Лампа Ночи - Джек Вэнс

— Эстетическая символистика, конечно, базируется не на музыке, хотя именно эта область бывает порой наиболее удобной для изучения. Другие системы более сложны и более неоднозначны. Поэтому я предупреждаю своих студентов — если они надеются найти какой-то абсолют в эстетической символистике, то пусть лучше обратятся к более пластичным наукам.

Хайлир вернулся на место, и Алтея заверила его, что доклад вызвал неподдельный интерес у аудитории, и что даже Хутсенрайтер пробормотал в адрес своего коллеги нечто одобрительное.

— А теперь, если не возражаешь, можно немного пройтись.

— Пройтись? Ты имеешь в виду выйти из зала? — удивился Хайлир. — Но зачем? Заседание будет продолжаться еще не менее часа.

— Да, но я уже слишком наслушалась про все эти настроения сознания, трансференции и необходимость. Я, вероятно, слишком чувствительна, или как это называется?

Хайлир с удивлением огляделся.

— Ты иди, конечно. Но если сейчас и я уйду, то это будет как-то неприлично.

— Хорошо, я подожду, но все же давай уйдем как можно быстрее.

На это Хайлир согласился, и Алтея снова поудобней устроилась в кресле.

Мур представил нового докладчика — Джулию Нип. Дама выступила с докладом, который назвала «Больные общества» . Перед началом она тоже сочла своим долгом соотнестись с тезисами сэра Уилфрида.

— Как и Хайлир Фэйт, я не принимаю пессимизма такого сорта. Если воспринять сэра Уилфрида серьезно, то надо признать и наш конгресс абсолютно бесполезной затеей, разойтись по домам, бросить кафедры и остаток жизни провести в апатии и «вегетарианстве». Я, например, отказываюсь от подобной перспективы. Конечно, большинству из вас может показаться, что тема моего доклада не менее угрюма и мрачна, чем тема сэра Уилфрида. Но второе название моего доклада звучит как «Краткое вступление в эсхатологию». Во всех обществах все в конце концов умирают, но это не повод, чтобы воздевать руки к небу, рыдать и посыпать голову пеплом. — Тут женщина нахмурилась, заметив порывистое движение неугомонного толстяка. — Что вы хотите, сэр?

— Вы обращаетесь к образованной аудитории, и если ваш доклад будет столь же туманным и бестолковым, то мы обречены на весьма печальное времяпрепровождение. — Толстяк вежливо поклонился и сел.

— В таком случае, мой доклад все же будет называться «Больные общества», и вы, глубокоуважаемый сэр, послужите прекрасной к нему иллюстрацией, — сухо ответила Нип после недолгого молчаливого изучения своего оппонента. — Не могли бы выйти на сцену и ответить на несколько вопросов?

— Разумеется, нет! — взвизгнул толстяк. — Нет, до тех самых пор, пока вы сами сюда не спуститесь и не ответите на мои вопросы!

Тогда Нип продолжила доклад, начав его с общих характеристик больных обществ, изложила их симптоматику, стадии болезни, склонности и фазу агонии.

— Какие-то основополагающие признаки, без сомнения, всегда одинаковы у всех обществ. Например, статическое общество практически не подвержено болезни, исходящей из его окружения. Общество, где существует большая разница в привилегиях или богатстве, также может остаться здоровым, если обладает достаточной мобильностью. При отсутствии же оной общество неизбежно заболеет, поскольку награды и доходы будут получать паразиты. Изолированные же общества могут стать странными и причудливыми, но не обязательно больными; риск, конечно, велик, поскольку в них, как правило, отсутствует корректирующая критика. Сами же общества не в силах понять собственного вырождения. Таким образом, изолированные общества неизбежно обречены на исчезновение. Общества же сакральные, религиозные, с доминирующим положением священнослужителей подобны организмам, разъедаемым раком.

Нип достаточно быстро развила остальные свои концепции, ответила на несколько вопросов из зала и покинула кафедру.

Ее снова сменил Мур, на этот раз вышедший в конической шапочке из черного бархата, весьма выгодно подчеркивавшего элегантную бледность лица.

— Я хочу поблагодарить госпожу Нип за ее замечательный доклад, но я вижу, что время неуклонно движется к тому часу, когда каждый ощущает потребность в отдыхе. И мы постараемся пойти навстречу этому желанию. — Он слегка усмехнулся. — Здесь, на Ушанте, мы часто говорим: все события должны подчиняться определенным требованиям. Итак, у нас остается еще шесть минут, чтобы я мог быстро представить вам самого себя, включить это в общее расписание я посчитал слишком невежливым.

Дело заключается в том, что по положению я тоже социолог, в чем, надеюсь, не отличаюсь от вас. Вы можете закричать: «Как!? В каких это таких областях преуспел сэр Лауриц Мур?» — Тут он печально покачал головой. — Это весьма долгая и сложная история, слишком пространная для имеющегося в нашем распоряжении времени. К тому же, мои работы, включая даже самые новые и смелые из них, никогда не были опубликованы, а предложения, которые могли бы вызвать широкое обсуждение, никогда не звучали ни в какой аудитории. Но я трудился, как небезызвестный Геракл, рассылал свои бумаги по всем организациям, которые только мог найти. К несчастью, ни одна из них не решилась признать новизны моих идей. Такова моя история, но как бы то ни было, я не жалуюсь. Вместо этого, я решил организовать этот конгресс, где надеюсь наконец получить несколько минут и выразить мою точку зрения.

Уважаемое собрание представляет собой сливки социальной антропологии и ученых маргинальных областей со всей Сферы Гаеана. Конечно же, здесь не найдется ни одного человека, работы которого не были бы напечатаны на Старой Земле. И это, конечно, ваше высшее достижение. Я поздравляю всех вас и прошу, как уже говорил, совсем немного вашего внимания — всего три минуты — именно столько, сколько осталось до перерыва. Почему бы вам не выслушать меня? Вы все здесь находитесь по моему приглашению и благодаря проделанной мной работе. Когда в процессе подготовки конгресса мне не хватало денег из фондов, я, не задумываясь, открывал собственный кошелек. Словом, как видите, я приложил к созыву этого конгресса немало сил, времени и средств.

Но времени мало, и потому я должен поспешить, если хочу сообщить вам нечто. Моей темой является тайна жизни, личная судьба, персональный рок — то есть концепции, наиболее полно воплощенные в идее тамзура.

Мой тезис заключается в том, что я генерирую космос своими собственными усилиями. Космос вытягивает свой йлан из моей жизненной энергии и использует мои благородные импульсы, чтобы улучшить собственные характеристики. Этот космос, так я надеюсь, располагая моими естественными принадлежностями, должен становиться все более дружественными ко мне и поддерживать мое существование, но, как вы все знаете, я, наоборот, на каждом шагу встречаю злобу и непонимание. Не странно ли, что этот космос моего собственного создания в своем неприятии меня начинает саркастически надо мной смеяться и делается моим невыносимым мучителем? — Мур весь подался вперед, и лицо его приняло отчаянное выражение. — Разве, когда я понимаю, что космос собрал все силы и готов низвести меня на уровень какой-то жалкой подвещи, я не должен найти средства ударить по нему сам и по наиболее дорогим для него вещам и понятиям!? — Тут Мур глянул на часы и снова достал свою палочку. — Леди и джентльмены, настало время отдыха, и этому должен подчиниться даже самый славный тамзур. Я перехитрил космос! Я побил его, расстроив все, что ему дорого, я смазал все его украшения! Я нанес ему чудовищный удар! Я аннигилировал его! Время пришло! — И Мур ударил палочкой в гонг.

Неожиданно в центральной части зала засветилась огромная лампа, и в течение доли секунды все, кто успел поднять к ней головы, увидели, как она разлетается на слепящие глаза шарики цветного стекла, и как эти осколки быстро начинают заполнять ротонду, взрывая цветное стекло огромной полусферы. Этим и кончился конгресс в Димпельуотере на Ушанте — тамзуром, который породил ужасные слухи еще на целые столетия.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Большой старый пустой дом эхом отзывался на каждый звук. Почувствовав себя виноватым, печальный Джейро только сейчас понял, что всегда относился к приемным родителям так, будто они всегда будут рядом. Но теперь их больше нет, они вместе с их добротой и юмором превратились в сверкающую цветную пыль, и ничто не может вернуть их.

Теперь Джейро оставил сентиментальные сожаления и был вынужден поставить перед собой вопрос о дальнейшей жизни. Он переставил в доме всю мебель и переделал комнаты, потому что иначе они постоянно напоминали бы о них. Туфли, одежда, косметика, лосьоны, странные вещи непонятного ему назначения полетели в помойку так же, как и некоторая старая неподъемная мебель, которую прижимистый Хайлир все никак не решался отдать на реставрацию. Оставались канделябры Алтеи. Они так напоминали Джейро о ней, о ее радости, оптимизме и любви к нему, что выбросить и их у юноши не поднялась рука. Некоторые он поставил в кабинете, другие — на длинные полки, где они придавали комнатам чуть более живой вид.