Секунда между нами - Эмма Стил

Кажется, я здесь уже бывал.

На ее пыльном рюкзаке багажная лента – Сидней. Сентябрь. Значит, она путешествует уже четыре месяца.

А еще это значит, что мы приближаемся к ноябрю и… к машине.

Осталось всего два месяца.

Черт.

Ну ладно. Как бы то ни было, время еще есть, если мы продолжаем возвращаться в ее прошлое. У нас еще есть время.

Из-за облаков пробиваются жаркие лучи солнца, и я, прищурившись, смотрю на него. Странно, мне всегда казалось, что зима в Сиднее мерзкая. Мы проходим мимо старых скрюченных деревьев. Надо же, я и забыл, что в этом городе есть такие деревья. Я помню, какими странными они мне показались, когда мы с Марти в первый раз приехали в Сидней. Как будто я попал в зазеркалье.

Люди с размытыми лицами, в деловых костюмах, со стаканчиками утреннего кофе, спешат на работу. Дженн обращает внимание на девушку, проезжающую на велосипеде, – в легинсах, кроссовках, с рюкзаком за спиной. Примерно так выглядела бы Дженн, отправляясь на работу в больницу. Она смотрит вслед этой девушке довольно долго.

Неужели она начала скучать по работе?

Перейдя оживленную улицу, мы заходим в неприметное кафе. Заказав у стойки черный кофе и пирожное, она садится на одну из длинных скамеек у входа.

Если бы я был с ней, то непременно уговорил бы ее поискать какое-нибудь особое местечко, где взвешивают каждую крупинку, чтобы создать настоящий шедевр.

Дженн всегда была снисходительна к моим дурацким причудам.

В отличие от отца.

Я мысленно переношусь в тот день, когда мы отмечали его семидесятилетие, в сентябре. Родители готовились к этому событию целую вечность: выбирали поставщиков продуктов, заказывали шатры, украшения и прочее. И когда наконец этот день настал, все стало напоминать какую-то гребаную свадьбу. Там были все наши родственники и целая толпа родительских друзей.

Это был один из вечеров бабьего лета. Мы с Лив сидели в саду и пили шампанское. Она завела разговор об отпуске и спросила, не хочу ли я отправиться на выходные в Рим. И внезапно у меня случился настоящий приступ клаустрофобии. К тому моменту мы с Лив «типа встречались» уже где-то шесть месяцев, и меня это «типа» вполне устраивало.

Рим был слишком романтичен для таких отношений.

Я попытался найти какую-то причину, чтобы отказаться: ресторан, какие-то дела, а она будто взбеленилась. Заявила, что я морочу ей голову.

Она скрылась в доме, а я продолжил пить в одиночестве. Все вокруг меня раздражало. На работе одни проблемы, Лив злится, и я начал осознавать, что по-прежнему люблю девушку, которая исчезла с лица земли.

Когда я пришел в шатер, вечеринка была в самом разгаре.

А я был почти невменяем.

Смутно помню, что Кирсти и Фай пытались выставить меня на улицу. Но это окончательно вывело меня из себя. Я чувствовал на себе укоризненные взгляды пафосных родительских друзей, которых ничего, кроме внешних приличий, не волновало, как и моего отца.

По крайней мере, так мне тогда казалось. Вполне возможно, что он просто сгорал от стыда из-за такого сына, как я.

Я начал танцевать, но все плыло перед глазами. Кажется, я попытался с кем-то вальсировать, но следующее, что я помню, – как я лечу куда-то в сторону, прямо на музыкантов. Помню крики, грохот цимбал, и вот мое лицо уже впечаталось в жесткий деревянный пол.

Тишина.

Несколько мгновений я просто лежал там, пока кто-то меня не поднял. А рядом стоял папа с багровым лицом.

Я знал, что это стало последней каплей.

Салун «Последний шанс»[49].

– Пошел вон, – процедил отец сквозь зубы.

И на этот раз, когда я ушел, никто не бросился за мной.

Никто не пришел проверить, как у меня дела.

Позвякивание чайной ложечки. Дженн рядом со мной делает глоток кофе. Мы ведь так и не попутешествовали с ней по-настоящему.

Я как будто только и делал, что все портил, портил людям жизнь. Я был слишком эгоистичен, чтобы задумываться, как мои поступки влияют на других людей.

Она достает из сумки телефон, начинает печатать сообщение. Останавливается, удаляет бо́льшую часть написанного. Снова печатает. Интересно, кому она пишет? Я наклоняюсь, чтобы прочитать. Текст сообщения не разобрать, но зато видно, кто адресат.

Дункан.

ДЖЕНН

Поднимаясь по подъездной дорожке, она замечает следы песка на аккуратно уложенной серой каменной плитке. Ухоженный газон окаймляют тропические растения. А чуть дальше, прямо перед ней, его дом. Большой, но не вычурный. Отделанный белым камнем, со множеством окон. Дженн пытается разглядеть его в одном из этих окон, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Она снова задается вопросом: правильно ли это – прийти к нему после стольких лет.

Но было бы странно приехать в Сидней и не написать ему. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы он думал, будто ей все равно. Они ведь столько пережили вместе: школу, университет и еще много чего.

Дженн не сомневалась, что он предложит встретиться, – это полностью соответствует его безукоризненному воспитанию. Если только в Австралии ему не сделали пересадку личности. И у нее не возникло чувства, что она слишком навязчива. Да и с Лиззи, по слухам, он расстался около года назад. В итоге он отправился в Австралию с ней, а не с Дженн.

Дженн попыталась представить, как сложилась бы ее жизнь, если бы она переехала сюда пять лет назад. Если бы она не познакомилась с Робби, не влюбилась бы, не пережила столько восхитительных моментов вместе с ним…

И не испытывала боли от потери всего этого.

Не успевает она подойти к двери, обшитой деревянными панелями, как та распахивается. И вот он перед ней: те же синие глаза, светлые волосы и та же приветливая улыбка, что и в двадцать три года. Ей даже не верилось, что они расстались уже семь лет назад, – у нее вдруг возникло странное ощущение, будто прошло всего несколько секунд. Но его внешний вид убеждает, что настали совсем другие времена. Он загорел, возмужал, его мягкие черты сделались резче, как будто он превратился в того, кем должен был стать.

– Дженни, – говорит он и улыбается так широко и искренне, что она не может не ответить ему тем же.

Он заключает Дженн в объятия, и она сразу узнает его запах – чистоты, стирального порошка и зубной пасты. Сильные руки обнимают ее крепко и заботливо.

– Ну, как ты? – говорит он. – Сколько же лет прошло?

– Много, – улыбается она.

На пару секунд повисает пауза.

– Проходи, пожалуйста, – обрывает он тишину и отходит в сторонку, пропуская ее внутрь.

Она входит в прохладное просторное помещение, и у нее перехватывает дыхание. Это что-то невероятное. Огромное помещение с открытой планировкой, белым полом и белыми стенами. С одной стороны безупречно чистая кухня, а дальше, в зоне гостиной, огромный угловой диван. Казалось бы, все это должно выглядеть как-то бездушно, но такого впечатления не возникает. Напротив, атмосфера светлая и умиротворенная – как и он сам.

Тропическая зелень за окнами от пола до потолка в дальнем конце комнаты делает это место очень уединенным. Она находится в доме мечты?

– Дункан, – произносит она наконец, отрывая взгляд от книжной полки с медицинской литературой, – это место просто невероятное!

– Врать не буду, мне здесь тоже нравится, – отвечает он.

Дункан выглядит очень непринужденным. Он стоит, засунув руки в карманы синих шорт, и она сразу представляет, как он вечерами читает свои книги под шум моря. Неужели он живет один?

Ей вдруг становится неловко. Как она могла подумать, что он ни с кем не встречается. Ее появление здесь могло доставить ему неудобства. Но, оглядевшись по сторонам и не заметив никаких следов ведения домашнего хозяйства, она инстинктивно чувствует, что это не так. К тому же он обязательно предупредил бы ее. Она в этом уверена: ведь это Дункан, а он всегда предельно честен.

– Чаю? – спрашивает он. – Или вина? Уже ведь после полудня, время подходящее, – говорит он с улыбкой.

– Можно, почему бы и нет, – отвечает она после