Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рассвете разглядели: перед нами широкое поле, на котором колосилась серовато-зеленая рожь, волновавшаяся от ветерка. За ним виднелись домики Мухинской. Справа от нее — Сибирский тракт, по которому нам еще предстояло идти.
Комбат Десятов подал соответствующую команду, и в заранее установленном порядке взводы устремились через поле. Враг заметил нас и открыл огонь, сначала из винтовок, потом затарахтели пулеметы, грохнула пушка. Но это не остановило нас. Стремительными перебежками мы настойчиво приближались к деревне, намереваясь взять ее в кольцо. Оставалось шагов сто до окраины, как мы поднялись в полный рост и с криком «ура» бросились вперед. Колчаковцы не выдержали и побежали. На их плечах мы ворвались на улицы.
Десятов поднял телефонную трубку, доложил командиру полка о взятии деревни. Мне было приятно, что телефонная связь работала безотказно. Лишь с одной ротой не удалось связаться — снарядом порвало провод. Но через какие-то минуты батальонный телефонист доложил: место обрыва обнаружил и произвел соединение.
Солнце уже поднялось высоко, крепко пригревало. Не спавшие ночь красноармейцы разомлели. Многие улеглись отдыхать, кто в избах, кто на траве. Одни часовые бодрствовали. Тянуло и меня прикорнуть, но надо было идти во 2-й батальон проверить работу связи.
Отойдя версты три от Мухинской, вдруг слышу стрельбу. Неужели беляки решили вернуть деревню? Но стрельба вскоре прекратилась. Значит, подумал я, контратака отбита. С этой мыслью и пришел во 2-й батальон. А здесь меня огорошили: колчаковцы напали на Мухинскую и снова захватили ее.
Тревожные мысли за судьбу товарищей не давали покоя. Кто-то был убит, кто-то ранен… Только во второй половине дня на душе полегчало: командир полка сообщил о возвращении Мухинской. Он приказал 2-му батальону развивать наступление по тракту на Новые Зятцы. Мне хотелось заскочить в 3-й батальон, остававшийся в Мухинской, но командир приказал быть в наступающем 2-м.
Новые Зятцы взяли с боями. Когда возбужденные бойцы встречались с жителями, к комбату подошла женщина средних лет:
— У меня в избе лежит раненый красноармеец.
Комбат тут же взял фельдшера, пригласил меня, и мы отправились на край деревни, спросив по дороге, как раненый оказался в избе.
— Мы с сестрой подобрали его вот здесь, — указала она на обочину, — шибко стонал. Внесли, разглядели — рука у него перебита. Перевязали как могли.
— Белых не боялись?
— Как не бояться, боялись. Так ведь помочь же красному бойцу надо…
Женщина ввела нас в избу. На кровати лежал боец, с бледным до белизны лицом. Увидев нас, он застонал. Это был Худяков, я узнал его сразу.
— Коля, что случилось?
— Спешите на Игру, их туда повели, — вместо ответа на вопрос проговорил он.
— Кого «их»?
— Федю Клочихина, Пашу Хромова, Алешу Соловьева.
— Вы что, в разведке здесь были? — спросил комбат.
— Нет, в Мухинской нас схватили, — пояснил Коля.
Он рассказал, что, когда колчаковцы ворвались в деревню, четверо разведчиков, в том числе Худяков, выскочили из хаты во двор. Кругом уже были беляки. Бились с ними до последнего патрона. Разрывной пулей Николаю разбило локоть. Ребят схватили и били прикладами, потом повели сюда.
— У меня все время текла кровь, — продолжал Худяков, — стала кружиться голова, потемнело в глазах. Клочихин с Хромовым поддерживали меня, но конвоиры ударили их прикладами. Совсем обессиленный, я упал… Дальше ничего не помню, очнулся в этой избе.
Худякова отправили в лазарет.
Чуть позже я узнал, что в боях за Мухинскую тяжело ранило И. Гурьева, А. Капустина, А. Чурина, а шуйского комсомольца Яшу Яндоурова колчаковцы изрубили на куски. Печальный мухинский эпизод воочию показал, как жесток и коварен враг. Ненависть к нему и горечь по выбывшим из строя товарищам взывали к мести.
2-й батальон шел в авангарде. Выслав вперед разведку, комбат ускоренным шагом повел людей по Сибирскому тракту, по тому самому, по которому когда-то царизм гнал в кандалах лучших людей России.
Но вот разведчики в районе деревни Шундашур обнаружили противника. Наша колонна развернулась в цепь по обеим сторонам дороги. Развернулась своевременно: враг открыл огонь. Он выпустил по нашим цепям до 150 снарядов. Бойцы, заслышав над головой вой снаряда, падали на землю.
Приданная батальону артбатарея отвечала выстрелами. Артиллерийская дуэль продолжалась довольно долго. Командир полка решил сам координировать стрельбу. По его указанию я потянул провод к батарее. Местность была открытой, кругом рвались снаряды. Я кидался в свежую воронку, пережидал пять — десять секунд и тут же совершал перебежку к новой воронке. Наконец крутанул ручку телефона и обрадовался, услышав голос командира. Теперь он с командного пункта начал вносить поправки командиру батареи. Огонь заметно улучшился. Наши снаряды вздымали клубы пыли и дыма на правой и левой стороне тракта, где как раз и сосредоточились силы врага, сдерживавшие продвижение красноармейцев.
Колчаковцы не выдержали, начали отходить. Второй батальон нашего полка, а за ним и третий двинулись вперед. Батарейцы сменили огневую позицию. Со вторым батальоном я вошел в Игру, оставленную противником без боя.
Конечно, мы прежде всего поинтересовались, что знают местные жители о наших разведчиках, оказавшихся в плену у противника. Постепенно раскрылась трагическая картина. Нашлись свидетели, которые рассказали, что белогвардейцы допрашивали разведчиков, хотели получить нужные сведения, но те молчали. Их избили и вывели на площадь. Офицер уставился на Клочихина:
— Большевик?
— Да, я коммунист!
Офицер выхватил револьвер и выстрелил в упор в Клочихина, потом в Павла Хромова и Соловьева.
В память о погибших героях на площади состоялся митинг, а в ротах прошли беседы. Бывшие семинаристы-тотьмичи рассказывали о своих однокурсниках, о Феде Клочихине, слушавшем Ленина. И всюду бойцы давали клятву отомстить колчаковцам.
Тем временем командование полка создало конный отряд из 120 всадников. Его задача — вести разведку с прорывом в глубокий тыл противника. Отобрали в отряд самых лихих ребят, которые не сробеют в любой обстановке.
Наступление продолжалось. Мы боролись за каждую версту, теснили, опрокидывали цепи противника, который отчаянно сопротивлялся, часто переходил в контратаки. Командование полка то батальон в обход пошлет, то конный отряд в прорыв бросит. Смелые инициативные действия приводили оборону противника в расстройство. Так было, к примеру, у большого села Зура, где колчаковцы основательно укрепились, рассчитывая надолго остановить нас.
Полк в лоб по селу не ударил. Взвод конного отряда, скрытно проскочив к селу, сумел у жителей (помогли и дети) выяснить,
