Капкан для призрака - Джон Карр

— Тебе пришла в голову мысль, не слишком ли она обращает на это внимание. Такая мысль уже пришла в голову одному психоаналитику задолго до этого венского профессора.

— Да. Это заметили и другие. Не нужно, чтобы это распространялось дальше. Марион, Винс и я были вместе на премьере «Веселой вдовы». После спектакля она, снова чем-то обеспокоенная, начала расспрашивать меня о моей работе. Она хотела знать, как бы я поступил, если бы ко мне пришел какой-нибудь человек и сказал, что она ненормальная и неуравновешенная и что ее нужно отправить в сумасшедший дом, чтобы она не совершила какого-нибудь убийства.

В начале следующей недели полковник Селби попросил, чтобы я назначил ему встречу, но так, чтобы он мог посоветоваться со мной как с врачом здесь, а не у себя дома в присутствии членов семьи.

— Он говорил о ней? — спросил Эббот.

— Нет, нет, — ответил Гарт. — Он хотел поговорить о себе.

— Поговорить о себе?

— Да. — Гарт откинулся на спинку кресла. — Даже теперь, когда полковник Селби мертв, я не выдал бы ни слова из того, о чем говорилось в этой приемной, если бы это не было необходимо полиции для того, чтобы объяснить преступление. Это был весьма обстоятельный разговор.

Этот человек был ужасно испуган, потрясен, он находился на грани нервного срыва. Он заявил, что хочет рассказать о гипотетическом случае, однако потом передумал и сказал, что речь якобы идет о каком-то его знакомом.

Такое вступление известно любому врачу, и часто врачи опасаются его. Когда пациент заводит разговор на какую-нибудь очень неприятную тему и начинает утверждать, что речь идет о гипотетическом случае или о случае, который произошел с кем-то другим, он почти всегда говорит о себе. Часто врачу требуется немало времени, чтобы добраться до правды.

Полковник Селби говорил о себе — о своих отношениях с Марион Боствик. Он был напуган. Он думал, что тяжело болен, что у него что-то не в порядке с головой, потому что он не способен порвать с женщиной, которая намного моложе его; потому что он с ней время от времени вступает в сношения, хотя много раз обещал себе не делать этого. Он был слишком добросовестен, педантичен, щепетилен… — Гарт выпрямился в кресле. — Не крути носом, — резким тоном сказал он, поскольку на лице Эббота промелькнуло знакомое выражение доброжелательной иронии. — Я говорю серьезно. Если бы он не был именно таким, он никогда бы не признался в убийстве Глайнис Стакли и не застрелился бы.

Несколько секунд было тихо.

— Извини, — наконец сказал Эббот. — Конечно, ты прав. Я сам не выношу плохого вкуса, хотя частенько и поддаюсь ему. Рассказывай дальше.

— Полковник Селби не мог знать, что подобное происходило со многими другими мужчинами, а не только с ним. Ведь до сих пор он жил в относительно (подчеркиваю, относительно!) простом мире, который рисует перед нами мистер Киплинг. Но самое главное, он не догадывался, что движущей силой, импульсом в этой сексуальной афере была сама девушка, Марион; именно она была виновна во всей этой неприятной истории и притом всегда оставалась безнаказанной.

Снова стало тихо.

— Об этом деле полковник Селби хотел поговорить со мной в пятницу. Он собрал всю свою смелость, чтобы рассказать мне об этом и в особенности о том, что ему и Марион угрожала шантажистка. Однако этот разговор был прерван. Его прервали два события, происшедшие одно за другим, однако тогда мое внимание привлекла лишь вторая помеха, она была гораздо более очевидной.

В холле зазвонил телефон. Мы слышали, как Майкл разговаривает с Марион. Он называл ее по имени, а она кричала что-то о каком-то непонятном несчастье или катастрофе. Полковник Селби вскочил, он еще сильнее разнервничался. Сказал, что продолжать разговор больше не может, и поспешно ушел. На него подействовало имя Марион, естественно, я сразу же это понял. Однако другое событие, на которое я тогда не обратил внимания, подействовало на него намного сильнее.

Эббот, он сидел в том кресле, в котором сейчас сидишь ты. Когда зазвонил телефон, полковник отвернулся от меня. Он смотрел в сторону камина. Еще до того, как было произнесено имя Марион, в полковнике произошла какая-то перемена. Когда он обернулся, его пальцы вцепились в поручни кресла. Оглянись, Эббот. Посмотри на камин и прежде всего на каминную полку. Что ты видишь?

Эббот повернул голову. Твигг, который по-прежнему ходил взад-вперед, остановился посреди приемной и тоже посмотрел в направлении, указанном Гартом.

— Ах вот оно что! — присвистнул Эббот и тут же повернулся обратно. — Фотография Бетти Калдер в серебряной рамочке! Значит, ему могло показаться, что это…

— Вот именно. У человека, которого шантажировали, могло создаться впечатление, что это фотография Глайнис Стакли.

— Ага! — сказал Твигг и потер лоб рукой. — Ага!

— Я не могу утверждать, что у полковника возникло подозрение, будто бы в заговоре против него я тоже играю какую-то роль. Однако в любом случае он мог подумать, что у меня весьма странные друзья или родственники. Наверняка это заставило его спешно изменить свое решение довериться мне и честно рассказать обо всем.

В тот момент я еще не догадывался о существовании Глайнис Стакли. А о заговоре или шантаже мне вообще ничего не было известно. Поэтому поведение полковника Селби, несмотря на то, что я обратил на него внимание, я смог объяснить лишь спустя двадцать четыре часа.

То же относится и к другому событию, о котором упомянул полковник Селби вскоре после того, как вошел в приемную. В комнате ожидания кто-то оставил книгу, и, к несчастью, ею был роман «Чьей рукой?», который написал я. Он лежал там, раскрытый на титульном листе, и полковник Селби увидел книгу раньше, чем меня. В романе, как вам обоим известно, рассказывается о женщине, обладающей сверхъестественным очарованием и сверхъестественными способностями, оказывающей влияние на мужчину намного старше нее.

— Значит, он подумал, что в романе вы изобразили его? Или, вернее, автор романа.

— О нет! — сказал Гарт. — Во всяком случае не тогда. Об этом он подумал позднее.

— Как это, доктор? — пришел в недоумение Твигг.

— Если бы ему уже тогда пришло в голову нечто подобное, он вообще не стал бы меня ждать и дал деру. Или, по крайней мере, постарался бы не упоминать о книге. Однако полковник Селби не увлекался чтением книг. Осмотрите его кабинет, его холостяцкое жилье, которое выдает все самые тайные увлечения своего хозяина, и вы не найдете там никаких книг, кроме подшивок охотничьих журналов. Книгу, лежащую в комнате ожидания, он не читал. И даже если успел пролистать ее за то время, что ждал меня, то вряд ли смог составить себе представление, о чем в ней рассказывается. Он чувствовал лишь, что это странно, подозрительно (перепуганному человеку все начинает казаться странным и подозрительным) и раздражает его.

Что же касается меня, то я полагал, что поведение гостя подтверждает мою версию. Тайной полковника Селби была его страсть к Марион Боствик и ее страсть к нему. А об этом кто-то знал (кто?) и положил там мою книгу (зачем?), так чтобы полковник обнаружил ее. И положил ее там кто-то из живущих со мной в этом доме. С такими мыслями, от которых у него все перепуталось в голове, полковник в панике ушел из моей приемной.

Вплоть до того момента я ничего не слышал ни о какой шантажистке, ни о ее тактике. Однако вскоре все заговорили о ней. Вы, инспектор, обрушились на меня с утверждением, что этой шантажисткой является Бетти Калдер. А ты, Эббот, подтвердил мне это по телефону. И добавил, что у Бетти, очевидно, любовная интрижка с Винсом Боствиком. А потом кто-то попытался задушить миссис Монтэг.

Гарт замолчал.

На мгновение, в течение которого Твигг стоял, замерев в напряжении, а Эббот улыбался из-за стола, вспыхнула и заполыхала прежняя неприязнь.

— С учетом того, что нам сейчас известно, инспектор, — наконец сказал Гарт, — признаете ли вы уже, что той особой, которая едва не задушила миссис Монтэг, была сама Марион Боствик?

— Гм! А что мне остается? Однако вам тоже нужно кое-что признать, доктор. Теперь я могу сказать, что если вам кто-нибудь не по душе, то этому человеку очень трудно сладить с вами. Черт бы вас побрал! Раньше вы не говорили мне «инспектор». Вы называли меня «мистер Твигг», причем произносили это таким издевательским тоном, что меня это просто бесило. Вы признаете это?

— Охотно. О нападении на миссис Монтэг я упоминаю только для того, чтобы подчеркнуть, что происходило, когда в этом деле появилась Глайнис Стакли.

— Ну, хорошо, тогда все в порядке. Продолжайте, доктор.

— Эта загадочная Глайнис, которая получала почти такое же наслаждение от страданий людей, как и от денег, кого-то шантажировала. Кого? Этим человеком не был Винс Боствик; все пришли к единому мнению, что Глайнис вообще никогда не встречалась с Винсом. И, возможно, она не хотела, чтобы такой богатый человек, как Винс, платил ей за молчание о поведении какого-то другого человека.