Линкор «Альбион» - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это при том, что у неё не было приличного платья, — продолжал Дойл, видя, что герцогиня закончила чтение телеграммы. — Она ведь сбежала голая, а одежду отобрала у проститутки.
— Всё верно, Дойл, — произнесла леди Кавендиш. — И чего же вы ждёте, вы, что, не знаете, что делать? Зачем вы пришли ко мне?
— Но вы сказали больше девкой не заниматься, все силы направить на другие направления, вот я и решил уточнить. Мне же приказано заниматься динамитными фирмами.
— Вы болван, Дойл, — сказала герцогиня, вздохнув, — впрочем, это не ваша вина. Немедленно, слышите, немедленно найдите леди Рэндольф, пусть возьмёт этого рыбака и выяснит, зачем ему женское платье. А вы продолжайте заниматься динамитом. И поторопитесь, мистер Дойл, поторопитесь.
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀ *⠀ *
⠀⠀ ⠀⠀
Этой ночью в кафе на набережной Зоя всё-таки решила остаться в Гамбурге. Хотя ей после всего пережитого, в том числе и смерти — ну, почти смерти, так как та была, конечно, временная, — очень хотелось отсюда убраться. Но дева всё-таки решила остаться.
Зоя прекрасно понимала всю сложность и опасность своего выбора, но девушка просто не могла поступить иначе. Она не могла упустить ту возможность, что ей выпала. Девушка очень хотела рассказать о случившемся братьям, особенно ей хотелось поделиться с братом Тимофеем, тот был очень умный, он сразу разработал бы целый план действий. Но дева знала, что уже не сможет выйти с ним на связь, и любые телеграммы от неё братья, если и получат, что мало вероятно, то примут за ловушку. Мало того, даже если она даст весточку в центр, то и старцы в Серпухове расценят эту весть как провокацию англичан. Все думают — даже не думают, а знают, — что она погибла. Вот если она явится туда сама, живой и здоровой — тогда да, тогда ей поверят, но… Пока она доберётся до родины, пока всё объяснит, пока будут приняты какие-то решения, время, а вместе с ним и возможности, скорее всего, будут упущены.
Поэтому, дождавшись утра, она первым делом, даже раньше завтрака, посетила обувной магазинчик, который открылся, слава Богу, в семь часов утра. Бродить по городу ночью, сидеть на лавочках до рассвета — дело не очень приятное, тем более если у тебя нет хороших башмачков. И она себе купила башмачки, удобненькие и непритязательные. Как раз под её платье. Зоя, немного поразмышляв, решила, что те роскошные наряды, что она носила раньше, теперь ей не подходят: во-первых, ей не нужно привлекать к себе внимания, во-вторых, у неё осталось не так много денег, как ей бы хотелось. А деньги могли бы потребоваться. Поэтому и платье, и башмачки теперь она будет носить неброские. Именно такие, какие сейчас были на ней.
В магазине обуви не было чулок, и ей пришлось искать галантерею, и когда она её нашла, пришлось перед дверями прождать ещё полчаса, пока магазин откроется. Магазин был большой, так что в нём было из чего выбрать. И она стала выбирать: две пары чулок, резинки для них, пару панталон, ещё одну нижнюю юбку, нижнюю рубашку, лёгкий приличный корсет, жакетик — вдруг похолодает, — перчатки, гребни и щётки для волос, мыло, пудру, помаду, румяна, зубной порошок и щётку для зубов, духи… О… Ей столько всего нужно было купить, и на всё это нужны были деньги, деньги, деньги. А ещё один саквояж, так как в её это всё влезть не могло. Ведь Зоя не выбросила те вещи, которые позаимствовала у проститутки.
Конечно, она могла всё необходимое, и причём наилучшего качества, взять на своей прошлой квартире, что находилась на Гамбургер-штрассе, но туда она, естественно, идти не собиралась. Это было смерти подобно, к тому же возвращение на старую, «проваленную» квартиру за вещами могло говорить только о её профнепригодности. Поэтому дева покупала всё, что может понадобиться юной женщине, в этом сравнительно недорогом магазине, и вышла из него уже с двумя саквояжами.
Шляпка. Вот с ней было всё непросто, в магазинчике, который она нашла, все приличные шляпки к её платью не подходили. Да и ценники на все приличные модели были немилосердные. Впрочем, шляпка ей была нужна, и она выбрала себе одну серенькую, с очаровательными бумажными цветочками, наверное, из-за них шляпка была недешёвой и не очень подходящей к её наряду, но зато она укрывала лицо, и у неё была вуалька, так что пришлось брать её. К тому же, хоть она и радикально не подходила к платью, девушке она понравилась. Это всё и решило.
Пришло время завтрака; ночной штрудель давно не давал девушке сил для переноски двух саквояжей с добром, поэтому на углу одной из улиц она остановилась у тачки уличного торговца и купила себе ещё тёплый брецель, белую колбаску, при ней выловленную из кипятка. Торговец завернул ей колбаску в серую бумагу, а сверху помазал сладкой горчицей. Она хотела пройти дальше и найти себе уголок потише, но не смогла, уж очень аппетитно выглядела белая колбаска, и к тому же тут у маленького, на пять столиков, переполненного кафе прямо на улице стояли мужчины в простых фуражках и рабочих блузах, они пили кофе с густыми сливками и сахаром. А в витрине кафе красовалась надпись: «Один шиллинг — кофе, сливки, сахар: пей, пока не напьёшься».
Цена была вполне приемлемой. Дева отдала доброй фрау монету, а та в большую чашку налила ей чудесного напитка: «сливки и сахар клади сама, допьёшь — ещё подходи». Зоя с полной до краёв чашкой отошла в сторону и прямо здесь, на улице, стала пить и есть. Прямо на улице, стоя и не особо стесняясь взглядов посторонних, ела и пила точно так, как это делали другие люди, те люди, что шли на работу и остановились позавтракать.
Одна. Именно здесь и именно сейчас, среди этих людей, Зоя поняла, что осталась в этом большом городе одна. И всё её имущество стоит у её ног в двух небольших саквояжах. И все её деньги тут же. И дальше ей придётся работать самой, без верных братьев и сестёр, без помощи, без связи, без умных советов старших, без подстраховки. То, что всё будет непросто, если не сказать сложно… Об этом дева начала думать ещё ночью, доедая штрудель, но одно дело думать,
