Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу - Николай Чернышевский

Раскачивая выпяченным животом, раскидывая коленами и болтая оттопыренными руками, поматывая брылами, хамкая слюнявыми губами, переодетый мясник валил к Савеловой. С храпом и сопом мясник проговорил:

– Я приехал на именины Якова Кириллыча. Вот сюрприз вам. Поздравляю.

– Благодарю вас, граф; прошу садиться, – сухо отвечала Савелова. С провозглашения о приезде графа Чаплина Волгина не смотрела на Савелову: и без того Савеловой должно было быть слишком тяжело. – Теперь, казалось Волгиной, Савелова ждет ее взгляда в награду, в одобрение своей решимости быть холодною с этим отвратительным человеком.

– Это прекрасно, – сказала Волгина, перенося взгляд через Савелову на Петра Степаныча и будто бы продолжая прежний разговор.

Петр Степаныч посмотрел на Волгину, не поняв. – Вы сказали?

– А вы не слушали, что я говорила! О, как это мило! В наказание вам не хочу повторять.

– Действительно, я был рассеян в эту минуту и не вслушался.

– И нет особенной потери.

– Вот и я здесь, Петр Степаныч, – проговорил мясник, – Здравствуйте. Очень рад. – Он опустился на диван подле Савеловой и обратился опять к ней: – Мне так приятно, что я приехал к вам.

– Благодарю вас, граф, – по-прежнему отвечала Савелова и немножко отодвинулась к Волгиной, потому что он уселся было локоть к локтю.

– Однако же у вас довольно тепло, или это я так вспотел? – Но мне чрезвычайно приятно, что я приехал к вам, – проговорил мясник, доставая платок, придвинулся опять поближе к Савеловой и принялся утираться. Помолчал, утираясь. – Ужасно вспотел, – очень. – Он стал прятать платок, при этом подвинул губы к плечу Савеловой и потихоньку просопел в ухо ей: – А эта ваша знакомая кто? – От такого человека было уже чрезвычайною деликатностью, что он постарался просопеть вопрос потише.

– Лидия Васильевна, рекомендую вам: граф Чаплин. – Лидия Васильевна Волгина, граф.

– Мне очень приятно, – просопел мясник, протягивая руку. Волгина отвечала только тем, что кивнула головою, и, повернувшись к Петру Степанычу, сказала: – Пойдем ходить.

Мясник захлопал глазами, подержал руку на воздухе, хлопнул глазами еще и прибрал руку.

Отходя от дивана, Волгина расслышала, что мясник просопел Савеловой: «Она, должно быть, очень робкая?» – Если б он и не был бессмыслен, все равно он не мог бы подумать иначе: конечно, графу Чаплину еще не представлялось случая понять, какое чувство возбуждает его вид.

Ходя по пустому залу, Петр Степаныч жаловался Волгиной на коварство и неблагодарность Савелова. – Как могли скрыть от него, что приглашен граф Чаплин? – Савелову он не винит; она не скрыла б от него, если бы не велел муж. Но стал ли бы скрывать Савелов, если бы тут не было интриги? Вот уже две недели, или больше, Савелов не был у графа без Петра Степаныча, сколько было известно Петру Степанычу. Когда же он пригласил Чаплина? Очевидно, он бывает у Чаплина тайком от Петра Степаныча. Почему же тайком, если бывает не за тем, чтобы интриговать против Петра Степаныча? Потому надобно было скрывать и то, что граф Чаплин приглашен.

– Я не хочу защищать Савелова, я не считаю его хорошим человеком. Но я почти уверена, что он не бывал у Чаплина тайком от вас, – сказала Волгина. Она полагала, что приглашение было сделано не мужем, а женою, по приказанию мужа.

– Как же нет, когда граф приглашен и Савелов скрывал от меня это? Зачем было бы скрывать и кто мог бы пригласить?

– Я не могу ничего отвечать на эти вопросы. Но Савелов не так глуп, чтоб ездить к Чаплину тайком от вас: разве мог бы он надеяться, что подобные проделки останутся секретом? – Я думаю, у него сотни врагов, которые следят за каждым его шагом.

– Это правда, – сказал Петр Степаныч задумываясь. – Но кто же мог пригласить Чаплина? И зачем было скрывать от меня, если тут нет интриги? Добрый Петр Степаныч не мог и вообразить, что интрига ведется через Савелову: он был слишком убежден в ее дружбе. Потому-то Волгина и рассчитывала, что может возразить против его неудачной мысли о тайных визитах Савелова, не компрометируя Савелову. Волгина надеялась убедить ее, чтоб она сама открыла все Петру Степанычу, если интрига не разрушится: Петр Степаныч так любил ее, что простил бы ей все и мог бы служить ей опорою против требований мужа, если бы муж не согласился освободить ее от слишком тяжелой игры в кокетство с человеком, который создан не так, чтобы довольствоваться улыбками и тому подобными так называемыми невинными любезностями.

– Я не говорю вам, что тут не может быть интриги. Не мое дело говорить об этом. Но я почти совершенно уверена, что Савелов не бывал тайком от вас у Чаплина. Вы должны тем больше доверять моему мнению, что я вовсе не расположена к Савелову.

– Как же здесь Чаплин? Яков Кириллыч не из тех немногих, о которых Чаплин помнит сам. Кто-нибудь должен был сказать ему, что Яков Кириллыч празднует ныне свои именины. Кто-нибудь должен был прислать его сюда.

Петр Степаныч был так уверен в Савеловой, что скорее, нежели подумать о ней, готов был предполагать какое-нибудь постороннее влияние на Чаплина. – Волгина должна была молчать, слушая его догадки о том, какой бы из его врагов или соперников мог войти в заговор с Савеловым.

В зал вошел Савелов и пошел подле Петра Степаныча. – Лицо Савелова было угрюмо, – даже больше: печально и с тем вместе раздражено. Раза два прошли по залу молча.

– Дорого дал бы я, чтоб узнать, кто устроил эту интригу, – и постарался бы отблагодарить этого человека! – проговорил Савелов сквозь зубы, стискивая кулак. – Петр Степаныч, если это дело не разъяснится, я подам в отставку.

– Что вы сказали, Яков Кириллыч? – Петр Степаныч был поражен изумлением.

– Я спрашивал у Чаплина, – Нина спрашивала у него, – кто сказал ему, что я ныне праздную свои именины, что он поступит очень мило, если приедет сюрпризом. – Он говорит: «Никто, я сам». – Это невозможно. – Кто-нибудь подучил его, – бедняк не может понимать, на что подучили его! – Он хотел оказать мне честь своим приездом, невинное существо! – Кто из моих врагов подучил его? – У кого могло быть столько хитрости, чтобы нанести мне удар такой ловкий? Этот человек может достичь своей цели. Он очень хорошо рассчитал мой характер. Я должен буду подать в отставку, если это дело не разъяснится. Я понимаю, в какое положение перед вами ставит меня эта интрига, и не соглашусь оставаться в таком положении. Выйти в отставку значило бы для меня с Ниною остаться без куска хлеба, не говоря обо всем остальном, почему я дорожу службою. Но этот человек знал, что для меня есть вещи дороже и куска хлеба, и всех расчетов, всех стремлений.

Он быстро ушел, не дожидаясь ответа Петра Степаныча.

– Он честолюбец, но он не мог бы так низко интриговать против меня, – сказал Петр Степаныч. – И вы слышали, – он хочет подать в отставку, если не обнаружится, что я ошибся? – Он не любит шутить. Тем больше такими словами.

Волгина должна была молчать. Только сама Савелова имела право сказать Петру Степанычу – как все это произошло.

Да и какое было дело Волгиной до того, что Савелов хочет ссадить Петра Степаныча и сам сесть на его место? – Правда, Петр Степаныч был человек добрый, – несомненно, с искренним желанием общей пользы. Но Волгина привыкла слышать от мужа: – «Э, голубочка! Все равно, тот ли, другой ли: никто из них не может ничего сделать, как желал бы: больше ничего, как писари, которые пишут, что велят им писать». – Она слишком хорошо видела теперь, что хоть муж ее говорит слишком резко и безусловно, но что в сущности почти так: что, например, Петр Степаныч ничто перед Чаплиным. – Она не могла также не видеть, что насколько может Петр Степаныч поступать так или иначе, он поступает во всем по мыслям Савелова. Какая же будет потеря, если Савелов и займет его место? – Волгина не могла компрометировать Савелову, чтобы сберечь должность Петру Степанычу.

Эффектное уверение Савелова, что он подаст в отставку, совершенно разбило мысли Петра Степаныча.

Чем больше думал этот не глупый, но далеко не чрезвычайно умный человек, тем больше убеждался, что Савелов не ждал приезда Чаплина. Если бы ждал, не остался бы в пальто: оставаться в пальто, когда ждешь графа Чаплина, это слишком фамильярно. Невозможно. Да и жене он велел бы принарядиться: она даже не в бальном платье. – Да и по этикеткам на бутылках видно, что не ждали Чаплина: нет слишком высоких сортов вин; да и обед будет посредственный: повар у Савеловых очень, очень немудрый; как было бы не позвать аристократичного повара, если бы ждали Чаплина? – А Петр Степаныч знал, что не приглашали другого повара. Словом, все мелочи доказывали, что Савеловы не ждали графа Чаплина. Не могли они рисковать, чтоб он остался недоволен обедом и винами. А это может быть: останется недоволен.