Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима - Гельмут Хёфлинг

Конечно, Спартак пытался развеять их мечты, напоминая о фактах и опасностях. Еще ни разу, говорил он, Рим не бросал в бой свои настоящие легионы. Можно, конечно, и такую державу напугать неожиданным ударом, но на колени поставить ее невозможно. Как только чудовищная военная машина действительно придет в движение, она сметет все на своем пути. Во всех частях света Рим располагает столь многочисленными вспомогательными войсками, что и представить себе невозможно, и потому следует считаться с тем, что римляне теперь энергичнее возьмутся за наведение порядка у себя дома.

Всю силу своего убеждения употребил Спартак для того, чтобы изменить настрой восставших и добиться утверждения своего плана. Многие задумались над его словами, но не меньшее число рабов пропустило его предостережения мимо ушей. Осторожность они считали нерешительностью, а иным казалось даже оскорбительным, что он сомневается в их решимости продолжать борьбу. Еще более упорно стали они требовать вести их прямо на Капитолий.

Главным противником Спартака стал его заместитель и ближайший помощник кельт Крикс, возглавивший «непримиримых». Были ли он и его приверженцы не в состоянии трезво оценить сложившееся положение? Или же его мучила зависть к Спартаку, а вместе с ней и желание настоять на своем в споре с более удачливым вождем? А может быть, он хотел затмить Спартака, встав во главе собственного войска?

Возможно также, что в расколе проявилось и извечное противоборство между фракийскими и кельто-германскими племенами, ибо на стороне кельта Крикса выступили галлы и германцы, а умеренный план Спартака поддержали фракийцы, луканцы и другие народности.

Как уже упоминалось выше в связи с гладиаторством, римляне заставляли пленных выступать на арене с тем оружием, которое их племена использовали на поле боя. Особенной популярностью во время гладиаторских игр пользовались поединки между галлами и фракийцами, и именно эти две народности составляли ядро армии Спартака. Помощником фракийца Спартака был кельт Крикс, а перед тем — Эномай, погибший в одном из первых боев. «Сколь огромной ни была бы масса стекавшихся со всех концов Италии рабов, различие и даже противоречие между фракийской и кельто-германской частью войска продолжало сохраняться всегда, — замечает Фогт. — Иной раз кажется даже, что одной из основных причин напряженности между ними, возникшей по вопросу о стратегии боевых действий и не преодоленной Спартаком, явилось профессиональное соперничество гладиаторских классов. Кельто-германская группа настаивала на битве и походе на Рим, в то время как Спартак желал отвести рабов на родину, во Фракию и Галлию».

Разделение армии повстанцев на две части еще более усилило рознь между обоими лагерями. Еще немного, и рассорившиеся братья бросились бы друг на друга. Открытый раскол в лагере повстанцев наступил именно в тот момент, когда им больше всего требовалось единство мысли и действия.

Римский сенат между тем не бездействовал. Напуганный успехами восставших в первый год войны, он принял меры, ясно свидетельствовавшие о том, насколько опасным для Италии сенаторы считали мятеж Спартака. «Раздражение, вызванное в сенате низким и недостойным характером восстания, уступило место страху и сознанию опасности, и сенат отправил против восставших, как на одну из труднейших и величайших войн, обоих консулов разом» — эта фраза Плутарха говорит о том, что недооценка восстания римским правительством сменилась крайней озабоченностью.

Консулов, которым сенат поручил сделать все для того, чтобы подавить мятеж, звали Корнелий Лентул Клодиан и Геллий Попликола. Не всего с двумя, а каждый с двумя легионами — как отмечает Аппиан — выступили консулы весной 72 г. Кроме того, консулу Геллию был подчинен корпус примерно такой же или немного меньшей численности под командованием претора прошедшего года и пропретора года текущего Кв. Аррия. При этом Геллий и Аррий должны были остановить и как можно скорее уничтожить врага, в то время как Лентул со своими двумя легионами хотел преградить восставшим дорогу на север. Возможно, что Рим уже знал о плане Спартака вывести рабов через Альпы на свободу. Кроме того, сенат считал необходимым вести войну подальше от границ Галлии, ибо эта страна явно склонялась к беспорядкам и мятежам и искра восстания легко могла произвести там огромный пожар, потушить который было бы гораздо труднее.

Итак, римляне собирались вот-вот нанести ответный удар, а раскол в рядах восставших не прекращался. Покинув зимний лагерь, рабы окончательно разделились: Спартак, защищенный с запада горной цепью Апеннин, с 30 000 своих приверженцев отправился на север, в то время как 10 000 галлов и германцев под предводительством Крикса бросились терзать Апулию — кровавым следом тянулись за ними поджоги, грабежи и убийства.

Цифры, которые приводит Аппиан в своем кратком сообщении о войне Спартака, сильно преувеличены. Общее число повстанцев он оценивает в 70 000 человек, так что, если следовать ему, то после отделения 30 000 галлов и германцев Крикса, занявшихся грабежами и разбоем на свой страх и риск, у Спартака должно было остаться около 40 000 бойцов.

Гордыня и дерзостная заносчивость — а именно так Плутарх характеризует отпадение кельто-германской группы от основного войска — очень быстро привели ослепленных и неразумных к гибели. Они дошли уже до Гарганской горы, точнее говоря, горной гряды, выдающейся на восточном побережье Апулии и образующей «шпору» «итальянского сапога», именуемого ныне Монте-Гаргано, когда наперерез им выступила армия пропретора Аррия. Ничуть не испугавшись, Крикс бросил своих бойцов на боевые порядки римлян. Мощные удары повстанцев сначала сильно поколебали ряды войск пропретора, которые затем обратились в бегство, оставляя на поле боя убитых и раненых. Хотя Аррию удалось закрепиться на близлежащих холмах, но лишь наступление ночи спасло его от полного разгрома.

Спартак, конечно, не успокоился бы до тех пор, пока не превратил наполовину выигранную битву в полную победу. Но Крикс был всего лишь выскочкой, которому нельзя отказать в личном мужестве, но не холодно размышляющим и прогнозирующим дальнейший ход событий полководцем. Когда утром следующего дня его орды заняли оставленный римлянами лагерь и обнаружили там наряду с оружием запасы вина и продовольствия, жадность помутила их разум. Вместо того чтобы добить врага, стоявшего поблизости и располагавшего еще силами для мощного контрудара, они принялись праздновать победу. Беззаботно набросились они на добычу, и вскоре до холмов, на которых окопались римляне, стали доноситься вопли и песни пьянствовавших внизу мятежников.

Аррий, несомненно, должен был рассчитывать во второй день на новую атаку рабов и ночью принял все необходимые приготовления к ней. Сообщение о том, что в лагере вместо бойцов хозяйничают пьяницы, показалось ему невероятной удачей. Лучшей возможности расквитаться с бандитами за вчерашнее поражение и представить себе было невозможно!

Необузданная радость царила на трапезе 10 000 рабов, когда римские войска неожиданно напали на лагерь. Никто из восставших Крикса и не думал о враге, неожиданное нападение которого произвело среди них совершенное замешательство. Да и сам Крикс опомнился слишком поздно: призвать соратников к организованному сопротивлению было уже невозможно. Объятые ужасом и отчаянием, они обратились в бегство. Однако большая их часть недалеко ушла — в кровавой резне погибло две трети кельто-германской армии. Во время разгрома у Еарганской горы весной 72 г. до н. э. пал и сам Крикс.

Когда одни античные авторы, Плутарх например, называют победителем консула ГЬллия, а другие (Ливии) — Аррия, то это всего лишь кажущееся противоречие. Объясняется оно тем, что пропретор являлся подчиненным консула и его победа относилась на счет начальника.

Большая часть из спасшихся от римских мечей галлов и германцев бежала на север, к Спартаку. Принесенное ими ужасное известие о чудовищном разгроме у Гарганской горы лишь укрепило Спартака в убеждении и далее следовать своему плану, направленному на то, чтобы вывести рабов через Альпы на родину. Те же, кто слишком долго верил в собственную мощь и непобедимость и потому сомневался в правильности решения вождя, теперь последовали за ним тем решительнее, чем более убедительными показались им его аргументы после потрясения, вызванного гибелью товарищей.

Осторожно двигаясь на север, Спартак прошел почти весь Самний, не встречая никакого сопротивления. Но положение опасно обострилось на подходе к границе Этрурии.

Пока две римские армии под командованием консула Геллия и пропретора Аррия преследовали отколовшуюся часть рабов во главе с Криксом, консул Лентул со своими легионами занимал выжидательную позицию. Разгадав по направлению движения фракийца его планы, он решил перерезать ему путь и помешать повстанцам уйти из Италии. Но Лентул не нападал, а двигался все время впереди рабов в том же направлении, с тем чтобы выиграть время до подхода войск разгромившего Крикса Геллия и вместе с ним взять рабов в клещи.