Война никогда не кончается (сборник) - Ион Деген

– И это все? – возмутился я. – Мне ведь положен хороший командир орудия!

– Правильно. Посмотри на его морду. Разве ты не видишь, что это отличный танкист?

Не знаю почему, но я не возразил капитану. У ремонтников я нашел полуметровый кусок фанеры и, прикрепив к нему лист бумаги, соорудил нехитрое приспособление.

Танки с развернутыми кзади пушками были вкопаны в землю. Они стояли на двух продольных бревнах словно в гаражах, перекрытые брезентовыми крышами, а вместо ворот были соломенные маты.

По приказу командующего бронетанковыми войсками фронта после каждого выезда мы должны были не просто чистить танк, но из каждого трака выковыривать грязь и протирать траки до одурения, чтобы, не дай Бог, когда этот сукин сын вдруг нагрянет в бригаду и станет проверять, на его носовом платке не появилось пятна, вызывающего сомнение в нашей боеспособности. Поэтому мы проклинали каждый выезд из окопа, становившийся мукой для экипажа.

Но у меня не было выхода. Я обязан был выехать, чтобы развернуть башню по ходу танка. Кто знает, когда состоится очередное учение? А мне не терпелось проверить нового стреляющего. Конечно, о стрельбе не могло быть и речи. Поэтому я прибег к испытанию, которое не могло заменить стрельбы, но тем не менее позволяло получить представление о реакции и координации командира орудия.

К дульному срезу я прикрепил карандаш, который касался бумаги на фанерном щите. Метрах в двадцати перед танком я прикрепил к дереву кусок картона с начерченным на нем открытым конвертом. При помощи подъемного механизма пушки и поворотного механизма башни в течение тридцати секунд стреляющий должен вести стрелку прицела вдоль линий конверта, и карандаш на конце пушки точно вычертит каждое движение стреляющего. С вертикальными и горизонтальными линиями не было никаких проблем. Но вот плавно вычертить диагонали! Даже у редчайших снайперов пушечной стрельбы получались ступени.

Когда Загиддулин подошел к машине, я велел ему надеть танкошлем как положено, чтобы он не торчал на макушке, словно шутовской колпак.

Но выяснилось, что Загиддулин не виноват. Просто в Красной армии не было танкошлема шестьдесят первого размера, а именно такой оказалась голова нового командира орудия. Пришлось сзади подпороть танко-шлем, чтобы наушники были на ушах, а не на темени.

Загиддулин залез в башню. Экипаж стоял рядом со мной у щита с листом бумаги.

– Огонь! – скомандовал я, нажав на кнопку хронографа. Такого я еще не видел! Почти ровные линии диагоналей и клапана конверта!

Ребята зааплодировали, чем привлекли внимание соседних экипажей. Вскоре у танка собралась почти вся рота. Загиддулин все снова и снова повторял фокус, ни разу не выйдя за пределы тридцати секунд. Среди зрителей оказался и адъютант старший.

– Ну, – обратился он ко мне, – а ты мне морочил… Загиддулин вылез из башни. Его багрово-синяя физиономия со щелочками глаз излучала добродушие и удовольствие.

– Славяне, дайте кто-нибудь закурить. К нему подскочило сразу несколько человек. – Хлопаете!.. Дайте мне выспаться и хорошо закусить, так я вам нарисую не конверт, а «Мишку на севере».

В знак уважения к Загиддулину соседние экипажи помогали нам выковыривать грязь из траков по мере того, как танк сползал на бревна в окопе. А мы дружно материли генерал-полковника танковых войск товарища Родина, по чьему дурацкому приказу танкисты были вынуждены заниматься этим онанизмом.

Каждое утро во взводе начиналось с того, что Захарья Загиддулин рассказывал приснившийся ему сон. Никто не сомневался в том, что он сочинял экспромтом очередную фантастическую историю. Но слушать его было интересно.

Непременным завершением сна была сцена, когда он, получив звание Героя, возвращался в родной Ат-карск и посещал пикантную молодку, а все предыдущие, покинутые им, преследовали его с вилами наперевес. Закончив рассказ, он обращался к слушателям с непременной просьбой:

– Славяне, дайте закурить.

С куревом в эту осень у нас действительно были проблемы. Но все в равной степени страдали от эрзац табака, так называемого – филичового, которым снабжали нас тылы. Поэтому просьба Захарьи воспринималась нами как деталь придуманного сна.

В начале декабря нас вывели на тактические учения. Я попросил командира батальона разрешить мне несколько выстрелов из пушки, чтобы проверить командира орудия. Гвардии майор согласился, но предупредил, что я лично отвечаю за то, чтобы в районе цели не было живого существа.

Это условие оказалось вовсе не простым. Вся территория, на которой проводились учения, была забита войсками. Наконец мы нашли безлюдное место.

Метрах в восьмистах от болотистой поймы, у края которой остановился танк, торчали телеграфные столбы. Перед одним из них куст с опавшей листвой был избран мной в качестве мишени. Но сперва я приказал отвернуть башню чуть ли не девяносто градусов, чтобы куст не был в поле зрения стреляющего. А затем я подал команду.

Первым же снарядом Загиддулин снес телеграфный столб над самым кустом.

Весь экипаж, не исключая меня, был уверен в том, что это случайное попадание. Но вторым выстрелом Захарья перебил телеграфный столб метрах в пятидесяти от первого. И третьим снарядом он снес телеграфный столб.

– Тебе, я вижу, даже не нужен снаряд для пристрелки? – спросил я.

– Не нужен. Нулевые линии выверены. А расстояние до цели я могу определить на глазок очень точно.

– Но ведь стрелку прицела ты видишь более толстой, чем телеграфный столб?

Захарья неопределенно приподнял плечи, и я больше не задавал ему вопросов, понимая, что мне достался необыкновенный стреляющий.

Еще раз мы выехали на учения в конце декабря. Сейчас нам не представилась возможность стрелять. Но Загиддулин отличился и в этот выезд.

Тема учений – танки в обороне при возможном наступлении противника.

Как и обычно, прибыв на место, мы не получили ни четкой команды, ни объяснения того, что собирается нам преподнести начальство.

Танки стояли посреди заснеженного поля – отличные мишени для немецкой авиации. Благо уже несколько дней мы не видели самолетов противника.

Захарья по большой нужде забрался в неглубокий окопчик. Именно в этот момент почти вплотную к моему танку подкатила кавалькада «виллисов».

Никогда еще мне не приходилось видеть одновременно такого количества генералов.

Командующий фронтом генерал армии Черняховский едва успел произнести первую фразу, как из окопчика раздался рокочущий баритон Загиддулина:

– Эй, славяне, дайте закурить.

И тут же появилась круглая багрово-синяя физиономия с танкошлемом на макушке, и вслед за ней над относительно мелким окопом выросла вся нелепая медведеподобная фигура Захарьи со спущенными ватными брюками.