Время невиноватых - Данил Корецкий

— Как вы стали раскрученным писателем-миллионщиком?

— Раскрученный — это тот, кого еще вчера никто не знал и завтра знать не будет, а сегодня рекламы и саморекламы у него больше, чем новых идей в книгах. А у меня первая книжка вышла в 1981 году, и сегодня с успехом продается то. что я написал двадцать лет назад. О таких тиражах я. конечно, в то время мечтать не мог. Но рецепт простой: надо «пахать»! Тогда, оглянувшись, можешь увидеть зеленое поле. А если только болтать и мечтать, ничего за душой не будет.

— Вы не ощущаете со временем недостатка в темах, сюжетных поворотах?

— Наоборот: у меня их такое изобилие, что не знаю, как успеть все реализовать. Хочу попробовать наговаривать на диктофон.

— Но для этого можно нанять литературных рабов. Ваш брат, популярный писатель, сейчас это здорово практикует.

— У меня нет таких братьев. И нет того, кто мог бы качественно реализовать мои идеи. Иначе появился бы второй Данил Корецкий.

— Темы рождаются вашей фантазией или все берете из жизни?

— Отовсюду беру. Вот сносили московскую гостиницу «Интурист», и я неожиданно придумал сюжет романа «Рок-н-ролл под Кремлем». После поездки в Андорру родилась повесть «Парфюм в Андорре», давшая название новой книге.

— Любое лыко в строку — синдром писателя?

— Не любое, конечно. В 24 года я уже работал следователем прокуратуры и с тех пор в органах — юстиции. МВД. Так что это у меня синдром не писателя, а человека, который всю жизнь изучает преступность и методы борьбы с ней. Я расследовал дела. знаю, как убивают людей, что говорят при этом, что думают…

— А разве когда убивают — думают?

— Конечно. Это — детали преступления, и их надо знать.

— Их, кстати, в ваших романах так много, и все они кажутся настолько достоверными, что невольно задаешься вопросом: это-то откуда, сами-mo вы ведь срок не тянули на «зоне», «бригадиром» в преступном сообществе не подрабатывали?

— Но тот, противоположный мир. я изучил неплохо. Общался с разными людьми, наблюдал их…

— Из тех, кого вы сажали, с кем-то после встречались?

— Из тех, кого сажал, нет. Но один интересный случай был. Внештатный инспектор квартирного бюро подозревался в том, что составил фиктивный акт обследования жилищных условий за две бутылки коньяка. Я вызвал его на допрос 9 мая. тогда это был рабочий день, и начал «колоть». И вдруг он заявляет: «Тридцать лет назад в этот же день я сидел перед следователем гестапо».

Ну, я молодой, вспылил.

«Что за сравнения?! — кричу. — Могу позвонить в Комитет госбезопасности, и будете сидеть перед следователем КГБ. если желаете…»

С идеологией тогда не шутили, он тон сбавил. Говорит: «Я. правда, воевал летчиком, самолет немцы сбили, и 9 мая 1943 года меня допрашивал следователь гестапо».

Тут до меня дошло, наконец. Стало не по себе. Конечно, он эти две бутылки коньяка заглотнул. Типичный алкоголик: нос красный, разбухший, руки дрожат. И акт фиктивный он, конечно, составил.

Пара бутылок — это взятка. Попадет дело в суд. надолго упекут фронтовика. И хотя я пацан еще был. сообразил, что к чему. Однако от морали не удержался: «Вот вы — боевой летчик, а замарались с ног до головы. Не стыдно? Подумайте об этом». И отпустил человека.

И вот года через три еду в троллейбусе, подсаживается человек в форме гражданской авиации: «Не узнаете?» И называет свою фамилию. Невероятно: нос белый, только прожилки остались, выправка настоящая.

«Я же понимаю, — говорит. — что вы могли меня за две несчастные бутылки коньяка упечь в тюрьму. Вот не знаю теперь, как и благодарить».

И, действительно, тогда роли не играло: две бутылки или тысяча рублей — факт взятки доказан и все. А если ты эти две бутылки взял в два приема, то вторая — уже повторная взятка. Там санкции от 8 до 15 лет. И особо с этим никто не шутил. Но мой летчик бросил пить, ушел из квартирного бюро, переучился и стал работать в гражданской авиации. Такой встречей я был очень доволен.

Авеля Каин убил ножом

— Миллионные тиражи — это и миллионы в банке, на личном счету писателя?

— Мой заработок — шесть тысяч в месяц. Вряд ли миллионеры работают за такую зарплату. Просто есть поговорка: «В чужих руках одна штука всегда толще…» Но жаловаться грех, на достойную жизнь хватает.

— Правду говорят, что сегодня можно раскрыть любое преступление — был бы лишь стимул у начальника тех, кто этим непосредственно занимается?

— Это преувеличено. Хотя здравое зерно в таком утверждении присутствует.

— А почему тогда заказные убийства не раскрываются? Не кажется ли вам, что сегодня наше государство практически бессильно перед преступностью, которая развивается и совершенствуется?

— Ну, почему государство бессильно? Государство у нас как раз очень сильное. Но иногда чересчур «гуманное». Преступникам верят на слово, заботятся, оберегают их права. Ведь раньше «заказняков» и быть не могло: заинтересованный человек боялся, что сразу попадет под подозрение. А от подозрения до выщербленной пулями стенки — рукой подать. Сейчас подозрений не боятся.

За каждой такой ликвидацией стоит чей-то интерес. И что? Да ничего! Директор завода не хотел продавать контрольный пакет — его застрелили. После этого имярек пакет купил и живет спокойно и счастливо. А если бы он знал, что в такой ситуации его посадят на «детектор лжи», вколят «сыворотку правды»? Директор был бы жив-здоров!

— Поэтому средь бела дня в центре столицы стреляют в губернатора и убивают наповал?

— Конечно. Ведь все дело в том. что кто-то принял соответствующее решение. А дальше — дело техники. Есть фраза из «Крестного отца», что если история чему-то и учит, то только тому, что убить можно кого угодно.

— «Крестный отец» Марио Пьюзо для вас — культовое произведение?

— Очень интересная, добротная книга.

— Как произведение искусства или как образ жизни?

— Ну, как образ жизни мне трудно примерять, это же образ другой жизни. А насчет произведения искусства…

Когда-то применительно к «Крестному отцу» это слово брали в кавычки: низкопробное чтиво, пропаганда гангстеризма! А книга десятки лет как издавалась во всем мире, так и издается. Тьма «Оскаров» и других премий у одноименного фильма. Потому что это действительно искусство, которое, как известно, бессмертно.

— И детектив не умрет?

— Детектив никогда не умрет. Потому что вся жизнь человеческая — детектив. Первое описанное тяжкое преступление — это убийство Каином Авеля в «Ветхом Завете». Указаны и место преступления — поле, и мотив — зависть. И только со способом полный туман. Сказано: Каин восстал на Авеля и убил его.

У меня в одной монографии есть целый раздел: «Оружие в человеческой истории». Так вот. оружие — единственный предмет материальной культуры, который противоречит цели развития человечества.

— Здорово подмечено!

— Ничего здорового. Все, что человек делает на земле, он делает для продления рода. А оружием род можно только пресечь. Такая, вот, философия. Этим, кстати, объясняется завораживающее воздействие оружия на людей. Когда я описываю личность вооруженного преступника, то понимаю: у него особый склад ума, навыки, продиктованные умением обращаться с оружием, интерес к нему.

У меня тоже это есть, только я не преступник. Но если бы был преступником, то. наверное, вооруженным. Потому что еще студентом юрфака задумался: что такое ношение кастетов и финских ножей «без разрешения»? Разве на бандитское оружие может быть какое-то разрешение? Так родилась идея исследования правового режима оружия и статья для правового журнала. Правда, опубликовали через 15 лет. С тех пор привычка писать «в стол» меня не смущает.

— Ваши научные работы читать также интересно, как детективы? Или они больше для специалистов?

— Монография «Уголовно-правовой режим средств самообороны» вышла в Ростове-на-Дону тиражом 5000 экземпляров. Большой тираж для научной книжки, но смешной по сравнению с моими романами. Для тех. кто интересуется самообороной, — это бестселлер: я впервые описал правовой режим газового, электрошокового, пневматического, бесствольного оружия.

— А законы вы не пишете?

— Точнее, законопроекты. Еще в 1992 году направил проект закона «О правовом режиме оружия» в Верховный Совет: ни ответа, ни привета. Сейчас его доработал, опубликовал в «Криминологическом журнале» — если кто-то из законотворцев заинтересуется — может взять.

— Но вы же не депутат, чтобы писать законы.

— Поэтому мой законопроект и не принят. Лоббистов у меня нет. хотя оружейной промышленности и торговле мой проект выгоден.