Том 13. Стихотворения - Виктор Гюго

СПЯЩИЙ ВООЗ

Усталый, лег Вооз у своего гумна.Весь день работали, и он трудился тоже,Потом обычное себе устроил ложеУ вымеренных куч отборного зерна.

Немало ячменя собрал он и пшеницы,Но жил как праведник, хотя и был богат;И в горнах у него не распалялся ад,И грязи не было в воде его криницы.

Серебряным ручьем струилась бородаУ старца щедрого. Коль нищенка, бывало,Упавшие с возов колосья подбирала:«Побольше сбросьте ей», — он говорил тогда.

Не знал кривых путей и мелочных расчетов,Одетый в белое, как правда, полотно.Для бедных доброе текло его зерно,Как из открытых всем, из общих водометов.

Любил родню и слуг, работал на земле,Копя, чтоб отдавать, хозяин бережливый.А жены думали: «Пусть юноши красивы, —Величье дивное у старца на челе».

Тот возвращается к первичному истоку,Кто в вечность устремлен от преходящих дней.Горит огонь в очах у молодых людей,Но льется ровный свет из старческого ока.

Итак, Вооз лежал у своего гумна.Окончен страдный день — и в сладостной истомеВокруг него жнецы заснули на соломе…То было в давние, иные времена.

Израиль жил в шатрах, согласно выбираяСудью для всех племен. Земля, еще храняСледы каких-то ног чудовищных, со дня,Как миновал потоп, была совсем сырая.

И как Иаков спал и как Юдифь спала,Так ныне спал Вооз. И над скирдами хлебаЧуть приоткрылась дверь раскинутого неба,Чтоб греза странная на спящего сошла.

Увидел он, дивясь, как у него из чреваПотомков длинный ряд — огромный дуб восстал.И некий царь вещал внизу под сенью древа,И некий бог вверху в мученьях умирал.

Но голосом души в смятенье и в испугеВооз шептал: «Увы! Обманчив сонный бред.Я прожил более восьмидесяти летИ сына не имел, и нет моей подруги.

От ложа мужнего ты взял ее, творец,И на твоем она теперь почиет ложе.Но, разлученные, мы с нею слиты все же:Она во мне жива, а я почти мертвец.

Потомство от меня? Ужель поверю бреду?С мечтой о сыновьях проститься мне пора.Да, юность нам дарит чудесные утра,Из ночи день встает и празднует победу

Но вот я одинок, мой вечер подошел,И, старец, я дрожу, как зимняя береза.К могиле клонится теперь душа Вооза,Как тянется к ручью на водопое вол».

Так говорил Вооз, и в небосвод полночныйНезрячий взор его был смутно устремлен.Как розы под собой не видит ясень мощный,У ног своих жены еще не чуял он.

Пока Вооз дремал, совсем неподалекуМоавитянка Руфь легла, открывши грудь,И сладко маялась, и не могла уснуть,И с тайным трепетом ждала лучей востока.

Вооз не знал, что Руфь у ног его легла,А Руфь не ведала, какой послужит цели.Отрадно и свежо дышали асфодели;По призрачным холмам текла ночная мгла.

И ночь была — как ночь таинственного брака;Летящих ангелов в ней узнавался след:Казалось иногда — голубоватый свет,Похожий на крыло, выскальзывал из мрака.

Дыханье спящего сливалось в темнотеС журчаньем родников, глухим, едва заметным.Царила тишина. То было ранним летом,И лилии цвели на каждой высоте.

Он спал. Она ждала и грезила. По склонамПорою звякали бубенчики скота;С небес великая сходила доброта;В такое время львы спускаются к затонам.

И спал далекий Ур, и спал Еримадеф;Сверкали искры звезд, а полумесяц нежныйИ тонкий пламенел на пажити безбрежной.И, в неподвижности бессонной замерев,

Моавитянка Руфь об этом вечном дивеНа миг задумалась: какой небесный жнецРаботал здесь, устал и бросил под конецБлестящий этот серп на этой звездной ниве?

РЕЧЬ ГИГАНТА

Я вами побежден, но поглядите, боги:Я остаюсь горой, раскинувшей отроги;Для вас я — грудою лежащий темный прах,Но вы едва видны мне в бледных небесах.Что ж, существуйте, пусть. Я сплю.

Вы, троглодиты,В чьем лопотании слепые мысли скрыты,Вы копошитесь там, в неразличимой тьме,Уже червей тая в инстинктах и в уме.Вы пресмыкаетесь перед могильной пастью,Но знайте, что сродни молитва соучастью;Что ж вам жалеть меня? Добыча ям глухих —Дрожите, жалкие, но за себя одних!

А что Венера там, с глазами девки пьяной,Глупец кровавый Марс и злобная ДианаСмеются надо мной иль хмуро морщат бровь;Что в небесах моих, где сумрак был, не кровь,Теперь Олимп торчит, ничтожный сгусток тени,Готовясь к подвигам распутств и преступлений,И верит, будто Пан, великий Пан, — сражен;Что сам Юпитер, туп, громами восхищен,Дал волю молниям, свободу аквилонамИ глупого орла пустил летать над троном, —До этой суеты какое дело мне,Чей превосходит рост морскую глубь втройне?О люди, мне смешны боязни вашей путы;Все эти божества лишь выскочки и плуты;Ах, эта чернь, кого богами чтите вы,Разбойничала лишь средь звездной синевы,И горы, и леса, и тихие долины, —Все ими растлено с подножья до вершины.Мне это ведомо и, пав и недвижим,Величьем гибели я все ж мешаю им!О нет, я не боюсь! На их наскок единыйОтветить я готов грохочущей лавиной!Зову ворами их, укравшими весь свет,И не хочу и знать — приятно им иль нет!

Вам, люди, кажется, что боги в вечной злобеМеня, грозящего, навек замкнули в гробе, —Пусть; я забыл, я сплю; и безразлично мне,Юпитер молнию стремит ли в вышине.Есть флейта у меня; бродя по горной круче,Я оглашаю дол мелодией певучей,А боги пусть рычат и ропщут, — не боюсь!Кто может помышлять, что я хоть обернусь,Хоть взгляд один метну на них с утесов горных,Что испугаюсь я в глуби лесов просторныхИ хоть на миг прерву и песню и мечту,Заслышав тяжкий гром, дробящий высоту!

ТРИ СОТНИ

Xerxes ton Hellesponton ekeleuse triekosias epikesthai mastigi plegas.

(Ксеркс приказал дать Геллеспонту триста ударов плетьми.)

1

АЗИЯ

Огромна Азия, чудовищна, дика;Она на прочий мир взирает свысока,И ей люба земля под темной ночи кровом.Она всегда была под деспотом суровым,Который правил мглой подвластных мрачных стран.Здесь — Киммерия, там — британский злой туман,Суровая зима и ледников лавины,В забытых небесах безвестные вершины,Простор безбрежных тундр под кровом снежных вьюг,Песками страшными засыпан знойный юг;Род человеческий в пустынной мгле затерян.Дофрины высоки, Кавказ никем не мерян,И Фулу дальнюю объемлет океан;Как тигр, давящий лань, гнетет ее вулкан.У полюса, где вран вещает хриплым зовом,Оркад архипелаг лежит пятном суровым,И мрачный океан, холодный и немой,Катит свои валы, окутанные тьмой.И целый мир гнетет Азийская корона:Ее могуществу неведомы препоны,Она — владычица всех стран и всех морей;Во мгле сокрыто все, что не подвластно ей,В пустынности песков, во власти аквилонов,Пароды стонут все в тисках ее законовИли дрожат в снегах, под гнетом вьюжных туч.Тревожит Азию один лишь светлый луч —Эллада! Если он окрепнет и воспрянет, —И в мире сумрачном светлей и легче станет.Трепещет Азия при мысли страшной той,И Тьма спешит гасить луч Света золотой.

2

ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ

Едва забрезжил день, отправились походом.

Чудовищный обоз предшествовал народам,Что, согнаны рукой сатрапов кое-как,Огромной армии составили костякНазвать их имена, счесть вопли, лязги, звоны —Не все ль равно, что счесть полночной бури стоны?Различны нравы их, одежды, имена.Скиф, перед кем дрожат Европы племена,Идет совсем нагой. Его соперник хмурый,Макрон, покрыл главу, как шлемом, конской шкурой,И уши конские на лбу его торчат.Вот пафлагонцев рать шагает тяжко в ряд,Железом подковав из пестрой кожи боты,Их луки коротки, зато длинны их дроты.Дакиец, чьи цари ютятся в конурах,Раскраской боевой врагам внушают страх —Красны, черны, белы Отрядам СогдианыПредшествуя, идет большая обезьянаПо имени Бегем. Бормочет ей шаманНевнятные слова. Вот эфиопских странИдут сыны — гремят тамтамы, трубы, систры;Курчавы головы, шаги легки и быстры.Под тяжкою чалмой здесь шествует халдей,Фракиец, чье копье всех больше и острей, —В отрядах их несут Ареевых кумиров.Как перечислить всех — курносых тех соспиров,Лигийцев, что в грязи зловонной моют стан?Там саки, дадики, тьмы миков и парфян,Ларийцы темные, травой морской повиты,В доспехах эллинских ассурские гоплиты,Арфей и с ним Сидамн, болотных стран цари,И в шкурах коз — пустынь каспийских дикари,Что на огне костров оружье обжигают.

Как воды, что в котле бурлят и закипают,Безмерная толпа вздувалась и росла,Как будто Азия на смертный бой велаВсю Африку, Восток весь страшный, многоликий.Шли нимы, чьи в бою наводят ужас клики,И сарды, воины тирренских южных стран,И мосхи, в колпаках, раскрасив пестро стан,И геты; и, ряды смыкая тяжким шагом,Бактрийцы во главе с Гистаспом, мудрым магом.Шла тибаренов рать — их род давно забыт, —Хохлами журавлей украсив каждый щит.Ливийцы черные под рев рогов шли бодро,Лишь узким пояском свои стянувши бедра:Отточенным мечом, изъятым из ножен,И парой дротиков был всяк вооружен, —Их род когда-то жил на берегах Стримона.Аброды дикие, без веры и закона,Имели только лук и каменный чекан.Гандары, что разрез глаз красили в шафран,Сирийцы смуглые, закованные в брони.Вдали ревел гобой, бил гонг и ржали кони:То абиссинских гор, Нумидии степейНеслися воины на спинах лошадей,Перед которыми и молнии ленивы.Лидийцы в шлемах шли, и веяли их гривы;Колонны стройные воинственных гирканВел вавилонский князь, могучий Мегапан.Отряды двигались милийцев белокурых,Что чтили набожно своих кумиров хмурых;Офира горцы шли — стоит вершина таЗа гранями морей; шли уроженцы Фта —Реки, что с дальних гор, где пахнут асфодели,Течет, как бы в тисках, по дикой горной щели —Там не разъехаться и паре колесниц.Шли гуры, чья страна, вблизи земных границ,В извечной тьме лежит; раджи, князья индийцев,В расшитых сапогах, как шейхи нумидийцев.Их предводителем Артан великий был,Сын Арты старого, кого Камбиз любилТак, что воздвиг ему чертог из сердолика.Сагастов рать неслась, сынов пустыни дикой;Все их оружие — один аркан льняной.Шли легионы в ряд с разнузданной ордой;Громада страшная их здесь соединила —Нагих и латников. Эндорская сивилла,Угрозы бормоча, влачилася в цепях.Верблюды и слоны коням внушали страх.Арабы смуглые держались в отдаленье.За ними двигалось ста колымаг скопленье —С добычею, горой наваленной, обоз,Ослами дикими влеком был каждый воз.Огромная орда — сброд разношерстный, дикий, —Которую согнал царь Персии великий,Росла, как снежный ком, ревела, как Борей,Под игом двадцати безжалостных вождей.Войска вел Артаферн, князь твердый и лукавый,А Ксеркс, великий царь, слал всех на бой кровавый.И сей людской поток, кошмарный точно сон,В сверканье плыл мечей, пик, панцирей, знамен:Лавины всадников на стременах высоких,Несчетные ряды воителей жестоких.Скопленья страшные разнузданных людейБез перерыва шли семь дней и семь ночей,Катились, мрачные, как воды Флегетона,Как тучи черные; людские два мильона,Гонимы палками, вздувались и текли.

3