Том 4. Классические розы - Игорь Северянин

Таллинн

7 апреля 1936

Грустный опыт

Я сделал опыт. Он печален:Чужой останется чужим.Пора домой; залив зеркален,Идет весна к дверям моим.

Еще одна весна. Быть может,Уже последняя. Ну, что ж,Она постичь душой поможет,Чем дом покинутый хорош.

Имея свой, не строй другого.Всегда довольствуйся одним.Чужих освоить бестолково:Чужой останется чужим.

Таллинн

2 апреля 1936

Сонеты о Ревеле

Зеленый исчерна свой шпиль ОлайВозносит высоко неимоверно.Семисотлетний город дремлет мерноИ молит современность: «Сгинь… Растай…»

Вот памятник… Собачий слышу лай.Преследуемая охотой сернаЛетит с горы. Разбилась насмерть, верно,И — город полон голубиных стай.

Ах, кто из вас, сознайтесь, не в восторгеОт встречи с «ней» в приморском Кадриорге,Овеселяющем любви печаль?

Тоскует Линда, сидя в волчьей шкуре.Лучистой льдинкой в северной лазуриСияет солнце, опрозрачив даль.

Таллинн

11 декабря 1935

Здесь побывал датчанин, немец, шведИ русский, звавший город Колыванью.С военною знавались стены бранью,Сменялись часто возгласы побед.

На всем почил веков замшелых след.Все клонит мысль к почтенному преданью.И, животворному отдав мечтаньюСвой дух, вдруг видишь то, чего уж нет:

По гулким улицам проходит прадед.Вот на углу галантно он подсадит,При отблеске туманном фонаря,

Жеманную красавицу в коляску.А в бухте волны начинают пляскуИ корабли встают на якоря.

Таллинн

12 декабря 1935

Здесь часто назначают rendez-vous,[14]У памятника сгинувшей «Русалки»,Где волны, что рассыпчаты и валки,Плодотворят прибрежную траву.

Возводят взоры в неба синевуВакханизированные весталки.Потом — уж не повинны ль в этом галки? —Об этих встречах создают молву.

Молва бежит, охватывая Таллинн.Не удивительно, что зло оставленВзор N., при виде ненавистной Z.,

Которой покупаются у ШтудеРазнообразных марципанов грудыИ шьется у портнихи crépe-georgette.[15]

Таллинн

18 декабря 1935

Медальоны

Алданов

Кого бы ни характеризовал, —Будь то Разумовский иль Бетховен, —Всегда изображаемый греховен,И слабостей в нем всяческих завал.

Он ничего ни в ком не прозевал,Как евнух, желчен и нахмуребровен.Он людям в душах не простил часовенЗатем, что сам святыни не знавал…

Удушливых и ледяных пустынекВ нем безвоздушный воздух. Скрыт в нем циник,Развенчивающий любой венец.

Тлетворное его прикосновеньеГубительно. Его грызет сомненье.Он мудр, как может мудрым быть скопец.

Кишинев. 1 марта 1934

Бальмонт

Коростеля владимирских полейЖизнь обрядила пышностью павлиней.Но помнить: нет родней грустянки синейИ севера нет ничего милей…

Он в юношеской песенке своей,Подернутой в легчайший лунный иней,Очаровательнее был, чем нынеВ разгульно-гулкой радуге огней.

Он тот поэт, который тусклым людямЛученье дал, сказав: «Как Солнце, будем!»И рифм душистых бросил вороха,

Кто всю страну стихийными стихамиПоверг к стопам в незримом глазу храме,Воздвигнутом в честь Русского стиха.

Кишинев. 3 марта 1934

Вертинский

Душистый дух бездушной духотыГнилой, фокстротной, пошлой, кокаинной.Изобретя особый жанр кретинный,Он смех низвел на степень смехоты.

От смеха надрывают животыИ слезы льют, смотря, как этот длинныйДелец и плут, певец любви перинной,Жестикулирует из пустоты.

Все в мимике его красноречиво:В ней глубина бездонного обрыва,Куда летит Земля на всех парах.

Не знаю, как разнузданной Европе,Рехнувшейся от крови и утопий,Но этот клоун мне внушает страх.

Тойла. 1926 г.

А.Н. Иванов

«Страдание рождает Красоту»:Перестрадав, стал дух его прекрасным.Во всем земном — и тщетном и напрасном —Нельзя считать напрасной лишь мечту.

Мечту и мысль. И я глубоко чтуЕго за то, что мудрое со страстнымОн сочетал в себе, оставшись ясным,И попытался оправдать тщету.

Я не из тех, кто пышными цветами,Бродя меж полусгнившими крестами,Бездушный разукрашивает труп.

И, вслушавщись в его живое слово,Мне радостно почтить его живого,«Фиалочкой» и — озареньем губ.

Кишинев. 18 февраля 1934 г.

Фелисса Круут

Ты — женщина из Гамсуна: как в ней,В тебе все просто и замысловато.Неуловляемого ароматаТвой полон день, прекраснейший из дней.

Отбрасываемых тобой тенейКасаюсь целомудренно и свято.Надломленная бурей, ты не смята,И что твоей глубинности синей?

Ты — синенький и миленький подснежник —Растешь, где мох, где шишки и валежник,Цветок, порой поющий соловьем.

И я, ловя форель коротким спуском,Любуюсь образцовым точным русскимТвоим, иноплеменка, языком.

Кишинев, 7 мая l934 г.

Мережковский

Судьба Европы — страшная судьба,И суждена ей участь Атлантиды.Ах, это вовсе не эфемериды,И что — скептическая похвальба?

Мир не спасут ни книги, ни хлеба.Все мантии истлеют, как хламиды.Предрешено. Мертвящие флюидыОт мудрствующего исходят лба.

Философ прав, но как философ скучен.И вот — я слышу серый скрип уключинИ вижу йодом пахнущий лиман,

Больным, быть может, нужный и полезный.…А я любуюсь живописной безднойИ славлю обольстительный обман!

Кишинев, 9 марта 1934 г.

Любовь Столица

Воистину — «Я красками бушую!»Могла бы о себе она сказать.Я в пеструю смотрю ее тетрадьИ удаль вижу русскую, большую…

Выискивая сторону смешную,Старались перлов в ней не замечатьИ наложили пошлости печатьНа раковину хрупкую ушную…

И обожгли печатью звонкий слух,А ведь она легка, как яблонь пух,И красочностью ярче, чем Малявин!

О, если б бережнее отнестись, —В какую вольный дух вознесся б высь,И как разгульный стих ее был славен!

Кишинев. 1 марта 1934 г.

Шульгин

В нем нечто фантастическое: в немХудожник, патриот, герой и лирик,Царизму гимн и воле панегирик,И, осторожный, шутит он с огнем…

Он у руля — спокойно мы уснем.Он на весах России та из гирек,В которой благородство. В книгах вырекНепререкаемое новым днем.

Его призванье — трудная охота.От Дон Жуана и от Дон КихотаВ нем что-то есть. Неправедно гоним

Он соотечественниками теми,Кто, не сумевши разобраться в теме,Зрит ненависть к народностям иным.

Кишинев. 18 февраля 1934 г.

Ходасевич

В счастливом домике, мещански мил,Он резал из лирического ситцаКостюмчики, которые носитьсяМогли сезон: дешевый ситец гнил.

За рубежом, однако, возомнил,И некая в нем появилась прытца:Венеру выстирать готов в корытце,Став вожаком критических громил.

Он, видите ли, чистоту наводитИ гоголем — расчванившийся — ходит,А то, Державиным себя держа,

Откапывает мумии и ликуИх курит фимиам, живущим в пику,Затем, что зависть жжет его, как ржа.

Кишинев. 9 марта 1934 г.