Мадемуазель Шанель - Кристофер Гортнер

Я сделала несколько замечаний, распорядилась внести кое-какие, самые минимальные изменения, лишь бы поддержать свой авторитет, и все остальное время проводила с Мартой Давелли, которая в свое время и подсказала мне открыть в Биаррице maison. Марта, очень эмоционально выразив мне свои соболезнования по поводу гибели Боя, видимо, решила отвлечь меня от мрачных дум в вихре увеселений: по утрам мы ходили на пляж, завтракали поздно, обедали уже вечером, а там азартные игры, вечеринки с джазом и шампанским, ночные клубы, снова казино, и так до самого рассвета.

Она успела бросить Константина Сэ, потерявшего свое состояние во время войны. Но поскольку ее собственная карьера всеми признанного сопрано достигла апогея, она могла позволить себе выбирать любовников, невзирая на их материальное положение. Последним, как она сообщила мне, был бежавший из своей страны Романов.

Тут не было ничего удивительного. Русская революция, убийство последнего царя побудили к бегству из страны всех, кого можно было хоть в малейшей степени подозревать в принадлежности к аристократии. Потерявшие гражданство князья и княгини, графы и графини вместе со слугами и без них бежали из неблагодарной отчизны, захватив с собой только то, что могли унести, то есть зачастую просто ни с чем.

На одной из вечеринок Марта познакомила меня со своим любовником:

— Дорогая, разреши представить тебе великого князя Дмитрия Павловича, сына великого князя Павла Александровича и двоюродного брата царя Николая Второго.

Хотя нет никакой необходимости упоминать о его достоинствах, попытаться все же стоит. Можно много говорить о династии Романовых, об их непростительном невнимании к нуждам голодающих крестьян и прочее, но мужчины у них в роду всегда были великолепны. В частности, и склонившийся к моей руке с поцелуем.

— Enchanté,[35] мадемуазель.

Ну прямо живой пример романтического представления о том, каков должен быть настоящий князь, принц крови. Высокий, стройный как кипарис, светло-каштановые волосы, смазанные бриллиантином, красивая голова, прекрасно слепленный орлиный нос, полные губы. Он не отрывал от меня глубоко посаженных, живых глаз янтарного оттенка, и я было подумала, не ждет ли он, чтобы я присела перед ним в реверансе.

— Дмитрий, — сказала Марта, — будь умницей, принеси Коко чего-нибудь выпить. Смотри, бокал у нее уже пустой.

Он взял у меня фужер, легко при этом скользнув ладонью по моим пальцам. У него были прекрасные руки, узкие и белые; и в прежней жизни наверняка ничего тяжелее парадной сабли, которую надо было повесить на пояс перед торжественным выходом, он не поднимал.

— Ну разве он не прекрасен? — прошептала Марта, когда я провожала взглядом его широкую, удаляющуюся в сторону бара спину.

А я вдруг почувствовала в груди некий толчок и поняла… Сама не знаю, что поняла. Впрочем, ничего сверхъестественного… Ну да, ничего похожего на то чувство, которое охватило меня, когда я впервые увидела Боя. Хотя кое-что шевельнулось, и я не удержалась от улыбки:

— И не говори. Роковой мужчина.

— Он очень хотел с тобой познакомиться. Стоило мне произнести твое имя, как он только об этом меня и просил. Знаешь, ведь он участвовал в убийстве Распутина. Если почувствуешь взаимное влечение, забирай его себе. Мне он слишком дорого обходится.

И я затащила его в постель. Другого способа познакомиться поближе не существует.

Остаток ночи он не отходил от меня, во всех подробностях рассказывая печальную и, надо сказать, скучноватую историю своих несчастий, начиная с убийства любимца царицы и кончая ссылкой в Сибирь. После войны ему удалось бежать сначала в Италию, потом в Испанию и, наконец, во Францию, где его тетушка, великая княгиня Мария Павловна, тоже изгнанница, живущая в Париже, познакомила его с Мартой. История эта действительно показалась мне довольно нудной — я не испытывала особой жалости к аристократам, — но его интерес, очевидно, выходил за рамки простого общения, о чем он ясно дал понять к концу ночи, когда оргия на вечеринке достигла своего апогея и я уже собиралась отправиться домой.

— Вы разрешите нанести вам завтра визит, мадемуазель Шанель? — прошептал он с такой старомодной чопорностью, что я чуть было не рассмеялась.

Вокруг нас кружились пьяные и обкуренные парочки, Марта визгливо хохотала, когда двое мускулистых чернокожих из оркестра подняли ее себе на плечи, продолжая дудеть в свои тромбоны.

— А чего ждать? — спросила я, достала из сумочки запасной ключ от своего номера и вручила Дмитрию. — Номер двадцать пять. Прихватите шампанского.

И зашагала к выходу, не дожидаясь ответа, не думая, что увижу его еще раз. Я сделала это по наитию, подчиняясь мгновенному импульсу. Я рассуждала так: этот человек, рожденный и воспитанный в строгих правилах, посчитает меня совсем простушкой, слишком современной на свой утонченный вкус.

Через час раздался стук в дверь. Он не воспользовался ключом. И когда я, облаченная в пеньюар, открыла, причем собаки лаяли как сумасшедшие, пока я на них не прикрикнула, он вошел с бутылкой «Боланже». Поставил ее на туалетный столик и с пылающими щеками повернулся ко мне.

— Дорогая бутылочка, — заметила я, глянув на шампанское. — Полагаю, вы записали ее на счет моего номера?

И снова я не ждала ответа. Стояла и глядела на него, а он тем временем протянул свои длинные, слегка дрожащие руки и стал расстегивать пуговицы на своем темно-сером, видавшем лучшие времена костюме.

Но у него ничего не получалось. Руки дрожали так сильно, что я не выдержала и подошла к нему ближе:

— Позвольте мне.

Я сняла с него пиджак и рубашку, и он стоял передо мной голый по пояс, не столь мускулистый, как Бой, но весь такой изысканный в своей строгой мраморной чистоте.

— А вы красивы, — только и произнесла я.

Теперь, когда он стоял здесь передо мной, я уже сожалела о своей импульсивности. Прошло чуть больше года со дня смерти Боя. При мысли о том, что ко мне может прикоснуться другой мужчина, все мое существо запротестовало.

Но он не позволил мне высказать вслух свои сомнения. Он быстро подошел ко мне, поднял на руки, тонкие, но поразительно сильные, и прижался губами к моим губам с такой страстью, которая могла соперничать с самыми горячими поцелуями в моих любимых романах. Можно было бы посмеяться над нелепостью происходящего: скорбящая любовница погибшего мужчины ведет себя как шлюха с обнищавшим русским князем, который скоро станет обдирать ее как липку, но я снова почувствовала в душе трепет, тот самый, только более сильный, более настойчивый, и ответила ему с животной страстью.

Целуя меня в шею, он что-то бормотал по-русски, какие-то непонятные слова, которые казались мне удивительно эротичными. Я закрыла глаза, и он понес меня к кровати.

В кои-то веки я ни о чем не думала.

На этот раз мне хотелось испытывать только такие чувства, которые ничего для меня не значили.

Дмитрий стал моим любовником. Вернувшись в Париж, я поселила его в своем доме в Гарше. Жозеф с Мари и бровью не повели, когда я объявила им, что мой гость будет жить в одной из свободных комнат. Долго ли — там посмотрим. Внешние приличия должны быть соблюдены, хотя каждую ночь он приходил ко мне в постель. Мы встречались также за обеденным столом после работы, он сопровождал меня в театр и в гости к Сертам.

Поначалу Мися растерялась. Никогда прежде, ни потом я не видела, чтобы она не знала, как реагировать в такой ситуации. После обеда Жожо принялся потчевать Дмитрия разговорами о своем искусстве, а Мися потащила меня в гостиную.

— Ты что, любишь его? — прошипела она.

Я только рассмеялась:

— Не болтай глупостей.

— А что я такого сказала? Он довольно молодой. Кстати, а сколько ему лет?

— Тридцать, — ответила я и подняла руку, чтобы остановить поток вопросов. — Я прекрасно понимаю, что он на восемь лет моложе меня и что у него ни гроша за душой. Мне все равно. Он как раз то, что мне сейчас нужно.

— Что тебе нужно? А ты не думала, что будет скандал? Он же член царской семьи! Многие считают, что если в России будет восстановлена монархия, то он наследует трон Романовых. — Она вдруг замолчала на минуту, прищурившись. — Может, ты нарочно все это затеяла? Хочешь попасть в высшее общество, думаешь, тебя примут, если будешь таскаться с ним? Впрочем, у него ничего нет, кроме того, что на нем, и все это купила ты. Однако каждая матрона с голубой кровью в жилах готова на смертоубийство, лишь бы только заполучить его. Все буквально помешались, все наперебой зазывают этих изгнанных русских к себе на чай.

— А когда меня заботили подобные вещи? — (За спиной послышался размеренный, сдержанный смех Дмитрия: это Серт опять, как всегда, непристойно острил.) — Я сошлась с ним, потому что он меня забавляет. А что там делают или говорят твои матроны с голубой кровью в жилах, мне наплевать.