Секрет благородства - Сандра Браун

— Да.

— Действительно ли она достаточно хороша?

— Боже, да. Уверен, что родители, любой отец или мать, перенесли они потерю ребенка или нет, проникнутся твоими стихами. Я отвечаю за свои слова. Думаю, ты должна издать поэму. Может, твои строки помогут кому-то пройти через подобное.

Арден повернулась к нему и уперлась лбом в надежную грудь, наслаждаясь ровным биением его сердца.

— Очень жалею, что не был рядом, когда ты так нуждалась в участии. Ты возилась здесь, со мной, и помогала мне выйти из кризиса, но свой ад прошла в одиночку. Я так сожалею, любовь моя. — Пылкие слова и сильные руки, ласкающие спину, свидетельствовали о его искренности. — Пойдем.

Дрю увлек ее к кровати, сел на постель и поставил жену между бедрами. Она изучала любимое лицо и разглаживала пальцем густую линию бровей.

— Хотел бы я исцелить любовью всю боль у тебя внутри.

Он подался вперед и прижался к ее животу.

— И я надеюсь любовью утолить твою скорбь. Но печаль всегда будет частью нас, Дрю. Возможно, мы и потянулись друг к другу из-за прошлых несбывшихся надежд.

— Я только знаю, что люблю тебя больше, чем когда-либо мог себе вообразить.

Его дыхание, проникая сквозь тонкую ткань, было теплым и влажным. Дрю уткнулся носом в ложбинку между грудями, упиваясь их восхитительным ощущением на коже.

— Арден, ты ведь не принимаешь никаких противозачаточных средств, правда? — он поднял голову и заглянул ей в глаза.

Она покачала головой и ответила задушенным голосом:

— Нет.

— Отлично. Давай заведем малыша.

Его руки нежно изучали ее груди, исследуя форму, измеряя пышность, словно он впервые касался их.

— Ты кормила Джоуи грудью?

— Пока он не заболел.

Дрю кивнул. Его пальцы ласкали соски, и, когда те отвердели, он потерся о них лицом.

— Я хочу ребенка от тебя. Ребенка исключительно твоего и моего. Нашего первенца.

Арден сжала его голову и вдавила в мягкость своего живота

Если бы он только знал, о чем говорит! Она-то понимала, почему он не чувствовал, что Мэтт принадлежал исключительно ему и Элли. Настало ли время рассказать, что у них уже есть совместный ребенок, что они вместе породили прекрасного малыша? Уже можно открыться? Его губы продолжат так же нежно очаровывать ее? Или он отвергнет ее и обвинит в циничном манипулировании?

Арден открыла рот, чтобы выпалить признание, но медлила слишком долго. Его настроение изменилось от растроганного до страстного. Дрю целовал треугольник между ее бедрами, воздавая должное ее женственности любящим ртом и обожающими словами, сминал воздушную ткань халатика, задирая по ногам, пока не собрал на талии. Потом захоронил лицо в пене завитков, впитывая сокровенный аромат.

Когда его губы коснулись ее обнаженной кожи, она затрепетала от нетерпения и стиснула его плечи беспокойными руками. Дрю вжимался пылкими поцелуями в темную шелковистую поросль.

— Позволь сделать тебе ребенка, Арден, — прошептал он. — Позволь подарить самый драгоценный из подарков.

Он крепче обнял ее, обхватил за бедра и наклонил вперед, чтобы слиться с ней в поцелуе.

— Дрю, — задыхалась она. — Ты не можешь…

Но он мог. И делал. Все ее тело вверглось в пожарище страсти, его ласки извергали огненные струи, вздымающиеся от чресел к сердцу, прямо в душу.

Арден бездумно повиновалась, пока он укладывал ее на постель, поднимал ноги к себе на бедра и становился перед ней на колени.

— Я люблю тебя, Арден. Позволь мне излечить твою боль.

Его рот творил, что хотел. Он целовал ее снова и снова, губы были то уверенными и властными, то, наоборот, нежными и кроткими. Смелый всепроникающий язык дарил наслаждение, вновь и вновь возносящее ее к нестерпимой кульминации, затем успокаивал.

В очередной раз паря на грани забвения, Арден судорожно запуталась пальцами в его волосах и прижала к себе его голову.

— Войди в меня. Пожалуйста. Сейчас, — простонала она, сотрясаясь в очередной конвульсии.

Дрю умудрился расстегнуть шорты и приспустить их. Большое, твердое, жаркое давление заполнило ее полностью. Он двигался неистовее, чем когда-либо прежде, поглаживая упругие ножны, приостанавливаясь, снова тыкаясь, пока она не впала в безумие, осознавая только его толчки и ритм обладания. Он раз за разом погружался все глубже, касаясь матки, давая обещания и тут же выполняя их одним стремительным порывом любви, настолько возвышенной, что все ее страхи утекли прочь.

Когда Дрю разделился с Арден, ее руки и ноги ощущались свинцовыми и вялыми и все же, казалось, парили, бросая вызов земному притяжению. Он освободился от остатков одежды и стянул скомканный халатик с ее блестящего от испарины тела, потом улегся рядом.

Собрав последние силы, Арден прошептала:

— Зачем ты сделал это?

Дрю провел пальцем вниз к уязвимому животу, потом еще ниже — к темному женственному покрову. Взгляд следовал за пальцем, затем вернулся к восхитительной груди. Глаза Дрю сияли внутренним светом фанатичного поклонения кумиру.

— Чтобы показать, что нет пределов моей любви.

— Я слабею от любви к тебе.

Муж нежно улыбнулся.

— А меня твоя любовь делает сильней.

Дрю слегка прищемил сосок губами, затем поласкал языком.

— И поэтому безумно счастлив, что я — мужчина.

Она взлохматила белокурую гриву.

— Думаешь, мы… сделали ребенка?

Он усмехнулся, опустил голову на подушку и прильнул к возлюбленной.

— Будем продолжать, пока не получится.

И потом, укрытые только фиолетовыми сумерками, они заснули.

— Вы оба просто спятили, — сообщила Арден двум теннисным профессионалам.

Дрю и Гарри швыряли мячик назад и вперед над сеткой, с силой посылая его как можно выше, дурачились, чтобы развлечь Мэтта, который стоял возле корта, хлопая в ладоши. Когда Дрю наклонялся и кидал мячик между его ног, Мэтт подпрыгивал и счастливо вопил.

— Ладно, позеры, — пригрозила Арден. — Пока ты не получил травму и мне не пришлось взять на себя неприятную миссию сообщить Хэму, что ты вышел из строя, я отведу вашу аудиторию домой. Может, тогда вы займетесь делом.

— Зануда, — добродушно поддразнил Гарри, потом помчался поболтать с последней пассией, ждущей его с полотенцем и термосом холодной воды.

— Согласен, — кивнул Дрю, обернул полотенце вокруг шеи и задрапировал другим Мэтта, с обожанием глазеющего на него. — Твоя мама — просто надсмотрщик над рабами и умеет испортить людям настроение, — сообщил он малышу и поцеловал его в лоб.

Потом выпрямился и понизил голос до шепота: