нас ведь в городе в холодильнике хранятся кабанчик, утки и прочее,

— вспомнил Лесли. — Пора уже до них добраться.

— Я попрошу рояль у графини Лефраки, — сказал Ларри.

— Да что это вы… постойте! — всполошилась мама. — Мы ведь не торжественный прием устраиваем, просто отмечаем день рождения.

— Чепуха, мама, нам только полезно малость выпустить пары, — снисходительно произнес Ларри.

— Верно, — подхватил Лесли, — взялся за гуж — не говори, что не дюж.

— И семь бед — один ответ, — добавила Марго.

— Или один обед, — не пожелал отстать Ларри.

— Теперь надо решить, кого приглашаем, — сказал Лесли.

— Теодора, конечно, — дружно отозвались мы.

— И бедняжку Крича, — объявил Ларри.

— Нет-нет, Ларри, — возразила мама. — Только не этого противного старого грубияна.

— Чепуха, мама, старикан обожает повеселиться.

— А еще полковника Риббиндэйна, — сказал Лесли.

— Ну уж нет! — с жаром воскликнул Ларри. — Обойдемся без этого воплощения занудства, пусть даже он лучший стрелок на острове.

— Никакой он не зануда, — воинственно возразил Лесли. — Нисколько не хуже твоих паршивых друзей.

— Найди среди моих друзей хоть одного, кто бы целый вечер рассказывал односложными словами, сопровождая их неандертальским хрюканьем, как он застрелил гиппопотама на реке Нил в девятьсот четвертом году.

— Во всяком случае, это очень интересно, — пылко отпарировал Лесли, — куда интереснее, чем слушать болтовню твоих приятелей об этом проклятом искусстве.

— Ну-ну, не спорьте, милые, — миролюбиво сказала мама. — У нас для всех найдется место.

Я удалился под звуки продолжающейся перепалки, которая неизменно возникала, когда обсуждался список приглашаемых на вечеринки; для меня пришел бы Теодор, и вечеру обеспечен успех. Выбор остальных гостей я предоставлял моим родным.

Приготовления к празднику набирали силу. Ларри удалось одолжить у графини Лефраки огромный рояль и тигровую шкуру на пол возле рояля, который был доставлен к нам на длинной четырехконной повозке с величайшей осторожностью, ибо являл собой любимый инструмент покойного графа. Наблюдавший за доставкой Ларри снял брезент, защищавший рояль от солнца, забрался на телегу и лихо исполнил «Провожая милочку домой», дабы удостовериться, что инструмент не пострадал от перевозки. Рояль был в полном порядке, разве что малость расстроен, и, хорошенько попыхтев, мы втащили его в гостиную. Стоя в углу, черный, с агатовым блеском, с лежащей перед ним великолепной, грозно оскаленной тигровой шкурой, он придавал всей комнате роскошный восточный вид, чему способствовали также декорации Марго — развешанные по всем стенам огромные листы бумаги с намалеванными на них минаретами, павлинами, великолепными дворцами и слонами в уборе из драгоценных камней. Кругом стояли вазы с покрашенными страусовыми перьями, висели гроздьями воздушные шары, словно кисти диковинных тропических плодов.

Кухня, разумеется, напоминала чрево Везувия; в мерцающем рубиновом свете полудюжины очагов и жаровен сновали мама и ее подручные. От стука, рубки и помешивания стоял такой шум, что не было слышно человеческого голоса, а расплывающиеся по дому ароматы достигали такой густоты, что облекали вас пряным плащом.

И заправлял всем хмурый и смуглый джинн — Спиро; ГРУДЬ бочкой, голос быка, он был вездесущ. Тащил своими ручищами на кухню огромные коробки с продовольствием и фруктами, громогласно бранясь и обливаясь потом помогал втаскивать в столовую и составлять вместе три обеденных стола, снабжал Марго иммортелями, а маму-редкостными специями и другими деликатесами. Именно в такие минуты мы особенно сильно ощущали. какой это незаменимый человек. Для Спиро не было ничего невозможного. «Я сделать», — говорил он. И делал-добывал фрукты независимо от сезона, отыскивал настройщика роялей, хотя по всем данным эта порода людей вымерла на Корфу еще в конце прошлого столетия. Право же, не будь Спиро, вряд ли хоть одна из наших вечеринок продвинулась бы дальше стадии планирования.

Наконец все готово. Раздвижные двери между столовой и гостиной расступились, и образовавшееся просторное помещение пестрело цветами, воздушными шарами и картинами, длинные столы с белоснежными скатертями сверкали серебром, подсобные столики кряхтели под тяжестью холодных закусок. Молочный поросенок с апельсином во рту, коричневый и лоснящийся, как мумия, возлежал рядом с влажным от вина и сладкого маринада кабаньим окороком, нашпигованным бусинами чеснока и круглыми семенами кориандра; груды поджаристых цыплят и индюшат чередовались с дикими утками, начиненными канадским рисом, миндалем и кишмишем, и с вальдшнепами, насаженными на бамбуковые прутья; горы риса с шафраном, желтые, как летняя луна, напрашивались на сравнение с ожидающим своего археолога курганом-так густо они были усеяны нежными розовыми кусочками осьминога, жареным миндалем, грецкими орехами, мелким зеленым виноградом, бугристыми корнями имбиря и орешками кедровидной сосны. Доставленную мною с озера кефаль поджарили и закоптили, и теперь она, политая растительным маслом и лимонным соком, лоснилась коричневой корочкой с нефритовыми кляксами укропа; рыбы лежали рядами на больших блюдах, словно причаленные в гавани флотилии диковинных лодок.