Бремя удачи - Оксана Демченко

– Карл Альбертович, а я точно не стану магом, если его деньги унаследую?

– И без того сильным магом тебе не быть. Но и без магии двигать современную металлургию сложно. Года два поучишься – поймешь. Пока же не суди Соболева. Сперва съезди с ним на заводы и глянь – там душа у него. В литейке, в прокатном… Он и в цыган вцепился не зря. Кто в театр не годен, он вторым набором к себе поманит. По золоту мастеров, кузнецов, краснодеревщиков. Вот увидишь. Он такой… Мне смертью грозить горазд, Потапыча с грязью мешать. Все верно. А только Ромке он же деньги дал. Не за шубу, а ради мечты.

Илья долго сосредоточенно молчал, хмурясь, обдумывая слова и сравнивая со своими размышлениями. Наконец осторожно кивнул:

– Я погляжу. А только всех нас он этим театром купил, аж тошно. Мне еще утром сказал: вызывает маму с севера. Глядел уверенно, мол, теперь я уж и не поспорю. Вдруг ей плохо тут будет?

– Жалуйся Фредерике и Беренике, – посоветовал Карл. – Женские беды пусть они разбирают. Опять же, друг Илья, все в мире сложно и неоднозначно. Ты так посуди: твой новый папа зачем увозит женщин с севера? К себе тянет, силком, вот что ты решил сгоряча. Так еще и от Шарля оттаскивает. Шарль де Лотьэр – джинн. Настоящий, по душе своей. За ним любая женщина куда угодно побежит, все забросив и забыв, пожелай он того. Даже без магии. Твоей сестре семнадцать. Делай выводы.

– Ну и что…

– Любой заботливый отец постарается устроить так, чтобы дочь его не мотыльком вилась возле магического огня джинна, а по уму мужа выбирала, – поучительно и явно подражая отцу, встрял в разговор Саня. Тяжело вздохнул: – Мы от этого Шарля еле-еле Ренку спасли. Как есть джинн! До того Береника одна была, а вернулась – вовсе иная. Тише стала, задумчивее и взрослее.

Саня запнулся, осознав, что пример получается странный и сам Шарль в нем никак не выглядит злодеем, то есть джинном в исходном понимании этого слова. Но Илья кивнул и отмахнулся – мол, разберемся.

29 сентября, Дорфурт, Арья

Гюнтер прикрыл глаза и представил, как поясок пены взбирается по стеклу вверх, взбухая. Как расцветает хлопковым шаром над кромкой янтарной потеющей кружки. Официант бережно подхватывает кружку, чтобы подать постоянному посетителю точно в указанное им время, ведь герр Брим ценит педантичность, об этом помнят…

«Хофброй» – заведение древнее, живущее по своим законам уже который век. Здесь подают исключительно правильное пиво, и сюда человек с убеждениями просто обязан приходить. Например, чтобы ощутить сполна прилив патриотизма, когда знакомый официант рассказывает тебе: за тем столиком дважды сидел покойный вице-канцлер. А ты киваешь, вздыхаешь и гордишься своим вкладом в благополучие страны и ее процветание. Еще это заведение подкупает незыблемой приверженностью неслучайному. Если герр Брим сообщил о своем правиле бывать здесь в субботу вечером, это не просто примут к сведению, но запишут красивым почерком в книгу постоянных посетителей. Подготовят к нужному времени любимое место и приложат все усилия, чтобы оно дождалось законного завсегдатая.

Впрочем, просто визит – лишь праздничное одолжение себе, признание права на короткий отдых. «Хофброй» еще и удобное место, где можно пообщаться с теми, кто усвоил нехитрый график визитов пунктуального Голема. На втором этаже уютно, приватно и нешумно. Недавно подошел в обычное время приятель, активный участник той самой партии социалистов, которая понесла ужасную утрату в лице вице-канцлера. Приятель посетовал на падение престижа и сокращение числа настоящих патриотов. Получил ежемесячный взнос и долго рассуждал, жив ли дух нации в стенах университета, где половина профессоров – неарьянцы. Гюнтер без спешки цедил вторую кружку и уверял: герр Нардлих чует выродков издали, на то он и первый маг страны. Всякий преподаватель проверен и благонадежен. Он, Гюнтер, тоже бдит и тоже свое дело знает…

Теперь гость удалился, третья кружка солидно стукнула по подставке. Говядина, выдержанная в пиве, с картошечкой на гарнир, тоже прибыла и украсила собою стол. Гюнтер любовно погладил древнюю столешницу, основательную, из массива дерева. Настоящее – оно и есть настоящее. Никакой иллюзией его не заменить. Дуб хранит странным образом память обо всех, кто сидел за этим столом. Приятно знать, что и ты останешься в его памяти. Еще один настоящий арьянец, умевший ценить пиво, домашний уют и обстоятельность правильного порядка вещей, исконного.

Напротив, нарушая мирное и вялое течение мыслей, пристроился новый гость. Как сам он полагал – нежданный и ловкий. Все они думают, что если выяснили знакомое всякому в университете правило Голема ужинать в «Хофброе», то уже умны и почти добились своего. То есть нашли способ пообщаться приватно. Сейчас гость попытается купить четвертое пиво, уродуя распорядок и портя вечер во имя никому не нужного угощения. Потом, естественно, перейдет к своему жалкому и предсказуемому делу.

– Герр Штемпф, я беру четвертое пиво получасом позже, – избавил себя Голем от неприятных неожиданностей. – Извольте сразу сообщить ваше дело. Но я смею надеяться, оно не касается приезжих. Вы знаете, как сильно я изменил свое отношение к ним после трагедии с вице-канцлером. Эти свиньи лезут в страну на все готовое и отнимают работу у честных арьянцев. Они согласны трудиться за полцены, но качество! Но традиции, но порядок…

– Однако же я именно по вопросу приезжих. – Профессор явно был огорчен столь сокрушительным нарушением своих планов наведения мостов и построения отношений. – Вы организовали ремонт в корпусе, и, хотя ресурсы, выделенные ректоратом, были ничтожны, результат стал настоящим чудом.

– Герр Штемпф, я не произвожу чудес, – поморщился Голем. – Я честный арьянец и совершаю возможное, используя методы планирования и контроля. Я вынужден был использовать труд этих ничтожеств, поскольку средства не позволяли нанять сограждан. Но я уже поставил в известность ректора. Это произошло в последний раз. Да.

Голем установил тарелку в точности посередине подставки, чуть сместил кружку, наслаждаясь идеальным расположением предметов, достойным внимания лучшего из художников. Свет маслянисто и мягко отражался в стекле, имеющем характерные вмятинки и выпуклости. Блики падали на стол округлыми лепестками желтой розы. Этюд «Осень»… Картофель великолепен. Нового урожая, лучшего сорта. Чуть рассыпчатый, но плотный. Сварен безупречно. Чем и славен «Хофброй»: никаких нелепых случайностей. В подборе людей и даже посуды, приборов, салфеток. Здесь не бывает дурно сваренного пива и никто не смеет нести чушь о том, что «чан сглазили» или хмель был неудачный. У непрофессионалов удача и неудача – исчерпывающий список тем общения.