Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание - Александр Шевцов (Андреев

Приглядитесь, большая часть моих желаний — вовсе не мои желания, а мои обязанности по отношению все к тому же телу. Если я хочу спокойно жить в этом теле, то я должен устранять помехи его покою. Я должен кормить, поить и холить его. Иначе оно все равно заставит меня заниматься собой, и значит, покой нужен ему. И по наличию телесного покоя можно судить о том, хорошо ли я за ним ухаживаю.

А нужен ли покой мне? Я не знаю. Похоже, мне иногда нужен отдых, но в остальном я деятелен, как сам источник движения. Что называется, голова ногам и рукам покоя не дает. Я все время стремлюсь чего-то достичь, как-то изменить свою жизнь и все время бьюсь с моим слабым и ленивым телом. И это означает только одно: у меня есть какая-то цель, ради которой я меняю себя и окружающий мир. Причем, похоже, что каждый человек очень хорошо знает, зачем он здесь. Это видно по тому, как он деятелен. И при этом никто не помнит больших целей, заставляющих его действовать, будто они были заложены еще до рождения.

Однако, выяснение этих сверхцелей — это вопрос личный. Я их разбирать не буду. Главное, что Я, который не тело, деятелен и целеустремлен. А тело мне мешает, создавая множество помех, от которых приходится избавляться. А поскольку это освобождение от помех все равно неизбежно, есть смысл продумать его как очищение. И это иной уровень очищения тела, если задуматься.

Итак, тело можно рассматривать как набор мертвых, но работающих станков, которые составляют завершенную поточную линию по переработке пищи. И тогда ты очищаешь этот сложный химико-механический трубопровод от помех производству.

Можно рассматривать тело как средство достижения каких-то своих целей на Земле, таящее в себе возможность боли и несовершенства. Тогда нужно понять свою цель и, с одной стороны, убирать помехи в ее достижении, а с другой, менять тело, обучая и совершенствуя его. И тогда очищение становится освобождением от боли и ученичеством. Ведь твои несовершенства — это помехи в достижении твоей цели, и хранит их тело.

Но можно поглядеть на тело и с иной точки. Многие философы писали, что, заглядывая в себя, ты обнаруживаешь свое я в каком-то окружении. Это окружение для разных философов оказывалось разным. Но в любом случае, приступая к самопознанию или без него, обратившись к себе, ты обнаруживаешь себя в теле. И тело оказывается чем-то очень важным, поскольку ты в него поселен, и можешь проявиться в этом мире только сквозь него.

Если вглядеться в эту мысль, то тело ощущается чем-то чрезвычайно мистичным и даже волшебным. Ведь если ты сквозь него глядишь в этот мир, лишенный волшебства, из какого-то далекого далека, где все возможно, значит, ты и есть носитель чуда. А ты там в себе, если тебе не мешает тело, внутренний тот, ты точно знаешь, что чудеса — это просто и естественно. Они просто твоя жизнь. Их только почему-то не удается протащить в этот мир сквозь тело. Но в том, где ты без тела, там сама жизнь построена на чуде.

Но как бы сильно тело ни мешало тебе творить чудеса в этом мире, оно само чудо, поскольку смогло принять тебя здесь. Не просто кого-то, а существо из мира без тел, существо то ли духовное, то ли мысленное… Как этот кусок плоти мог принять в себя мысль, логос, да еще и оказаться вполне управляемым этой мыслью?! И управляемым и обучаемым.

Мы считаем, что в мыслях нам ничего не стоит сотворить чудо, а вот телом его сделать невозможно. Задаюсь вопросом: невозможно или не получается?

А если не получается, то почему? Разве мы до конца изведали возможности этого тела? Разве обучили его всему, на что оно способно? Если уж речь идет об очищении, то начать надо с освобождения от старого понятия о теле.

Глава 4. Тело и сознание

Однако возможности для очищения на том, что было описано в предыдущей главе, не завершаются. Давайте вглядимся в разные виды того, что называют потерей сознания.

Вот человек потерял сознание: уснул, или находится под наркозом. Что мы видим? Лежащее и обездвиженное тело, которое при этом живо и дышит, но не может: 1) двигаться; 2) смотреть; 3) говорить; 4) и, вероятно, думать. Во всяком случае, у нас принято считать, что с потерей сознания пропадает и способность думать, хотя наверняка мы этого знать не можем, потому что это скрыто внутри лежащего тела.

Получается, что потеряны способности действовать и думать, но мы говорим, что утеряно сознание. Что такое сознание, надо исследовать особо и тщательно. Но пока можно сказать в самом первом приближении, что под сознанием мы понимаем нечто, состоящее из двух частей.

Первая из них — это та способность, которая позволяет нам выглядеть сознательным существом, то есть смотреть и действовать целенамеренно. Именно по взгляду и ощущению осмысленности, то есть целеположенности действий, мы делаем вывод, что человек в сознании. Эту часть можно назвать осознанностью.

Но она обеспечивается собственно сознанием, то есть тем, что хранится в нашей памяти как образы действий, образ себя и образ мира. Только наличие всех этих образов и позволяет нашим действиям выглядеть целенаправленными, а нашему взгляду осмысленным. Осмысленным взгляд становится тогда, когда мы видим, что человек узнает мир и знает, чего хочет. Иначе говоря, когда сквозь его глаза мы видим, что он обладает знанием.

На самом деле эта составляющая сознания, очевидно, вторична. Она есть лишь выражение способности сознания создавать и хранить образы — сознавать и помнить. Новорожденный ребенок явно находящийся в сознании при этом обладает бессмысленным взглядом, поскольку в его сознании еще нет знаний, и он ничего не узнает.

Значит, исходно сознание — это однородная среда, способная принимать в себя все впечатления, какие закладывает в нее мир, превращая их в знания. Способная, но исходно не имеющая этого содержания. Ведь мы отчетливо осознаем, что накапливаем содержание сознания за свою жизнь. Со временем такое исходно пустое или чистое состояние сознания становится почти недоступным для нашего наблюдения. Мы глядим на человека и, если он в сознании, видим, что он обладает знаниями о мире и постоянно соотносит себя с ним. А если его взгляд мутен и бессмысленней, то мы делаем вывод, что он без сознания, как бывает с людьми, получившими сильный удар. Однако, если вспомнить ребенка, является ли отсутствие знаний признаком отсутствия сознания? Или же тут язык сыграл с нами шутку и подменил понятие сознания на понятие то ли содержания сознания, то ли на понятие осознавания?

Давайте вспомним собственные потери сознания. Хотя бы те, которые происходят с нами во сне. Константин Карманов, глядя на то, что происходит во сне, ужаснулся и придумал физиологическое объяснение происходящему. Вероятно, Физиология была ему нужна, чтобы объяснение выглядело научно, а Наука — это единственно приемлемый сейчас способ говорить так, чтобы тебя услышали. Картинка получается действительно жуткая:

«Бодрствующий субъект (то есть я — АШ) есть реальность, возникающая периодически. Это звучит очень странно — немедленно возникает вопрос: как возможны реальности такого рода? Готовый ответ дать трудно, но наш собственный опыт показывает, что феномен имеет место. Во время сна нас объективно нет. Способность воспринимать окружающий мир исчезает; накопление памяти прекращается. Память останавливается на том моменте, когда мы заснули. При летаргическом сне это может быть двадцать—тридцать лет тому назад.

Проснувшись, человек понятия не имеет о том, что происходило вокруг. Как способности воспринимать его все эти годы не существовало.

Между тем, с организмом продолжал оставаться соотнесенным некий процесс, который делал «включение» бодрствования возможным. Вновь обретя бытие спустя много лет, человек с изумлением убеждается, что все вокруг переменилось. Естественно, он не сам перевел себя из потенциального состояния в активное, не сам себя «включил». Над феноменом собственного пробуждения мы не властны.

Утром нас могут «запустить», а могут и нет, или могут вновь это сделать через двадцать лет. Своим пробуждением мы целиком обязаны кому-то другому» (Карманов, с. 71–72).

Встает вопрос: кому же? В рамках естественнонаучного подхода ответ предсказуем:

«Процесс, из которого мы проистекаем, независим от нас. Функционально он нам в организме предшествует. Этот процесс сохраняет свою соотнесенность с организмом так же и по ночам, когда объективно нас нет. Утром мы возникаем как некое продолжение этого процесса, его эманации на дневные часы. Временно возникающий субъект бодрствования берет на себя взаимодействие со средой обитания.

Ночью, когда перед организмом встают другие задачи, генерация нас прекращается.