Двойня для Цербера - Джулс Пленти

умру сейчас. Сердце разорвется, и я просто захлебнусь собственной кровью. Но нет. Я все еще жива. Все еще в теле, которое возненавидела. И все еще с ним.

— Что, Агния, так сладенького приспичило? — игриво спрашивает он уже в коридоре. — Я же говорил, что ты, маленькая потаскушка, тащишься от всего, что я с тобой делаю.

Меня передергивает от омерзения. Каждый раз когда он делает это со мной, я пытаюсь уйти в себя. И не могу. Я чувствую все. Я пытаюсь досчитать до ста, убеждая себя, что это кончится, если смогу. Но постоянно сбиваюсь.

Каждый его глубокий, резкий толчок словно разрывает меня изнутри. К этому невозможно привыкнуть. Я не могу сдвинуть ноги, потому что его беснующийся торс словно распорка. Не могу отбиваться и царапаться, потому что он крепко фиксирует мои запястья.

Цербер закрывает мне рот ладонью, а потом, увидев проступившие в уголках глаз слезы, убирает руку и требует, чтобы я кричала…чтобы, обезумевшая от боли, вопила о своей ненависти к нему. И это единственный момент, который мне нравится.

— Пойдем на веранду, — шепчу я дрожащим голосом.

— Хочешь как в наш первый вечер, только по-взрослому? — прижимает меня к себе, вдавив кончики пальцев мне в спину.

— Да. — Я касаюсь губами его шеи, стараясь не обращать внимания на боль, которая расплывается по пояснице.

У меня кружится голова, и мутит не переставая, но пусть он уже удовлетворит свою похоть на темной, пустой веранде, чем будет приставать там, дома.

Веранда пристроена к той части дома, где только пустующие гостевые комнаты. И если не зажигать свет, тут темно, тихо и уединённо. Идеальная ловушка. Здесь он сцапал меня впервые.

Цербер вталкивает меня внутрь густо пахнущей старым деревом пристройки и перегибает через низкие перила. Твердая поверхность впивается под ребра, и мой взгляд фиксируется на дурацком садовом гноме.

Я слышу звон ременной пряжки, и чувствую его руку, скользнувшую по моему бедру.

— Олег, пожалуйста, я хочу тебя видеть. Хочу видеть твои глаза, — сбивчиво тараторю я, молясь, чтобы моя хитрость сработала.

Он рывком разворачивает меня, и мы оказываемся лицом к лицу. Цербер тяжело дышит и так сильно потеет, что ко лбу прилипли мокрые волосы. Но самое страшное — это его глаза. Безумные, абсолютно черные из-за расширенных зрачков. Он опять под кайфом. «Снежок» делает Цербера еще более непредсказуемым и опасным как дикий зверь.

— Что задумала, Агния? — хрипло спрашивает он, вжавшись в меня пахом.

Молчу и просто смотрю. Пересиливаю себя и улыбаюсь ему. Касаюсь губами влажной шеи с синюшными венами и, преодолевая омерзение, пытаюсь изобразить страсть. Он должен поверить. Цербер же так уверен, что я жажду, чтобы он меня насиловал и теку от каждого его прикосновения.

Неуклюжими пальцами, пульсирующими от прилившей крови, расстёгиваю пуговицу и молнию на его брюках, и Цербер мне это позволяет. Преодолевая дрожь, вытаскиваю из боксёров то, что ненавижу и готова оторвать или отгрызть.

— Тсс, я знаю, как сделать тебе хорошо, — шепчу я в его приоткрытые губы.

Обхватываю твердеющий член колечком из пальцев и плавно протаскиваю его вверх, от основания к головке. Мне мерзко трогать его там. И все же, это лучше того, что он делает со мной обычно. Кожа собирается под пальцами гармошкой, а потом натягивается с тихим, омерзительным хлюпаньем. Издав громкий стон, Цербер хватает меня за шею и упирается своим лбом в мой лоб.

Я должна выжить. Должна позаботиться о семье. Для этого мне нужно стать для него особенной. Изысканным лакомством. Цербер любит связывать женщин и брать их сзади, чтобы не смотреть в глаза. Чтобы все контролировать. Сегодня я сделаю все, чтобы было по-другому.

— Агния, эти фокусы действуют только на малолеток, — вновь ошпаривает меня своим хрипловатым, царапающим голосом.

— Олег, посмотри на меня, — прошу я. — Сейчас я сделаю тебе очень хорошо. Доверься мне. Ты меня многому научил.

И он смотрит. Буравит взглядом из-под насупленных бровей. Не останавливает меня. Не управляет моими движениями. Этой сволочи нравится новая игра.

Я ненавижу, когда его член твердеет и втыкается в меня, но сейчас радуюсь растущему возбуждению. На сегодняшний вечер мне удалось его переиграть. Цербер отдался мне. Он стал слабее. Однажды я проникну ему под кожу и сделаю этому монстру очень больно. Очень.

— Видишь, как оно может быть? — шепчу я у его виска, по которому струится пот. — На самом деле ты хочешь, чтобы я тебя полюбила.

Здоровой рукой он хватает меня за волосы на затылке и до боли стискивает их в пальцах. Резким рывком дергает назад. Я стискиваю зубы покрепче и ласкаю его еще более напористо — соразмерно боли, которую Цербер мне сейчас причиняет.

— Я уже сказал, что не нужна мне твоя херова любовь, — рычит он, впившись в меня безумным взглядом.

— Я помню тот раз в клубе, — разыгрываю я свой главный козырь. — Помню каждое твое слово. Помню то признание. Может быть, я хочу, чтобы ты сказал мне это вновь.

— Сучка, — выдыхает он, и по пульсации и дрожанию его члена в ладони я понимаю, что почти добилась своего. — Чего ты хочешь на сей раз? Явно что-то свое выкручиваешь.

Я замедляю движения, сознательно не позволяя ему кончить быстро.

— Олег, умоляю, не позорь меня перед мамой.

— Не хочешь, чтобы мамочка узнала, что ее дочка — обычная шлюха, да, Агния? — ухмыляется он, наконец оставив в покое мои волосы.

— Скажи, что мне сделать за это?

— Убеди меня, что действительно любишь, Агния, раз уж начала. Поверю в это хоть на минуту и устрою спектакль для маман.

Я смотрю ему прямо в глаза. О господи, как это тяжело. Сейчас Цербер поймает в моем взгляде ненависть, и все…

Нет-нет, нельзя позволить ему заметить. Цербер под кайфом и возбужден. Это и есть та самая минута, когда он поверит в любую нелепую сказку.