Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Горничная шла следом за ней со словами:

— Но, мадам, куда же вы на самом деле отправляетесь?

Беспокойство ли в ее низком голосе? Осуждение? Привязанность? Фидо не знала.

— Извините меня, Джонсон, но если вы не будете этого знать, то вам нечего будет сказать, как бы вас к этому ни принуждали.

Она подхватила небольшой саквояж, вышла из дома и посмотрела на Тэвитон-стрит. Город готов поглотить ее, как пропасть.

Глава 11

TRIAL

(англ.: испытание; переживание, злоключение; рассмотрение дела компетентным судом, судебное разбирательство)

Женщина не должна делать любовь своей профессией.

— Садитесь, пожалуйста. — Хелен провела в пыльную гостиную Фью, явившегося к ней в пятницу вечером. Спустя десять дней после увольнения слуг — за исключением молчаливой миссис Николс — у дома уже запущенный вид. — Шерри? — предложила Хелен, через силу заставляя себя соблюдать вежливость. Какаду пронзительно верещал.

— Нет, благодарю вас, — отказался Фью, скромно опускаясь на простой стул. — Меня ждет семья.

Хелен была удивлена: адвокат выглядел закоренелым холостяком.

— В таком случае приступим сразу к делу, — стараясь держаться как можно более непринужденно, сказала Хелен и села. — Что вы можете сказать о судье Уайлде?

Фью пожал плечами:

— Он занимается выведением различных сортов роз.

Хелен размышляла, какое значение для ее дела может иметь эта страсть. Нетерпимость к тем, кто представляет угрозу законам, или сочувствие к женщине как к хрупкому цветку? Она заметила, что три серебристые рыбки неподвижно лежат на поверхности воды в круглом аквариуме. Видимо, миссис Николс покормила неугомонную птицу, а про рыбок забыла.

— Миссис Кодрингтон, — покашляв, привлек ее внимание Фью. — Я пришел к вам лично, чтобы сообщить неприятное известие.

— О моих девочках?! — вскрикнула она.

— Нет, нет! О вашей подруге, весьма неуместно именуемой мисс Фейтфул, — сухо сказал он. — Она исчезла.

Хелен остановила на нем недоверчивый взгляд.

— Вчера днем мой клерк попытался вручить ей повестку в суд… и обнаружил, что она отправилась за границу.

— Я не верю.

— Слуги в один голос говорят, что она уехала и даже не оставила свой адрес для писем. То же самое относится и к работникам ее типографии; мой клерк разговаривал с несколькими девушками и с мужчинами, которые наблюдают за их работой.

Хелен злобно стиснула зубы.

Фью старчески закряхтел.

— Вряд ли мне нужно объяснять вам, что без ее показаний относительно попытки изнасилования… Ее побег в одиннадцать часов вечера может вызвать у присяжных впечатление, что вся эта история — вымысел.

«Негодяйка!»

— Далее. Противной стороне требуется несколько дней на подачу искового заявления, что дает нам немного времени. Если у вас есть хотя бы малейшее представление о том, где может скрываться мисс Фейтфул, например, у родственников…

Она покачала головой.

— Я думал, вы с ней давние друзья.

— Ну, мало ли что вы думали! — огрызнулась Хелен. — Я, например, думала, что знаю ее, но, оказывается, ошибалась.

— Гм… Что ж, мне пора идти, — сказал Фью. — Я пришлю вам полный отчет о первом дне судебного заседания, которое состоится в понедельник вечером…

Проводив его, Хелен осталась стоять в сумрачном холле, не в состоянии решить, что делать дальше. Лечь в постель со слабой надеждой уснуть? Попросить миссис Николс принести поесть? Вернуться в гостиную и рассматривать мертвых рыбок?

Она не двигалась и смотрела в стеклянную панель парадной двери, будто ответ, который она ищет, может быть там, на тихом и безлюдном Экклестон-сквер.

«Фидо, Фидо, где ты?»

Хелен мысленно рыскала по всему Лондону… по Англии… Европе. В этом году по железной дороге уже можно добраться до Ниццы. Зажмурив глаза, Хелен живо представила, как под знойным солнцем Ривьеры Фидо, тяжело дыша, прохаживается по Променад-дез-Англез.

«Как ты могла покинуть меня в такой час, когда ты так мне нужна?» Хелен уверена, что Фидо изменило мужество. Но результат все тот же — предательство. «После стольких лет! Мы столько вместе пережили, так были дороги друг другу. Она просто обязана мне помочь!»

И лишь позднее, когда Хелен беспокойно металась в постели, путаясь в ночной сорочке, она пришла к более горькому выводу.

Да, она использовала Фидо. С самого начала воспользовалась наивностью, доверчивостью и идеалистическими взглядами старой подруги. Точно так же, как Андерсон воспользовался ее скукой и тщеславием. Так уж устроен мир: все друг друга используют. Главное — знать, сколько может вынести тот или иной человек. Нет сомнений: Фидо была бы на ее стороне в течение этого ужасного судилища, если бы Хелен не потребовала от нее слишком большой жертвы — не заставила бы дать показания против Гарри. «Все по моей вине, это я во всем виновата, глупая!»

Теперь Хелен потеряла всех. Муж, дочери, любовник, подруга — все ушли, словно песок сквозь пальцы.

Хелен нашла свободное место в последнем ряду. Она спокойна настолько, насколько это могут сделать пятнадцать капель лауданума. Хотя лицо ее было скрыто под вуалью, она опасалась, что ее заметят и станут указывать на нее. Зал суда полон посетителей, как их официально называют, хотя Хелен нашла это странным: как будто они явились сюда отдать визит вежливости. Правильнее было бы назвать их жадными до зрелищ зеваками. Такое впечатление, что сюда допускается любой горожанин, сумевший раздобыть себе пальто и шляпу; вот идет один из помощников шерифа и находит место для сомнительного типа в помятом цилиндре. От одежды людей, стоящих в конце зала, так пахнет промозглой сыростью, что, скорее всего, их загнал сюда холодный дождь. Хелен никогда бы сюда не пришла, но в прошлом году двое ее знакомых выстояли длинную очередь только для того, чтобы послушать, как восьмидесятилетний виконт Пальмерстон будет защищать себя от обвинения в измене с женой распутного ирландца. И как же они были возмущены, когда было объявлено, что брак, заключенный в Ирландии, считается недействительным, а потому дело прекращено! Тогда Хелен отнеслась к этой истории как к забавному анекдоту.

Она старалась успокоиться и разобраться во всем, что видит сквозь мешающую ей черную вуаль. Вон то кресло с высокой спинкой определенно предназначено для судьи, но его еще нет. Слева от него, на первой скамье для посетителей, с трудом помещаются газетчики. Справа — Хелен знала это по иллюстрациям в отчетах о судах — за невысоким ограждением место для свидетелей, как будто их необходимо держать в клетке, иначе они сбегут. И еще одно отгороженное место, куда уже входят какие-то люди и занимают свои места на длинной скамье, — должно быть, это присяжные. У одних лица самоуверенные и важные, другие выглядят смущенными, на лицах остальных можно видеть любопытное сочетание осознания своей значительности и растерянности. Всем предстоит провести на этой скамье много часов, к тому же без оплаты, зато им выпало весьма интригующее дело. «Кто эти чужие люди, чтобы судить, имеет ли Гарри право бросить меня?» Трое или четверо, судя по одежде и манерам, джентльмены, остальные буржуа. Один, тот, что в военном мундире, самодовольно усмехается сквозь густые усы какой-то леди из публики, — этот вполне может принять сторону Хелен.

Андерсона, конечно, в зале нет. Отправился в свадебное путешествие или спешит вернуться в полк на Мальте со своей маленькой шотландской новобрачной? Интересно, последнее письмо Хелен отзывается ему кошмарными снами? Ей оставалось только надеяться на это. Как она проклинала свою доверчивость!

Вдруг Хелен заметила своего адвоката, медленно продвигающегося по проходу.

— Мистер Фью, — тихо окликнула она его, когда он задел ее локоть.

Он всмотрелся и нахмурился.

— Я не смогла устоять и вот пришла.

Фью недовольно проворчал:

— Вы только расстроитесь, а если вас узнают, это вызовет толки.

«Толки?» Хелен усмехнулась про себя. А для чего же собралась вся эта толпа? Разумеется, для того, чтобы посплетничать о самых интимных подробностях ее истории!

— Только ваши густые брови могут привлечь ко мне внимание, — почти игриво произнесла она. — Кто мой барристер?

— Высокий джентльмен за столом слева. — Он незаметно указал пальцем. — Хокинс — блестящий адвокат.

Тот выглядел весьма импозантно в парике и при перчатках, примерно в два раза моложе Фью, что внушало некоторую надежду. Его сосед, уткнувшийся носом в какой-то свод законов, производит впечатление человека, абсолютно равнодушного к своей внешности, его судейская мантия вся в пыли, а свисающие на грудь белые ленточки выглядели так, будто их основательно пожевали.