Его счастье - Энжи Вэс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оливия ощутила себя легкой, притягательной для любого мужчины, чего раньше с ней не случалось. Его прикосновения заставляли ее забыть о всех своих внешних недостатках. Оливия не понимала, откуда в ней проснулось это желание, что заставляет чувствовать свой пульс, а кровь — стыть в жилах. Ничего подобного ей не удавалось ощутить раньше. Это нормальное физическое желание, как считала Оливия. Но она даже не догадывалась, насколько это приятно на вкус. Читать об этом в книгах и проигрывать в жизни совсем не одно и то же. Раньше Оливия не понимала тех женщин, которые загубили свои судьбы ради мимолетных ночей с любимыми мужчинами. Она не могла даже представить, что может так безрассудно заставить потерять голову. Но теперь она, будучи на месте тех женщин, чья репутация полетела в тартарары, понимала их.
Необузданное желание сделать ее своей в эту ночь охватила Саймона с головой. Он прижался своим тазом к ее бедрам, чтобы она ощутила его восставшее естество. Саймон целовал ее, а Оливия вытягивала его рубашку из брюк. Но так нельзя, не сейчас.
— Оливия, — прохрипел он, целуя ее за ухом. — Девочка моя. Родная моя.
Она не знала, почему, но после этих слов ее душа словно взмыла к небесам. Однако это должно закончиться, пока не поздно.
— Саймон…
Его сердце радостно откликнулось, когда Оливия назвала его по имени.
— Саймон, нам надо прекратить, — произнесла она, скрипя сердце.
И Саймон замер в ту же секунду. Какое-то время они простояли в таком положении, как статуи, тяжело дыша. И хотя Оливия первая сказала «нет», она не торопилась его отпускать, но по-прежнему держала в теплых объятиях. Саймон аккуратно поставил ее на пол. Если бы не его поддержка, она ослабленная рухнула бы.
Восстановив дыхание, Оливия шепотом сказала:
— Нам нельзя. Мы не можем, Саймон. Не хватало еще, чтобы нас снова уличили. Мы друзья детства, пусть так все и остается.
Ее слова оглушили Саймона. Он не хотел оставаться друзьями, у него для этого есть Хью. Если бы ему нужен был еще друг, Саймон обзавелся бы кошкой или собакой. В ней же он видел другую роль в своей жизни.
— Друзьями, Оливия? Нет-нет, малышка. Так не пойдет. Ты нужна мне, я хочу жениться на тебе.
— Саймон…
— Нет, милая. Мы знаем друг друга, мы хотим друг друга. Мы поладим в браке, поверь мне. Что тебя останавливает? — Он пытался ее убедить.
Оливия, сомкнув руки, смотрела на него и в то же время будто сквозь. То, что их тела возбуждаются при обоюдных прикосновениях, еще не дает гарантию для счастливого семейного брака. Если еще добавить его самоуверенность и упрямство, нежелание считаться с нею, то этот союз обречен на поражение.
— Саймон, ты меня не слушаешь. Я не хочу замуж ни за тебя, ни за кого-то еще. Больше нет. Я вынуждена рассчитывать только на саму себя.
Саймон отстранился на короткий шаг.
— Заключение брака без любви равносильно восковой свечке: когда-нибудь все же потухнет.
Саймон отошел от нее, чтобы не дать себе возможности наброситься на нее с поцелуем, заставив замолчать.
— Но что же ты хочешь? — Его вопрос был полон искренности.
Недолго думая, она вскинула голову и четко сказала:
— Самостоятельности.
Саймон фыркнул, покачав головой. Он знал, каково в этом мире приходится самостоятельным женщинам. Борясь за свои права, они живут самостоятельно, но на сущие гроши, которые им платят за тяжелую работу. Едва этих денег хватает на хлеб, не говоря уже о ночлеге. Да, он видел погрязший в бедности Лондон. Наглядевшись на низший класс, Саймон повысил жалованья людям, которые на него работали. И раз в неделю он приказывал своим слугам готовить сладости и другие продукты для крестьянских семей. Эти продовольствия доставлялись на его земли, где жили и работали земледельцы, рабочие и простые люди.
Что же касалось самостоятельных особ среди высшего звена, то тут спорный вопрос. Общество отворачивалось от таких своевольных женщин, и они вынуждены проживать век без аристократской милости, а зачастую с аристократским презрением. Иногда эти женщины находили себе занятие, на котором хорошо зарабатывали. Например, открывали салоны. Другие скапливали деньги, чтобы прожить на них остаток жизни. Но чаще всего они скатывались в нищету. И Саймону меньше всего хотелось бы однажды темным вечерком найти Оливию, сидящую в трущобах среди всякой швали.
— Оливия, ты не…
— Да, — перебила она его, — я знаю. Знаю, что это риск на несчастную жизнь, знаю, что, возможно, пожалею об этом. Но это ведь моя жизнь. Позвольте мне прожить ее так, чтобы я хотя бы в случае неудачи винила только себя одну. А в случае успеха дайте просто насладиться покоем. — Она шумно выдохнула, а в ее глазах стояла мольба.
Саймон ничего не ответил. Последнее, что ему сейчас хотелось, это спорить с ней. Они слишком устали, чтобы перепираться и доказывать друг другу важность женской независимости или нужность брака в этом мире. Он знал, что она к нему что-то чувствует. Такие искры в глазах, как у нее, не возникают из ничего. Саймон был в этом уверен. Он мягко улыбнулся.
— Ты уже сегодня показала свою самостоятельность, малышка.
У Оливии снова повело колени, когда у Саймона появились очаровательные ямочки на лице, украшенные мурлыкающим голосом, который еще и нахваливает тебя. Ей просто стало невыносимо находиться с ним рядом, потому что она становилась слабой.
— Выстрел был превосходным.
У Оливии выступил румянец на щечках, что добавило ей пикантности.
— Мне просто повезло. — Ей не хотелось хвастать перед ним.
— Сомневаюсь. И все-таки ты молодец. Видела бы ты лица твоих завистниц, которые ждали твоей неудачи. Я вот не видел.
— Нет? — Она удивилась.
— Нет. Я смотрел на тебя. — Так же пристально, как и сейчас.
Оливия открыла рот. Она не могла отвести взгляд, а слова словно застряли в горле. Саймон, заметив ее смущение, протянул ей руку.
— Иди сюда, — сказал он
