Злодейка - Наталия Орбенина

– Будь аккуратней, мой ангел, побереги себя.

Скоро все пройдет, потерпи, – проговорил он заискивающим голосом.

В ответ девушка метнула на него раздраженный взгляд и резким движением оправила платье. В последнее время она просто возненавидела своего любовника. Ей одной приходилось расплачиваться за их общий грех. Она чувствовала его напряжение и испуг, и это усугубляло ее злобу. Поэтому при всякой возможности старалась выказать нежность и любовь к своему жениху, зная, что Литвиненко мучительно ревнует.

– Надеюсь, Валентин Михайлович, что вы правы и я смогу предаться радостям любви в первую брачную ночь?

– Тут я не уверен и советовал бы вам отговориться поначалу. Уж не мне вас учить женским хитростям.

– Это вы нарочно говорите, чтобы попугать и позлить меня. Но знайте, мой дорогой, ваша власть надо мной закончилась! – Она гордо тряхнула головой, словно стараясь и себя укрепить в этой мысли.

– Конечно, конечно! Куда уж нам тягаться с эдаким красавцем! Он и ростом вышел, и лицом привлекателен! Только, голубушка, нет в нем чертенка, бесененка, как в вас или во мне. Наскучит он вам скоро, и вспомните о старом товарище по «юношеским забавам».

Варвара фыркнула, как недовольная кошка, и хотела уйти.

– Постойте, госпожа невеста, – серьезным голосом произнес доктор. – Я не шучу. Никаких любовных утех! Поменьше беготни, прогулок, побольше лежать.

– Не желаете ли присоединиться к нам, дорогой доктор? Гривин и я приглашаем гостей на восхитительную прогулку верхом по окрестностям, – как будто не замечая его рекомендаций, произнесла строптивая пациентка.

С этими словами она вышла, оставив доктора в еще большей тревоге. Одно утешало его – Варя не столь глупа. Она просто нарочно дразнит и злит его.

Гости потихоньку съезжались. К большой радости новобрачной приехала и ближайшая подруга. Варя сама от себя не ожидала, что она будет так нуждаться в преданной, искренней, но такой наивной и глупой Марго. Марго с ее плавной речью, внимательным доброжелательным взглядом, мягкими и нежными руками, причесывающими густые непослушные пряди. Варя жалела, что не посвятила девушку в свои тайны, ей не хватало ее поддержки и утешения. Но теперь она уже не могла рассказать всего. Слишком далеко зашла она в своем грехопадении и нечистоплотной игре с Гривиным. Так что даже самой иногда становилось противно. Марго же слишком чиста.

Она не поймет.

Девушки встретились как-то странно, даже отчужденно. За день до венчания Маргарита пришла утром в комнату Варвары помочь ей одеться и причесаться. Они болтали ни о чем, разговор не клеился, и Варя приказала горничной подать кофе. Легкое головокружение донимало ее постоянно. Варя отхлебнула из чашечки ароматного напитка, он поразил ее неприятной солоноватостью. «Вероятно, перепутали соль и сахар», – с раздражением подумала она, но выговаривать прислуге уже не оставалось времени. Пора было спускаться к гостям и завтраку. Выходя из комнаты, она машинально отметила про себя застывшее, напряженное лицо подруги.

После завтрака, как и уговаривались, общество собралось на прогулку верхом. Варвара умом понимала, что ей бы не следовало этого делать, но она, что называется, закусила удила и решила во что бы то ни стало вести себя как обычно.

Верховую езду она обожала. Крепко держа поводья маленькими ловкими ручками, она ощущала себя дикой амазонкой. В такие моменты в ней просыпалась кровь далеких степных предков. Девушка слыла великолепной наездницей и знатоком лошадей. Поэтому Прозоров и решился купить для дочери неукротимую и прекрасную белую кобылу Миа.

Все собрались, и нарядная кавалькада во главе с женихом и невестой тронулась в путь. Гости любовались прекрасной парой. Широкоплечий, статный Гривин ловко сидел в седле. Варя в амазонке густого темно-розового цвета, с развевающейся вуалью невольно приковывала взгляды присутствующих своей изящной посадкой и грациозными движениями, под стать своей великолепной белой кобыле. Наездница тронула поводья, и чуткое животное пошло рысью. Свежий воздух пьянил. Солнечные лучи, рассеиваясь через листья деревьев, под которыми проезжали гуляющие, образовывали на земле причудливые узоры. В ветвях пели и радовались жизни птицы. Гости, смеясь и щебеча подобно пернатым, пересекали живописную рощу. Неожиданно Варвара почувствовала себя дурно, голова закружилась. Она испугалась и покрепче ухватила поводья. Но Миа уже почуяла неуверенность седока и, взбрыкнув, понеслась вперед. Варя пыталась укротить лошадь хлыстом, но животное не слушалось ударов слабеющей руки. Варя слышала позади себя испуганные крики, видела, что Гривин пытается догнать ее и перехватить поводья, но безуспешно. В следующее мгновение Миа выскочила к оврагу и прыгнула, но споткнулась об огромные, безобразно торчащие корни старых деревьев. Варя с ужасом почувствовала, что падает, и закрыла глаза. Сильный удар сопровождался нестерпимой болью, и несчастная лишилась чувств.

Глава двадцать первая

Сознание возвращалось долго, рывками. Варя словно выплывала из тяжелого страшного сна, наполненного кошмарными образами, непонятными звуками и неприятными ощущениями во всем теле. Девушка открыла глаза и увидела потолок своей спальни, зашторенные окна, чье-то лицо, с тревогой наклонившееся над ней. Это был доктор. И тут Варя вспомнила все, и злоба вскипела в ней. Она попыталась приподняться, чтобы половчее оттолкнуть любовника, но не смогла. Варя сделала еще одну попытку, но безуспешно. Доктор со страхом следил за ее отчаянными усилиями.

– Господи, что со мной, доктор? – прохрипела девушка.

– Боюсь, что вы повредили позвоночник от неудачного падения и теперь не можете двигать ногами, – побелевшими губами прошептал Литвиненко.

– Но ведь это временно, это пройдет, ведь ты вылечишь меня? – закричала Варя.

Доктор отвел глаза:

– Я сделаю все мыслимое и немыслимое для тебя!

– Спасибо, ты уже постарался!

– Но ведь я предупреждал, я говорил, что ты слаба!

– Я не знаю, что со мной стало, я не могла управиться с Миа. И лошадь будто взбесилась!

Что с ней?

– Расшиблась насмерть и все себе переломала. Платон Петрович пристрелил, чтоб не мучилась.

Варя замерла. Ужас и отчаяние овладели ее.

Она бессильно откинулась на подушки и замерла.

Почему ее никто не пристрелил! Ее участь теперь ужасней судьбы злополучной Миа!

Началась борьба с недугом и с собой, своим желанием тотчас же умереть. Жизнь потеряла смысл. Никто и ничто не приносило ей утешения. Постоянно думала только об одном – за что? И понимала, за что. За грехи, за гордыню, за спесь и самолюбие. За то, что не любила и не ценила чувств других. Но это жестокое самобичевание только усугубляло ее страдания. Литвиненко раздражал, а ведь и его самого, и его лечение приходилось терпеть. Невыносимо было также видеть серого от горя отца, враз постаревшего. Но тяжелее всего было видеть Марго, которая, казалось, потеряла рассудок и целый день пребывала около больной в отчаянном оцепенении, бесконечно шепча слова молитвы и прося прощения. В этой бесконечной череде боли и отчаяния один Гривин почему-то не вызывал у Вари тоски и раздражения. Он приходил постоянно, подолгу сидел рядом, иногда даже ничего не говорил, просто держал ее за руку. Она пыталась понять, почему только Дмитрий приносит ей спокойствие? И только потом, намного позже, уже в браке с ним, поняла: он не любил ее, поэтому его жалость и внимание были иными, не такими пронзительными, без примеси личной боли. Он сострадал ей, как сострадают сиделки.