Семиозис - Сью Бёрк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Относительно него у меня были смешанные чувства и острые воспоминания.
Несколько лет назад, перебрав трюфеля, мы с ним улизнули из Дома Собраний с затянувшейся вечеринки по поводу рождения ребенка и быстро прошли по темным улицам к городской стене. Ранние весенние ящерицы попискивали, ища пару. Он расстелил куртку с бахромой на широкой стене, мы повозились с завязками и пуговицами и занялись любовью, полуодетые.
На следующее утро я списала все на трюфель, на притягательность фипп-мастеров, которую, по словам дяди Хиггинса, создает львиный феромон, впитывающийся в одежду и сексуально возбуждающий людей… на все, что только могла придумать. Он был утонченно-красив, невысок и крепко сложен, с густой бородой – и оказался умелым и страстным любовником. Однако я все равно не могла оправдать себя за секс с мужчиной другого поколения с зелеными, как у его котов, волосами. Я ведь уполномоченный по общественному порядку!
Возможно, именно это и было его главной притягательной стороной – его возраст. Развитие и успешность Радужного города позволили новым поколениям творить невообразимые для нас вещи. Подумать только о Гарри! Молодежь становилась такой, какой мечталось Сильвии.
Спустя несколько дней мы с Роландом случайно встретились за городом – и снова были близки в долинке среди расцветающих диких тюльпанов. Последовал почти год «случайностей». Я его не виню. Я отвечаю за свои поступки, но даже сейчас не могу объяснить, почему я такое творила. Странно, что никто ничего не заметил. Может, дело было в будоражащем риске и нарушении правила, запрещающего секс между представителями разных поколений.
В конце концов чувство вины заставило меня прекратить наши отношения. Я сказала «хватит», а он поцеловал мне руки и ответил, что повинуется с сожалением, и тогда я почувствовала себя виноватой из-за того, что отказываю ему, и жалела, что не могу ни с кем об этом поговорить, как не могу поговорить обо всех секретах моей жизни и работы. Вместо этого я все вот так записываю, а потом записанное сжигаю, а пепел, наполняющий кувшин в углу моего кабинета, служит моей исповедью.
И я ждала известий о Розе, и эти часы были горькими из-за воспоминаний и сомнений.
Поисковая группа вернулась в середине дня. Они ничего не нашли. Роланд решил взять свежих котов и повторить попытку. Он поспешно отправился возвращать усталых животных в их загоны и брать новых, а я пошла следом.
– Ты сегодня Розу видел? – спросила я, надеясь каким-то образом исключить его из списка подозреваемых.
– Этим утром… да, мы с Розой, – начал отвечать он негромким успокаивающим голосом. Звук предназначался котам, но лицо у него было красным и блестело от пота. – …Мы пошли в сарай у хлопковых полей. Ей было так одиноко без Гарри! Мне хотелось, чтобы она почувствовала себя лучше, почувствовала себя любимой, и мы… мы любили друг друга. А потом она сказала, что пойдет собирать кудель с чертополохов. Она давно должна была вернуться.
Он спустил котов с рук и подозвал двух других, уговаривая идти быстрее. Роза принадлежала к Поколению бусин, а не к Зеленому поколению, как Роланд. Мне показалось, что я чувствую гнев… но поняла, что это ревность.
– Не знаю, – продолжил он. – Орлов поблизости нет, львы мне это подтвердили, но ее надо найти. – Он взял котов и повернулся ко мне. – Мы проверили одну тропу. Теперь проверим вторую. Ту, что идет к пеканам.
Он почти выбежал из города. Я торопливо шла за ним по тропе вдоль речного обрыва, мимо лука и тюльпанов, пока мы не добрались до сарая у хлопкового поля. Я старалась думать только о том, как бы ее найти, – но вместо этого гадала, с кем Роланд еще занимался сексом. Он был искренне встревожен, но почему?.. Мы прошли по второй тропе и задержались у развилки. Он спустил котов на землю. Вытащив из рюкзака ночную рубашку Розы, он дал ее им понюхать, а потом они стали обнюхивать все вокруг, пока не нашли ее след – по которому побежали в лес.
Мы нашли Розу на поляне, окруженной пыреем и низкими соснами. Она лежала на красновато-серой траве: один конец пояса на шее, а второй привязан к сосновой ветке, которая, видимо, сломалась под ее весом. Рядом валялась корзина. Выглядело все так, будто она вывалила чертополох из корзины, встала на нее, обмотала поясом свою шею и ветку, а потом прыгнула – и ветка сломалась. Коты недоуменно обнюхивали ее. Роланд рухнул на колени и позвал их к себе на руки. Голос у него был сдавленным от боли. Я подошла к ней.
Я сразу увидела следы у нее на шее: синяки и ссадины, особенно на затылке, показывающие, что ее задушили тонким шнуром или веревкой. Ее расшитый бусинами пояс оставил бы совершенно другие отметины. Я накрыла ее потемневшее от застоя крови лицо и пораненную шею своим головным шарфом. Я осмотрела ногти у нее на руках, проверяя, не поцарапала ли она нападавшего, но они оказались чистыми. Отмытыми? Трава была слишком жесткой, чтобы сохранить отпечатки ног или следы борьбы. Я не смогла увидеть, где именно от дерева отломилась ветка, и заподозрила, что ее принесли откуда-то еще. А это говорило о том, что убийце не хватило силы, чтобы поднять труп и привязать к нужной ветке. Роланд бы смог ее поднять. Или Лейф.
Я поймала себя на том, что топаю ногами, шагая по жесткой, режущей траве, злясь на убийцу за то, что он снова убил, и на себя, что не уберегла Розу. Надо было действовать быстрее. Я дала убийце еще один шанс.
Роланд сидел на земле, опустив голову. Коты у него на руках раскачивались из стороны в сторону, чтобы его утешить. Я пошла в город за командой, которая бы унесла Розу домой.
На Мире еще никто никогда не совершал самоубийства, хотя старики и больные порой просили об эвтаназии – но это нечто совершенно иное. Полевые команды бросили работу, когда мы прошли мимо них с носилками, – и предложили помочь ее нести или побежать в город с новостью о ее приближении. Когда мы добрались до ворот, там ждала уже сотня людей.
– Почему?
Я услышала этот заданный шепотом вопрос,
