Девять принцев Амбера - Роджер Желязны

— У меня нет ни пера, ни пергамента, — ответил я.

— Боже, — сказал он. — Ну, это уже совсем не цивилизованно.

— Знаю. Но с другой стороны, Эрика и нельзя назвать цивилизованным человеком.

— Ну, хорошо, а что у тебя есть? Моя комната нравится мне как-то больше, чем это место. По крайней мере, там светлее.

— Вы пообедали со мной, а сейчас я хочу попросить вас об услуге. Если вы выполните мою просьбу, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы примирить вас с отцом.

— А чего тебе надо?

— Я долгое время наслаждался вашим искусством, и есть картина, которую мне всегда хотелось иметь именно в вашем исполнении. Помните ли вы маяк на Кабре?

— Ну конечно. Я был там много раз. Я знаю его хранителя Жупена. Бывало, я часто играл с ним в шахматы.

— Больше всего на свете, почти всю жизнь, я мечтал увидеть один из тех магических набросков этой серой башни, нарисованных вашей рукой.

— Очень простой рисунок, и довольно приятный, не могу не согласиться. В прошлом я действительно несколько раз делал наброски этого места, но как-то никогда не доводил их до конца. Слишком много было другой работы. Но если хочешь, я тебе нарисую то, что помню, а потом передам.

— Нет. Мне бы хотелось что-нибудь более постоянное, чтобы я все время мог держать этот рисунок перед глазами в своей камере, чтобы он утешал меня и всех других узников, которых посадят сюда после меня.

— Вполне понимаю, но на чем же мне нарисовать?

— У меня здесь есть стило, — сказал я (к этому времени ручка ложки здорово поистерлась и заострилась), — и мне бы хотелось, чтобы вы нарисовали эту картину на дальней стене, чтобы я мог глядеть на нее, когда прилягу отдохнуть.

Он довольно долго молчал, наконец заметил:

— Здесь очень плохое освещение.

— У меня есть несколько коробков спичек, и я буду зажигать их по одной и держать перед вами. Если не хватит спичек, можно будет спалить солому.

— Не могу сказать, чтобы это были идеальные рабочие условия…

— Знаю, и заранее прошу прощения за это, великий Дворкин, но они лучшие из тех, которые я могу предложить. Картина, написанная вашей рукой мастера, осветит мое жалкое существование и согреет меня здесь в темнице.

Он опять ухмыльнулся.

— Хорошо. Но ты должен мне обещать, что посветишь мне потом, чтобы я мог нарисовать картину и попасть к себе домой.

— Обещаю, — ответил я и сунул руку в карман.

У меня было три полных коробка и часть четвертого. Я сунул ложку ему в руку и подвел к стене.

— Появилось ли у вас чувство инструмента?

— Да это ведь заостренная ложка, верно?

— Верно. Я зажгу вам спичку, как только вы скажете, что готовы. Вам придется рисоваь быстро, потому что мой запас спичек ограничен. Половину спичек я израсходую на рисунок маяка, а вторую половину — на то, что подскажет вам ваше воображение.

— Хорошо.

Я зажег спичку, и он начал вычерчивать линии по сырой серой стене.

Первым делом он очертил большой прямоугольник, как раму для своего наброска. Затем, в результате нескольких быстрых четких штрихов, начал вырисовывать маяк. Это было просто удивительно, но этот старый нелепый человек сохранил все свое прежнее искусство.

Когда каждая спичка догорала до половины, я плевал на большой и указательный пальцы левой руки и брался уже за сгоревший конец, чтобы ни одна секунда драгоценного времени не пропала даром.

Когда первый коробок кончился, он уже дорисовал башню и работал над морем и небом. Я вдохновлял его, издавая восхищенные возгласы с каждым движением его руки.

— Великолепно, просто великолепно, — сказал я, когда он почти закончил.

Затем он заставил меня потратить еще одну спичку, потому что он забыл подписаться под картиной. К этому времени моя вторая коробка спичек почти иссякла.

— А сейчас давайте восхищаться этой картиной вместе, — сказал он.

— Если вы хотите вернуться к себе, то вам придется оставить это восхищение лично мне. У нас слишком мало спичек, чтобы заниматься критикой.

Он немного поворчал, но все же подошел к другой стене и начал рисовать, как только я зажег спичку. Он быстро набросал крошечный кабинет, стол, череп на столе, стены, заставленные книгами до самого потолка.

— Теперь хорошо, — удовлетворенно пробурчал он.

В это время третья коробка моих спичек кончилась, и я начал остатки четвертой. Пришлось потратить еще шесть спичек, пока он что-то исправлял в своей картине и подписывался.

Он сконцентрировался на картине, когда я зажег следующую спичку, у меня осталось всего две, а затем сделал шаг вперед и исчез.

Этой спичкой я обжегся, так что даже выронил ее из рук. Она упала на сырую солому и, зашипев, погасла.

Я стоял, весь дрожа, полный каких-то смешанных чувств, а затем я вновь услышал его голос и почувствовал его присутствие рядом с собой.

— Знаешь, что мне только что пришло в голову? — спросил он. — А как ты будешь любоваться моей картиной, когда здесь так темно?

— О, я вижу в темноте. Мы с ней жили так долго вместе, что стали друзьями.

— А, понимаю. Мне просто стало любопытно. Посвети-ка мне, чтобы я снова мог попасть к себе.

— Хорошо, — сказал я, беря в руки свою предпоследнюю спичку. — Но в следующий раз, если захотите навестить меня, то приходите со своими спичками, потому что мне светить будет нечем. Спички кончились.

— Хорошо.

Я зажег спичку, он уставился на свой рисунок, подошел к нему и еще раз исчез.

Я быстро повернулся и посмотрел на маяк Кабры, прежде чем спичка погасла. Да, в этом рисунке чувствовалась сила. Та самая сила. Сослужит ли моя последняя спичка мне верную службу?

Я был уверен, что нет. Мне нужно было долго концентрироваться, чтобы использовать Карту как способ побега. Что я мог поджечь? Солома была слишком сырой и могла не загореться. Это будет просто ужасно — иметь выход, дорогу к свободе здесь, со мной, и не быть в состоянии им воспользоваться. Мне нужен был огонь, который продержался бы совсем недолго.

Мой матрац!

Это был льняной тюфяк, набитый соломой. Эта солома, наверняка, будет суше, да и лен неплохо горит.

Я расчистил пол перед собой до самого камня. Затем поискал вокруг себя заостренную ложку, чтобы вспороть матрац. Тут я выругался. Дворкин унес ее. Изо всех сил я принялся раздирать матрац. Наконец послышался треск разрываемого материала, и я вытащил из середины сухую солому. Я сложил ее небольшой кучкой, а рядом положил материю в качестве дополнительного топлива, если оно понадобиться.

— Чем меньше дыма, тем лучше, — подумал я. — Он только привлечет внимание, если вдруг мимо пройдет стражник. Однако это было маловероятно, потому что пищу мне уже принесли, а кормили меня здесь один раз в день.