Главный рубильник (сборник) - Сергей Малицкий

– Не я? – Денис усмехнулся, поднял руку, напрягся, сжал зубы, с усилием рассеял туманным облачком часть указательного пальца, сразу же с гримасой сжал кулак. – Больше не могу.

– Как ты обходишься без стабилизатора? – спросил гость, возвращаясь в кресло. – Отвечай!

– Легко, – прошептал Денис. – Или ты не слышишь моих слов? Я воспользовался силой тех, кого ты называешь убогими. Раньше, как и ты, я парил частью высшей неопределенности в излучениях вселенной. Когда же я прибыл сюда, я почувствовал, что каждый из этих гуманоидов напоминает вселенную. Каждый из них излучает. Любовь, ненависть, симпатию, неприязнь. Впрочем, это тебе ничего не скажет. Они способны изменять таких как мы!

– И ты не сообщил об этом Его Бесконечности? Это цивилизация опасна! – возмутился гость.

– Что я мог сообщить? – поморщился Денис. – То, что запертые на маленькой планетке убогие существа способны походя разрушить то, что является символом величия и всемогущества? Или не отказ от материальности в незапамятные времена позволил нашим предкам победить время, расстояния, наконец смерть?

– Ты смерть не победишь! – твердо сказал гость. – Хотя, если будешь настолько разумен, что поможешь понять секрет этих излучений…

– Ты сохранишь мне жизнь? – напряженно спросил Денис.

– Может быть, – неопределенно протянул гость. – Хотя, признаться, меня не устраивает воплощение в столь беспомощном создании. Ты можешь подобрать что-то более серьезное? Согласись, мне нужны гарантии!

– Что ж, – задумался Денис, с трудом поднялся, пошатываясь, подошел к окну, вытер со лба липкий пот. – В этом мире существуют и более опасные существа. Подойди к окну. Как тебе этот зверь? Дай-ка сюда стабилизатор.

Денис вернулся на дачу вечером. Маринка испуганно ойкнула, увидев забинтованную шею, руки, но он улыбнулся ей успокаивающе:

– Ерунда. Зато лицо в порядке. Трубу прорвало на участке, слегка обдало паром. Не волнуйся. Когда я рядом с тобой, на мне все заживает как на собаке. И все благодаря тебе. Я выздоравливаю от твоей любви!

– А я от твоей, – прошептала Маринка, вытирая глаза.

– Кстати! Володька! Смотри, кого я привез!

Денис открыл заднюю дверь и выволок на траву здоровенного терьера. Пес зло рычал, упирался лапами, но крепкий поводок и намордник делали его безопасным.

– Соседский? – восхищенно задохнулся подбежавший Володька.

– Нет, наш собственный, хотя и похож, – улыбнулся Денис.

– А зачем ты ему свой браслет натянул на шею? – удивился сын.

– Так надо, – строго погрозил пальцем Денис. – Месяца два, три поносит, а потом можно будет снять. Это – чтобы он не убежал. Пусть к нашему запаху привыкает. И еще. Он пока рычать будет, ты не волнуйся. Собака взрослая, характер уже имеется. Если с любовью к псу, все наладится. Еще и руки лизать станет!

– И как же этого красавца зовут? – появилась в калитке теща.

– А никак! – откликнулся Денис. – Как назовете, так и звать станете! Главное, что клубника теперь будет в полном порядке.

2005 год

Глаза

Борис не любил абсолютную тишину. Он понимал, что абсолютной тишины не бывает в принципе, но попытки ее создать вызывали у него глухое раздражение. Абсолютная тишина мгновенно обращалась шорохом в голове, стуком в груди, урчаньем в животе. В такие минуты ему хотелось зажать уши и завыть. К счастью тишина никогда не затягивалась надолго. Вот и теперь, он уже собрался схватиться за голову, но скрипнула дверь и комната наполнилась звуками. Зацокали каблучки, звякнул поднос о прикроватную тумбочку, прошелестела ткань больничного халата по соскам медсестры, зашуршала истории болезни.

– Аня?

– Вы опять узнали меня? Как?

– По запаху. Не пугайтесь. У вас замечательный запах. Такой запах бывает только у любимой женщины, когда целуешь ее за ухом. Отодвигаешь носом пряди и целуешь.

– Вы вновь заставляете меня краснеть!

– Не волнуйтесь, я ведь не вижу.

– Я помню.

– Вы улыбнулись? Я услышал вашу улыбку.

– Я не перестаю удивляться вашему слуху. А что я делаю теперь?

– Это просто. Вы очень осторожно опустили сахар в чашку. Но я услышал. Сейчас вы хотели взять ложечку, затем остановили руку и касаетесь пальцами печенья.

– Поразительно! Однако вынуждена огорчить, после того, как вы начнете видеть, эти способности быстро сойдут на нет.

– Вы уверены, что я начну видеть?

– Почти. Конечно, вероятность излечения остается в пределах пятидесяти процентов, но доктор считает, что ваш случай далеко не безнадежен.

– Я не вижу уже тридцать лет.

– Я все знаю. Могу в подробностях описать обстоятельства аварии, в которую вы попали. Ведь я читала вам историю вашей болезни. Тридцать лет это большой срок, но медицина к счастью не стоит на месте. Через час мы снимем повязку, и вы начнете заново знакомиться с миром.

– В моем возрасте уже поздно заново знакомиться с миром!

– Перестаньте, вам еще нет и пятидесяти. Мужчина в таком возрасте может спокойно начинать новую жизнь.

– Чтобы начинать новую жизнь, следует закончить старую.

– Она закончится через пятьдесят девять минут.

– А если я не хочу?

– Видеть? Вы шутите?

– Опишите мне комнату. Еще раз.

– Зачем?

– Вдруг я не увижу ничего? Зачем же огорчать доктора? Буду говорить, что вижу и перечислять те предметы, которые вы мне сейчас опишите.

– Обманывать нехорошо.

– Чего не сделаешь, чтобы не расстроить человека.

– Ну, хорошо. С чего начнем?

– Как вы выглядите?

– Обыкновенно.

– И все-таки.

– Я высокая, стройная…

– Красивая?

– Вероятно.

– Могу я вас попросить…

– Что?

– Разрешите коснуться вашего лица.

– Ну, если это так нужно… Дайте руку.

– Вы совсем не похожи на Дашу.

– Вы так называете свою жену?

– Да. Мы учились в одном классе. Я хорошо запомнил ее. Она рыжая и в веснушках. Все время улыбалась. Она и теперь смеется… несмотря ни на что. Чтобы ни случилось. Такой рыжий чертенок.

– Вы женились уже после… аварии?

– Да, через год. Я уже достаточно освоился со своим новым… качеством. Столкнулись на встрече выпускников. Она водила меня по коридорам школы и смеялась. Единственная из всех. Ну ладно. Что еще в комнате?

– Ваша кровать. Прикроватная тумбочка. Стол. Четырехугольный обыкновенный стол. Бросьте, вы скоро все увидите сами!

– Прошу вас.

– Ну ладно. Зеркало, дверь, окно, шторы.

– Шторы?

– Да, на окнах есть шторы.

– Какого цвета?

– Желтые.

– Желтые. Знаете, эти тридцать лет я больше боялся не того, что какие-то образы выветрятся из памяти, они наоборот становились ярче. Я боялся забыть цвета. Обычно воспоминания лишены цвета. Я представлял себе желтый цвет, зеленый, красный, фиолетовый. Разные… оттенки. Но теперь почему-то мне кажется, что мой желтый на самом деле какой-то другой цвет.