Перстень Рыболова - Анна Сеничева

Арвельд, сообразив, фыркнул.

– Их брат, Асфеллоты, насмешек сильно не любят. Ничего, переживет. Дай-ка, гляну, все ли цело, – Паломник ощупал себя и вытащил из-под лохмотьев обрывок черного шнурка, на котором чудом удержалась медная монетка.

– Наше счастье, Арвельд! – Паломник бережно потер ее, счищая землю.

– Это не из тех, что у Первого рыболова из кармана сыпались?

Паломник хрюкнул.

– Нет, на эту не разгуляешься. Лет десять назад семечек стакан еще можно было купить, сейчас и того не дадут. Не знаю даже, в ходу ли они теперь.

– Дай посмотреть. Совсем стерлась… Цехин?

– Эх, не быть тебе менялой, куриная голова, – Паломник припрятал свою монетку.

– Опять за свое взялся! А я бы поел, между прочим.

– На тебя не напасешься, проглот. В монастыре повечеряем…

Арвельд долго еще вспоминал, где видел такую монету – и вправду была похожа на южный цехин, только поменьше. Потом только вспомнил – золотец, четверть дуката. На Приморском рынке он такую видел, в Лафии.

Вечерело. Темнел лес, вытягивались тени, а вокруг шла все такая же глухомань. Окоему конца-края не было видно. Арвельд давно порывался спросить, не сбились ли они с дороги, но Паломник шагал без устали, молча, глядя вперед с такой мрачной решимостью, что Сгарди всякий раз осекался на полуслове. Когда с ближайшей сосны сорвался глухарь и пролетел над самой тропой, Паломник шарахнулся в сторону.

– Фу ты ну ты, – только и произнес он. – Думал, снова кривого оборотня принесло…

В тот же миг долетел издалека гулкий звук, приглушенный лесом. Путники застыли на месте, но вокруг снова воцарилась тишина.

– Неужто показалось? – прошептал Паломник. – Ты ведь тоже слышал, Арвельд? – Сгарди кивнул.

Они стояли не шелохнувшись, затаив дыхание, но лес молчал. Паломник уже махнул рукой, но тут звук повторился снова. Потом еще и еще, все с такими же долгими, изматывающими промежутками, когда казалось – звук смолк и больше не повторится. Так прозвучало восемь ударов…

– Восемь… – круглые лягушачьи глаза Паломника заблестели. Он глянул на небо. – Это же на Салагуре к вечерне благовестят! Провалиться мне, коли не так!

Они ускорили шаги, будто невидимая обитель, поманив колоколами, исчезнет от малейшего промедления. Вскоре чаща поредела, и вот блеснуло сквозь деревья речное зеркало, озаренное вечерним солнцем. Ветер принес далекий крик чаек. А когда светило коснулось горизонта, путники вышли на каменистый речной берег.

Старик Салагур величаво нес воды к морю.

Река здесь разлилась широко и привольно. А в излучине ее, с трех сторон окруженный водой, стоял монастырь.

Часть четвертая Партия в шахматы на Лакосе

I

На закате «Лафисс» подошел к Лакосскому внешнему рейду.

Рельт сидел в каюте над картой, когда сверху подал голос старший помощник:

– Капитан! Лоцман на борт!

– Какой недотепа вывесил лоцманский флаг? – буркнул Рельт, не отрываясь от карты, и крикнул в ответ: – Угости его чаркой да спровадь! Нам лоцманы без надобности, сами здешние места знаем…

Сверху долетели обрывки фраз – помощник переговаривался с гостем, затем Рельта снова побеспокоили:

– Говорит, сам капитан нужен. Дело у него до тебя!

Остролист ругнулся и полез наверх. Лакос – это тебе не Восток, тут берега проще, а лоцманов столько же, вот и рвут работу друг у друга. Рельт высунулся и оглядел гостя. Прибывший до того был странен, что Остролист вылез на палубу.

Расставив ноги, на палубе стоял кряжистый старик в потертой куртке со стеклянными пуговицами, из-под которой торчал широкий красный пояс. Такие куртки и пояса здешние лоцманы носили лет двадцать назад. Старик важно отвесил поклон и сказал:

– Милости просим на Лакос, коли с добром идете, – приветствие тоже было древнее.

– С добром идем, – помедлив, ответил Рельт.

– Родственник ваш велел кланяться да сказать пару слов, – продолжал лоцман и со значением добавил: – Наедине.

– Родственник? – переспросил Остролист. – Нет, отец, что-то путаешь. У меня здесь родни нет.

– А ну как есть – подумайте хорошенько. По братской-то линии.

– По какой?! – Рельт начал раздражаться на непрошеного гостя с его выспренним слогом и старомодным поясом, но тут солнце, заходившее у него за спиной, ярким золотом зажгло шпиль на берегу. Капитан узнал иглу Кормчего дома и осекся на полуслове. – Неужели Ламио?

Старик степенно наклонил голову.

– Сойдем вниз, побеседуем, – совсем по-другому сказал Рельт.

« Письмо сожги, – буквы так и скакали, словно секретарь писал второпях . – В гавань тебе хода нет. Хочешь знать почему – спроси своих спутников, что они задолжали Асфеллоту по имени Кассий. Какие-то три имени он назвал, помню только тебя и князя Расина Ланелита. Если очень нужно попасть на Лакос, иди кружным путем, встанешь на якорь в устье Салагура, у монастыря, там стоянка хорошая. Настоятелю скажи – от меня, он примет. Старик, передавший письмо, покажет путь. Л. .»

Князь дочитал письмо и поднес его к огоньку свечи. Края бумаги тут же занялись, потемнели, письмо съежилось, только долго виднелось слово «Кассий».

– Вы, кажется, его знаете, Фиу? – Расин повернулся к чародею.

– Встречались на родине, ваша светлость.

– Кто этот Ламио? – князь стряхнул пепел со стола.

– Секретарь капитана гавани. Было у нас с ним дело года два назад, – неохотно ответил Рельт. – Тогда я ему помог, что и говорить… – Остролист нахмурился и глянул в окно. – Салагур… Салагур-Прилучный. Слышал, что там на реке встать можно, только не бывал. Проводишь, отец? – спросил он лоцмана.

Старик посопел и важно ответил:

– Проводить-то могу, только бы умения у тебя достало, – и, звякнув пуговицами, встал из-за стола. – Так и быть, снимайся с якоря!

II

Сверкающее ожерелье гавани блеснуло и скрылось за громадой мыса Вальсар. Вдали затихал вечерний благовест Морского собора.

Солнце село, только бледно алела полоса на горизонте, как зарево далекого пожара. На островках теплились огни, протягивая дрожащие стежки по морской глади.

– Тут возьми правее, – хриплый голос старика нарушил тишину. Рельт послушался. Вальсарский мыс надвинулся на корабль, словно собираясь раздавить.

Князь запрокинул голову, разглядывая горную кручу, проплывавшую над самыми мачтами «Лафисса».

– Не спится, ваша светлость? – через плечо спросил Остролист. – Уж полночь скоро.

Будто услышав его, в невидимой деревушке на острове заголосил петух, ему откликнулся другой, уже далеко.

– На душе неспокойно, Рельт.

– Еще бы…

– Скоро ваш монастырь?

– Бог даст, к ранешнему утру поспеем, – сурово ответил лоцман. – А вы, сударь, и вправду шли бы спать да не мельтешили на палубе понапрасну! Сейчас такие места пойдут, только успевай в оба смотреть. Глубь, Старый перекат, Горный очаг…

– Очаг? – переспросил Рельт. – Там ведь дворец когда-то был.

– Был да всплыл, – вздохнул старик. – Нынче в нем токмо летучие мыши обретаются. А проход как был опасный из-за тамошних лестниц, так и остался.

Тут мачта черкнула о камень, и Рельт дернулся, будто его обожгло. В тот же миг Вальсар отошел в сторону, открыв глубокое ночное небо. Вдалеке зазвучала свирель. Робкий, тоскливый напев плыл, отражаясь от водной глади. Князь оперся о поручни и уставился в глубину.

– И в воду не смотрите, сударь, – тут же откликнулся всевидящий старикан. – Ишшо за борт сверзитесь, вылавливай потом! Не первый случай… А ты куда колесо крутишь? – накинулся он на Рельта.

– Так там камень торчит! – возмутился капитан.

– Пусть себе торчит! Иди прямо, говорю! Он плоский, путь рядом лежит. Смотри-ка, чего удумал!

Рельт скрипнул зубами и повернул штурвал. Черный камень скользнул так близко, что можно было тронуть рукой, но «Лафисс» миновал его и шел дальше. Остролист проводил взглядом торчавший из воды черный зуб, но лоцман шикнул, чтобы смотрел себе под нос.

Тишина вдруг содрогнулась от грохнувшей пушки. Мощное эхо прокатилось по горным уступам и замерло в дальних предместьях. Рельт покачал головой, прислушиваясь.

– Странное дело! – заметил он. – Будто бы не в городе громыхнуло, а где-то поблизости.

– Так ведь и впрямь поблизости, – кивнул старик. – Эко диво… С чего бы из пушки-то палить? Будь мы в гавани, я б решил, что из городской темницы кто сбежал! – он свел брови и добавил: – Чудно, а все не к добру…

Горная круча, скользившая вплотную по правому борту «Лафисса», неожиданно раскололась надвое, от неба до воды, открыв узкий – на один корабль – проход. На широком уступе скалы примостился заброшенный домик, видно, смотрительский. Между скал плескалась угольно-черная вода, скупо отражавшая свет звезд. А в самой бухте, точно призраки, стояли корабли.