Закон - Роже Вайян

Маттео Бриганте шагал рядом с сыном, ниже его чуть ли не на голову, но зато более подтянутый, в белых полотняных брюках с безукоризненной складкой, в синем двубортном пиджаке и, как всегда, при галстуке бабочкой. Такая манера одеваться осталась у него еще со времен службы на флоте и весьма годилась, по его мнению, для встреч с деловыми людьми.

— Вот посмотрите сами, — сказал Джусто. — Он знает, что спекся. И смывается.

— Задержать его? — спросил помощник комиссара.

— Это еще что за глупости! — воскликнул комиссар.

— А ведь действительно похоже, что он смывается, — не отставал помощник. — Даже чемодан взял, только велел сыну нести.

— Человек с таким состоянием, как у него, — проговорил комиссар, — не будет улепетывать из-за чужого бумажника.

— Вот именно потому-то он и уматывает, что бумажник не его, воскликнул помощник комиссара. — Вы сами, шеф, это сказали.

И он раскатисто захохотал.

— Все это на мою голову свалится, — вздохнул Джусто. — Если только он узнает, что на него донес я…

— Ладно, хватит, — оборвал комиссар. — Можете идти и держите язык за зубами. Когда Бриганте вернется, я сам его допрошу.

Помощник и Джусто вышли в соседнюю комнату.

— Ясно, — заметил помощник. — Если у Бриганте будут неприятности, где же тогда моему шефу своих бабенок принимать…

— Все это на мою голову свалится, — плакался Джусто.

— Бриганте о моем шефе, надо полагать, тоже немало знает.

— Да он же мне клеймо поставит, — хныкал Джусто. — Самому поставили, так он на мне отыграется.

— Ладно, предоставь мне действовать, — сказал помощник.

Маттео Бриганте с сыном вошли в автобус последними.

Шофер освободил место для их чемодана. Двое каких-то типов, обязанных Бриганте, сразу же поднялись и уступили свои места отцу и сыну, и они преспокойно уселись. Автобус тронулся. Безработные разошлись и заняли свой пост вдоль стен домов, выходящих на Главную площадь. Арестанты грохнули: «Поговори со мною о любви…»

Помощник комиссара отправился к судье Алессандро.

В одиннадцать часов комиссар Аттилио в свою очередь тоже зашел в суд, чтобы поговорить с судьей о делах, находящихся на предварительном следствии.

— А как там со швейцарцем?.. — спросил судья.

— Да ничего нового.

Уже третий день судью трепала малярия. Глаза желтые, блестевшие от лихорадки, на лбу капли пота, ворот рубашки расстегнут, пиджачок шерстяной, а все-таки зубы выбивают дробь.

— А мне как раз говорили, что бумажник видели.

— Сплетни, caro amico.

— Мне говорили, — прервал судья, — мне как раз говорили, что официант «Спортивного бара» видел вчера бумажник швейцарца в руках Маттео Бриганте.

— Мой помощник бредит, — улыбнулся комиссар. — Пускай себе псы брешут. Ведь вся эта история никакой критики не выдерживает.

Судья выпрямился, оперся обеими ладонями о край стола, руки у него тряслись.

— Вы не уважаете правосудие, комиссар…

Комиссар сидел в кресле, скрестив ноги, напротив судьи, по другую сторону стола. Он воздел обе руки к небу:

— Потише, Алессандро, потише…

— Позавчера вы устроили политический шантаж честному рабочему, требовавшему паспорт, на что он имеет полное право. Сегодня вы покрываете преступление рецидивиста, рэкетира, вашего друга, вашего…

— Прошу вас, Алессандро…

Рогоносец, думал комиссар о судье, злобится, как все рогоносцы. Он уже знал, что донна Лукреция накануне провела четыре часа в сосновой роще. Правда, он еще не знал с кем. Но скоро узнает. Не будет же молодая женщина одна торчать в сосновой роще целых четыре часа.

Юбочник, думал судья о комиссаре, юбочник, да еще у шлюхи на поводу. Ему уже рассказали о том, как Джузеппина осрамила вчера комиссара Аттилио на глазах всего города, собравшегося на пляже. Развращенный, испорченный тип, взяточник, как все эти юбочники.

Судья опустился в кресло.

— Слушайте меня, комиссар… В качестве судьи, которому прокурорский надзор приказал разобрать жалобу, принесенную неким Х… у которого украли…

Он заполнил ордер на обыск квартиры Маттео Бриганте о целью обнаружения бумажника, который накануне видели у него в руках.

Комиссар запротестовал — они же оба поставят себя в дурацкое положение. Но судья предупредил, что, ежели его приказ не будет немедленно выполнен, он сообщит об этом в лучерскую прокуратуру.

Обыск начался во второй половине дня, и производили его комиссар, помощник комиссара и двое полицейских. Сначала они долго извинялись перед синьорой Бриганте: пусть она непременно передаст мужу, что они действуют по приказу судьи Алессандро. Они поверхностно осмотрели квартиру, главным образом стараясь не устроить беспорядка, и всячески обращали на это внимание хозяйки дома. И в самом деле, если бы Маттео Бриганте и впрямь совершил кражу, во что они ни минуту не верили, то не стал бы он держать бумажник у себя дома.

— Мне остается только извиниться перед вами, — обратился комиссар к синьоре Бриганте.

— Простите, шеф, — вмешался помощник… — Нам было указано, чтобы мы осмотрели и башню, коль скоро синьор Бриганте снимает также и ее.

Комиссар молча пожал плечами. Полицейские переглянулись. Дело в том, что именно они уговорили судью упомянуть в ордере на обыск также и башню, они сгорали от любопытства посмотреть гарсоньерку их шефа, о существовании которой подозревал весь город и о которой сами они кое-что знали со слов посещавших ее женщин, но которую никто никогда не видел.

— По-моему, в башню можно пройти отсюда, — сказал помощник комиссара, указывая на массивную дубовую дверь с затейливым замком.

Ключа у синьоры Бриганте не оказалось. Пришлось сбегать за слесарем. Комиссар уселся в плетеное кресло, выбрал прелюд Шопена и включил проигрыватель, как бы желая подчеркнуть ту пропасть, что отделяет его от подчиненных, признававших лишь оперу да канцонетты. Наконец вся четверка забралась наверх и зашагала по галерейке, во главе процессии — помощник комиссара, шествие замыкал сам комиссар, за которым плелась синьора Бриганте и двое понятых.

В таком порядке они и вошли в восьмиугольную залу, занимавшую весь четвертый этаж башни Фридриха II Швабского, а потом пробрались в уголок, отгороженный коврами, приобретенными в Фодже у торговца случайными вещами, и кое-как обставленный, где Бриганте насиловал девиц, а комиссар Аттилио развращал, так ему самому по крайней мере казалось, жен манакорской знати.

Первым делом они обнаружили портсигар, забытый здесь комиссаром, тот самый портсигар, который они десятки раз видели в руках своего шефа.

— Смотрите-ка, шеф. Бриганте и вас тоже обокрал, — воскликнул помощник.

Конечно, сказано это было ради красного словца. Никто не верил, что портсигар был украден. Но его присутствие здесь свидетельствовало о тайных оргиях их шефа, комиссара Аттилио.

Узрев эту бесспорную улику, помощник и двое полицейских почти не старались скрыть своего ликования. Как будто поймали с поличным самого комиссара. Теперь ему придется подчиняться их закону, хотя до сего времени он долгие годы заставлял их подчиняться своему. Они совсем забыли и о присутствии синьоры Бриганте, и о ждущей их мести самого Маттео. Желая якобы поиздеваться над Бриганте, они могли сколько душе угодно издеваться над собственным шефом в его же присутствии. Они потрогали металлическую кровать, расписанную гирляндами на венецианский манер:

— Ах он, разбойник, скольких же он сюда повалил.

И стали перечислять всех любовниц, приписываемых комиссару, под видом любовниц Бриганте.

— Он их так… он им эдак… А они ему…

Теперь они уже даже не пытались сдержать своего восторга.

Под предлогом поисков бумажника они перетрогали все подряд, но особенно им приглянулись туалетные принадлежности: вертя их в руках, они громко делились своими соображениями относительно эротического применения каждой отдельной вещицы.

В приступе циничного самозабвения помощник комиссара взгромоздился на инкрустированный столик и стал так и этак поворачивать стенное зеркало, «чтобы посмотреть, что можно видеть с постели». Но не устоял, зашатался и рухнул на пол вместе со столиком.

Вот тут-то все присутствующие и увидели бумажник швейцарца, спрятанный под столешницей инкрустированного столика.

Впрочем, невозможно было его не увидеть. Прикреплен крест-накрест двумя ленточками лейкопластыря (совсем как повязка на заклейменной щеке Бриганте) к самой середине перевернутой столешницы. Рыжей кожи, с золотыми инициалами «М.Б.», врезанными в кожу, — словом, точь-в-точь такой, каким он был описан в ордере на обыск.

Воцарилось молчание. Только сейчас полицейские сообразили, как изощренно будет мстить им Маттео Бриганте. Карьера любого из них могла кончиться в любую минуту именно из-за того, что они совершили бестактность в отношении самого рэкетира.