Стервы большого города - Кэндес Бушнелл

Нико словно оказалась в центре мира. В душе она сознавала, что как женщина должна чувствовать себя виноватой. Она должна казаться себе плохой или устыдиться того, что вела себя неделикатно. На долю секунды Нико стало страшно. Но чего она испугалась? Своей власти? Себя? Или традиционного представления о том, что она совершила «плохой» поступок, а значит, должна быть наказана?

Сидя в своем кабинете после звонка Брюса, Нико вдруг поняла, что ее не накажут. Законов не существует. Большинство женщин считают «законами» правила, установленные мужчинами, чтобы держать их в узде. Понятие деликатности, придуманное обществом, обеспечивает уверенность в том, что женщина, стараясь проявлять такт, будет в безопасности. Но безопасности не существует ни для кого. Безопасность — ложь, особенно там, где это касается бизнеса. Настоящие законы связаны с властью: с теми, кто имеет ее и может ее применить.

И если ты мог это сделать, ты ее имел.

Впервые Нико почувствовала себя равной всем. Она стала участницей этой игры.

В тот вечер Нико купила белужью икру и шампанское «Кристаль», и они с Сеймуром отпраздновали событие. Потом Сеймур захотел секса, а она отказалась. Нико очень ясно помнила то ощущение: она больше не желает никого впускать в себя. Как будто все пустые углы и закоулки внутри ее заполнились, и наконец-то Нико стала самодостаточной.

Но так ли это до сих пор?

Она подошла к окну спальни и посмотрела на улицу. За годы, минувшие после увольнения Брюса Чикалиса, Нико осторожно пользовалась своей властью, применяя ее в полной мере лишь в тех случаях, когда считала это абсолютно необходимым. Она научилась не торжествовать свои победы, даже не признавать их, потому что подлинная власть — это незаметное, всегда контролируемое управление. Побеждая, Нико трепетала, но это не означало, что об этом должны знать другие.

При мысли о Майке и о том, что она с ним сделает, Нико ощутила неизбежный трепет предстоящей победы, хотя эта победа и сочеталась с ощущением пустоты и горечи. Что-то заставляло Нико надеяться: люди в высших кругах корпорации поведут себя достойно, но опыт научил ее, что там, где речь идет о деньгах и власти, всегда происходит одно и то же. Если бы Майк был старше и ждал пенсии… но он не старше. Не устрани она его, он отравит ей существование. Майк уже сделал две попытки подкопаться под Нико, следующий его удар станет нокаутом.

Нико отвернулась от окна и прошлась по восточному ковру. Это просто бизнес, напомнила она себе. Майку Харнессу известно, как действует «Сплатч Вернер». Он должен знать, что в какой-то момент Виктор может снести ему голову. А Майк, кстати, и сам снес уже достаточно голов…

Но всегда полагаешь, что это произойдет с кем-то другим. Никогда не думаешь, что это случится с тобой.

Вероятно, в этом и состоит разница между ней и другими руководителями «Сплатч Вернер», в основном мужчинами. Нико знала: с ней это может случиться. Получив место Майка, она, в зависимости от обстоятельств, удержится на нем два года, возможно пять, а если очень повезет, то и десять. Но в конце концов уволят и ее.

Если только она не займет место Виктора Мэтрика.

Нико посмотрела на темную улицу внизу и улыбнулась. «Нико О'Нилли, генеральный директор компании «Сплатч Вернер», — подумала она. — Вполне реальная возможность».

6

Венди проснулась как от толчка.

Ей снова приснился тот же сон. Она находилась в каком-то месте (в любом) и чувствовала себя слабой и больной. Шла с трудом. Кто-то говорил ей, что она должна сесть в лифт. Венди не села. Безвольно упала на пол. Не могла встать. Жизненная сила покидала ее. Венди уже не контролировала эту силу. Теперь, когда она знала, что умирает, ей стало все равно. Как спокойно лежать там, сознавая: остается только сдаться…

Венди открыла глаза. Проклятие! В комнате все еще темно. Она предполагала, что сейчас четыре утра, но решила не смотреть на часы. Скоро наступит новый день. Сорок третий день, если быть точной. Сорок три дня и пять часов с того момента, как Шон разрушил их идеальную маленькую семью.

Зловещая жирная черная паутина стыда поползла вверх по телу и оплела шею. Венди зажмурилась и стиснула зубы. Она знала множество разведенных людей, но никто никогда не рассказывал, на что это похоже. Говорили об обмане и о том, что ты вдруг перестаешь понимать, кто такой на самом деле твой партнер. Рассказывали о злобе и ненормальном поведении. Но никто не упоминал о стыде. Или о чувстве вины. Или о захлестывающем ощущении полного провала, которое заставляет тебя сомневаться в целесообразности самой жизни.

Стыд резал словно нож. Венди чувствовала прикосновение лезвия этого стыда-ножа к своей коже несколько раз за десять лет брака, когда они с Шоном так злились друг на друга, что мысль о разводе приходила ей в голову. Однако боли и остроты стыда каждый раз оказывалось достаточно, чтобы Венди отступила. Чтобы подумала: как ни ужасна ее супружеская жизнь в этот момент, крушение еще более ужасно.

И весь следующий день, два, три или десять, когда они с Шоном мирились (обычно после особых сексуальных игр), Венди испытывала огромную благодарность к Шону. У них необычный брак, но какая разница? Венди знала, что некоторые женщины сошли бы с ума, если бы им пришлось за все платить, но ей это нравилось. Венди нравилось зарабатывать деньги, много денег; и ей нравилось, что она добилась успеха в этом безумном, жестоком мире индустрии развлечений, который всегда был в буквальном смысле слова развлекательным (хотя часто вызывал чувство неудовлетворенности и страха, и Венди постоянно напоминала себе: лучше страх, чем скука). Она убеждала себя, что справится с этим, ибо обладает душевным равновесием. Есть оазис — ее семья.

Венди повернулась на бок и подтянула колени к животу. Она не заплачет. Но все потеряно, и она не понимает почему. Ей всегда казалось, что они с Шоном и детьми живут прекрасно. Почему-то Венди вдруг вспомнилась рыба Тайлера, Блю Дрейк. Эту китайскую бойцовую рыбку она купила ему в начале прошлого лета, и мальчик пожелал непременно взять ее с собой в Дак-Харбор, штат Мэн, где они проводили две недели, поскольку именно туда ездят обитатели Голливуда. Блю Дрейку был присвоен статус члена семьи, и на протяжении всего пути они заботились о несчастной рыбке, особенно после того, как она пережила шок по вине Шона, пустившего ее по ошибке в ледяную воду гостиничного бассейна. Хлопоты, связанные с Блю Дрейком, превратилось во время отдыха в постоянную тему, в одну из тех историй, над которой, как полагала Венди, они посмеются двадцать лет спустя, когда дети вырастут и приедут домой на каникулы. Горечь сожаления пронзила все ее существо. Теперь этого не будет. Что ждет их семью без Шона? Что станет с этими историями?