Седьмая пятница - Артем Тихомиров

Легендарный премьер-министр Эртилана, немало сделавший во благо королевства, почему-то стоял в самом дальнем углу парка и популярностью не пользовался. Никто не приходил к его постаменту пролить слезу-другую и вспомнить о былом. Вероятно, все из-за того, что жил он слишком давно. К памятнику приложил свою длань Джулс Клакевит, а следовательно, стоит Багровый здесь уже тысячу лет.

Вид у Грокесса был самый что ни на есть мрачный. Лицо пессимиста и поза человека, страдающего люмбаго, но вынужденного позировать с выпрямленной спиной. У бедолаги в каждом движении чувствовалась скованность. Букли по бокам головы добавляли Грокессу траура.

И таким вот отношением к жизни великий деятель прошлого заражал все вокруг. В его угол почти не добиралось солнце, площадка вокруг густо заросла всякой зеленой дрянью, плющ увил постамент и бронзовую табличку.

Полное запустение. Вдобавок Грокесс порядочно позеленел и уж точно не тянул на свое величественное прозвище.

Всего пяти секунд хватило мне, чтобы проникнуться настроением этого места.

— Ну? — спросила Гермиона, по-хозяйски ткнув руки в бока. — И где все?

«Всех», то есть Талулы и Зубастика, не было.

Глава 10

— Свяжись с ними по амулету, — предложил я через десять минут напрасного ожидания.

— Не буду! — Гермиона упрямилась. — Пусть сами выпутываются. Я считала, что пунктуальность в деле спасения мира — хороший тон, но, видно, ошиблась. Будем действовать сами. Квирсел!

Чародей досконально обследовал площадку вокруг памятника, обнюхал все что можно, включая постамент.

— Тут были какие-то люди, — сказал он, — Несколько.

— Кто именно?

— Понятия не имею. Я не собака и тем более не ищейка, натасканная на розыск. Обратились не по адресу.

И словно в знак протеста Квирсел задрал заднюю лапу. Мы с Гермионой сказали: «Фи», после чего мне велели лезть на памятник.

— Зачем? — удивился я.

— О! Нет, Мэйдл Ильвонская была права! Тысячу раз права! Все мужчины…

— Продолжай. — Теперь грозно прищурился я.

— Потом объясню. Слушай… Видишь, Грокесс держит книгу?

— Вижу.

— В книге, как тебе сотни раз долбили, есть тайник. Тебе нужно открыть его, нажав на два секретных места. Когда книга раскроется, бери Смех Леопарда и…

Я поднял руку.

— Уверена, что другого выхода нет? Мне это не нравится. И ты сама говорила, чтобы мы ждали беды.

— Это к слову! — Гермиона подтолкнула меня к памятнику. — Мы с Квирселом будем патрулировать окрестности и предупредим тебя, если кто-нибудь появится.

— Как?

— Я спою какую-нибудь песню.

— А Квирсел?

— Иди и не испытывай мое терпение, дорогой! Боги, что Талула в тебе нашла?

Новый толчок вынес меня прямо к ногам Грокесса. Оглядевшись и тяжко вздохнув, я полез наверх. Гермиона и Квирсел куда-то смылись, оставив одинокого мага на произвол судьбы. Цепляясь за бронзовые выступы памятника, я прислушивался к зловещему вою ветра в кронах деревьев и шелесту облетающей листвы. Мои чародейские инстинкты в какой-то момент начали вести себя беспокойно. В воздухе погуливала магия, и, вполне возможно, это означало грядущие неприятности.

Следовательно, в моих интересах вырвать Смех Леопарда из тайника и чесать как можно быстрее домой. Я подумал, что Стиоделариксу, этому грозному стражу тылов моих, не мешало бы держать сейчас ушки на макушке. Где он? Мог бы показаться на миг и вселить в меня чуток уверенности.

«Ладно, — сказал я себе. — Нынче мы герои, а героям, настоящим, дополнительная подпитка не требуется».

Подъем проходил успешно. Я достиг коленей премьер-министра и зацепился за край его ботфорт. Хорошо, хорошо, еще немного. Так. Мы уже стоим на пряжке его ремня и вытираем пот. Уф-ф! Выдохся Браул Невергор. А все почему — отсутствие тренировок. Может быть, заняться на досуге скалолазанием?

Книжку Грокесс держал в руках громадную. Она тоже позеленела, вдобавок некие птицы украсили ее своими белесыми росписями, что вполне в духе пернатых. Держась одной рукой за премьер-министровскую кисть, я начал ощупывать проклятую инкунабулу. И тут сообразил, что не помню, где должны находиться потайные нажимательные места. Есть ли они вообще? И неужели Джулс Клакевит был настолько…

В этот момент мурашки покрыли мою спину. Я ощутил недвусмысленный всплеск Силы справа и спереди от себя. И замер.

«Шших! Шших!» — говорил ветер, срывая с ветвей по пригоршне листьев зараз. Я огляделся. Ни Гермионы, ни Квирсела, ни прохожих.

Всплеск Силы повторился, на этот раз чуть в стороне.

— Что вы скажете на это, господин премьер-министр? — спросил я, глядя в бронзовые глаза, исполненные печали.

Грокесс ничего не собирался говорить. Земные дела его давным-давно не касались.

Собравшись с духом, я продолжил отчаянные нажимания и ощупывание книги. Не помогло. Обливаясь потом, стал думать, что мы, должно быть, перепутали парк или перепутали памятник, или что-нибудь еще, не менее важное. Досадно, если это правда. Или, может, Смех Леопарда уже кто-то свистнул?

И вдруг, как часто пишут в авантюрных романах, я случайно задел локтем угол книги — и в ней открылась со скрипом маленькая дверца. От неожиданности ваш покорный едва не слетел с памятника и не облобызал каменные плиты внизу. Мне удалось уцепиться за манжету Грокессового сюртука и повиснуть.

В этот миг пространство вокруг памятника пошло незримыми, но четкими волнами. Засечь возмущение мог только чародей. И мне это было знакомо. Происходят подобные вещи, когда некто пытается грубо прорваться в локальные координаты при помощи портала. И чем грубее его структура, тем возмущение сильнее.

Плохой признак, плохой, плохой! Дрожа, я поставил ногу на пряжку ремня Грокесса и сунул руку в тайник. Что-то там было. Ерундовина, в тряпку завернутая. Овальная. Вытащив трофей и развернув, я увидел почти такой же камень, какой мы добыли в подземельях Музея. Тоже кварцит, только резьба отличается. Видимо, дело не в самих штуковинах, а в том, что на них нарисовано, потому что никакой волшебной ауры в камнях я не уловил. По мне, так их можно использовать лишь в качестве пресс-папье.

Ну, теперь-то пускай ветер воет, шелестит или еще что, пусть пространство хоть наизнанку вывернется — плевать. Смех Леопарда у меня. Иду домой — спать. Нет, сначала плотно-плотно завтракать!..

Разумеется, ничего не вышло. Злой рок, сидевший до того в засаде, решил, что хватит филонить, и подкинул мне большого лысого стражника.

Едва я успел захлопнуть потайное отделение внутри книги, как блюститель порядка вышел из-за поворота и узрел, как я пытаюсь слезть с Грокесса Багрового.

— Так-так, — сказал стражник, приближаясь.

В следующий миг я ослабил хватку и рухнул на каменные плиты. Дыхание и все такое прочее вышибло из меня. Небо показалось с овчинку, а голова стражника, нависшая надо мной, с тыкву-чемпиона.

Вообще, когда такие монстры, да еще облеченные по непонятной причине властью, говорят: «Так-так», — начинаешь подозревать худшее. Я не просто подозревал, а уже, можно сказать, видел себя на галерах и руднике, где до конца жизни суд назначил мне ломать киркой камни…

— Извольте встать, — сказал стражник, отступив в сторону.

Я изволил, не понимая, как могла Гермиона пропустить свой выход и не исполнить обещанную арию. Куда она провалилась?

Восстанавливая дыхание, я понял, что стражник отнюдь не маленький — выше меня на целую голову. В ширину и вовсе — три чародея моей комплекции. Наверное, таких нарочно подбирают. Сам вид подобного монстра должен внушать преступникам дрожь и трепет.

Меня сверлили ледяным взглядом. Морде, которой принадлежали эти глаза, не было знакомо слово «гуманизм». Это доказывала каждая складка и каждая пора на передней части этого исполинского черепа.

— Кто вы и что здесь делаете? — спросил стражник.

— А… э-э… мм…

— Простите, но я вас не понимаю. — Верзила погладил свою дубовую дубинку, усиленную металлическими вставками. От одного вида ее в моем животе все скручивалось жгутом. — Вы иностранец?

— Да!..

— Понятно… — Стражник сопел, разглядывая мой внешний вид. «Приличный господин вроде, — думал он. — Никогда не заподозришь, что он способен на столь гнусное деяние…»

— Извольте назвать свое имя!

Пошарив глазами по сторонам, я понял, что все меня бросили и выпутываться надо самому. Жуткая перспектива, надо заметить, но иного выхода нет. Очень кстати пришлись недавние воспоминания о прежних денечках. Не впервой мне было общаться с блюстителями порядка, и в эту минуту, словно бы перелетев в прошлое, я ощутил себя тем самым Браулом Невергором. Привычка, казалось, давно похороненная, вылезла на свет белый.

— Я требую, чтобы вы назвали свое имя и объяснили, что здесь происходит?