Евангелие от Иоанна - Брюс Милн

«Час» — это не просто указание на какое–то время, это провозглашение наступления момента, наполненного глубоким смыслом: …пришел час прославиться Сыну Человеческому (23). Тот, Кого освятил и послал в этот мир Отец; Тот, Кто жил только для того, чтобы исполнять волю Пославшего и закончить Его дело, сейчас возносит высшую славу Отцу в акте наивысшего повиновения: Он готов принять смерть. В этом акте Отец увенчает Сына славой. «В этом акте открывается слава, которая является пылающим сердцем Вселенной»[163]. Слава Божья (греч. doxa) — это проявление Его Божественного величия (ср.: Исх. 16:7–10). Эта слава открылась в служении Иисуса (1:14) так же, как в Его проявлении власти (2:11; 11:40; 17:4). «Прославить Господа» (ср.: 12:28; 13:31 и дал.) — значит почтить Его, как Бога. «Быть прославленным» здесь просто означает «получить почтение». По отношению к Иисусу (23) это подразумевает Его отречение от всякой человеческой славы (ср.: 5:41; 7:18). Сын Человеческий должен прославиться, чтобы Бог прославился в Нем (13:31). Таким образом, прославляя Отца, Иисус становится как бы прозрачным, как окно или линза, через которую видно славу Отца.

Иисус прославится через Свою смерть. Он подобен пшеничному зерну, которое, чтобы принести урожай, должно умереть (24). Слава придет «не от иудейского религиозного энтузиазма и не от интеллектуального любопытства греков. От этого нет прямой дороги к Богу и Его славе»[164]. Слава Божья придет в мир через акт абсолютного отречения, и тогда настанет Царство Божье.

Позднее Павел обнаружит, что крестный путь — глубочайшая истина христианского учения — это «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23). И это до сих пор так. «Иудеи» склонны считать, что можно достичь Царства Божьего путем религиозной набожности и моральных усилий. Их вера в возможности человеческой природы, очевидно, безгранична. Новое политическое устройство мира после противостояния супердержав во второй половине столетия, новая смесь великих исторических и религиозных традиций — и вскоре Царство Божье будет нашим. Человеческий интеллект без Божественного откровения все же способен, по их мнению, решать важнейшие вопросы. Пытливый ум обладает не только способностью к суждению о реальности, но также и к обузданию сил природы, и к созданию нового мира благополучия и согласия. Для «Иудеев» и «Еллинов» крест остается непостижимым и неприемлемым. Вера, говорящая, что только распятие может раскрыть смысл бытия и дать ощущение полноты жизни, многими воспринимается как этически сомнительная, интеллектуально наивная и религиозно нетерпимая. Выбор остается за миром. Однако Иисус до сих пор указывает нам на этот узкий и единственный путь к прославлению Господа — путь распятия.

Связь между прославлением и распятием фундаментальна. Она раскрывается в пасхальной драме. Смерть Иисуса на Голгофе — это не поражение, так как за ней последовало победоносное воскресение. Смерть и воскресение представляют единое и неделимое событие, через которое Иисус прославляет Господа. Та же истина отражена в ст. 31, 32, где слово «вознесен» имеет и прямой, и переносный смысл. В то время как слава Божья открывается также и в воскресении (13:31,32; 17:1,5), сущность прославления Господа сосредоточена на распятии (ср.: 1:14; 8:50,54; 12:28; 13:31,32). К такому необычному объяснению может также подходить описание из Книги Пророка Исайи: «Вот, раб Мой будет благоуспешен, возвысится и вознесется, и возвеличится. Как многие изумлялись, смотря на Тебя, — столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его — паче сынов человеческих!» (Ис. 52:13,14). Распятый — это Царь!

Если связь между прославлением и распятием действительно существует, то не правильно фокусировать внимание исключительно на воскресшем Христе и Святом Духе, даре Воскресшего, как принято сегодня в церквах. Конечно же, распятие не игнорируется сегодняшней церковью. Однако может возникнуть вопрос о том, что имеет первостепенное значение. Иоанн просит нас задуматься об этом.

То, что слава Господа достигается через смерть, истинно не только для Спасителя, но и для Его учеников, что становится ясно из ст. 25, 26. Это относится и к спасению, и к служению. Чтобы обрести вечную жизнь, мы должны «возненавидеть» жизнь в этом мире (25). Данный глагол взят из еврейской идиомы, которая употребляется только в крайних случаях (ср.: Быт. 29:30,31; Втор. 21:15; Мф. 10:37;Лк. 14:26; Рим. 9:13). Иисус не призывает отречься от мира. Тем не менее не следует преуменьшать силу Его призыва. Вера в Иисуса подразумевает отречение от всех соблазнов и радостей этого преходящего мира (Мк. 8:35; ср.: Мф. 10:39; Лк. 9:24). Последовать за Иисусом, как за Господом и Царем, — значит больше не следовать за господами и царями сего мира. Как и Иоанн Креститель, Иисус дает нам понять, что без покаяния в грехах (и особенно в грехе преклонения перед этим миром, 43) спасение невозможно.

У такой смерти достойная альтернатива. Дорожить жизнью — значит окончательно потерять ее (25). Взамен мы получим гораздо больше: …где Я, там и слуга Мой будет (26). Это гарантия того, что Иисус будет с нами на протяжении всего пути, и обещание того, что Отец почтит нас. Иисус обещает, что Отец оправдает акт самопожертвования учеников, так же как Он оправдал самопожертвование Самого Иисуса (26).

Принцип «жизни через смерть» затрагивает и наше христианское служение. На самом деле, это «закон Царства Божьего»[165]. Чтобы добиться результатов, требуется немало усилий. Только умирая, мы можем дать жизнь. Павел пишет об этом: «Ибо мы живые непрестанно предаемся на смерть ради Иисуса, чтоб и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей, так что смерть действует в нас, ажизнь в вас» (2 Кор. 4:11,12). Через внутреннюю борьбу, борьбу с внешними обстоятельствами, через сопротивление врагов Слова и нашу личную борьбу со слабостями, мы, как и Павел, должны научиться умирать «каждый день» (1 Кор. 15:31). Зерно должно умереть, чтобы принести урожай.

О крест, что возвышается над моей головой,Я не смею бежать от тебя.Я лежу во прахе, — слава жизни мертва, —И на пороге расцвета жизни,Которая будет вечной…

Иисус знает о Своих грядущих страданиях: Душа Моя теперь возмутилась (27). Глагол имеет здесь яркую эмоциональную окраску, указывая на шок, беспокойство и даже отвращение. Вспоминаются строки из Послания к Евреям, где сообщается, что Иисус «с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти» (Евр. 5:7). «И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк. 22:44). Сходство с Гефсиманией усиливается, если слова Отче! избавь Меня от часа сего (27) переводятся не в форме вопроса, как в NIV и RSV, а как просьба: Отче! (пожалуйста) избавь Меня от часа сего. Подразумевается молитва об освобождении от «крещения» предстоящих страданий (Лк. 12:50). Так же как и молитва в Гефсиманском саду, это просьба о разрешении избежать грядущего распятия. Мысль о том, что Отец исполнит Его просьбу, недопустима, ибо тогда весь Божий замысел спасения рухнет, миссия Сына Божьего как Посланника останется неисполненной, князь мира останется неосужденным, а грех мира — навечно неискупленным.

Иоанн не рассказывает об «агонии в Гефсиманском саду», ему это не нужно, ибо есть такие вещи, которые не поддаются описанию. В отличие от Сократа, приговоренного к смерти в Афинах и спокойно разговаривавшего со своими друзьями перед тем, как выпить яд цикуты, Иисус встречает смерть в крайнем беспокойстве и даже с отвращением. Почему? Мы можем только предполагать. Для Иисуса смерть — это неестественное событие, для Него это не просто прекращение естественного процесса. Для Иисуса, живущего в библейском мире, все мы не просто люди, но создания Божьи, сотворенные по Его образу и подобию, и, как объекты Его Божественной заботы и искупительной любви, мы имеем абсолютную ценность. Мы были сотворены жить вечно, поэтому смерть «неестественна»; это узурпатор, который покушается на творение Бога и сеет свои отвратительные семена среди Его добрых насаждений. Однако Господь также причастен к нашей смерти, ибо смерть — это наша «плата за грехи», Божий суд за наше неповиновение Ему. Смерть дает нам понять, что в нашей жизни ничто не вечно. Это «грех, ставший видимым» (Рахнер), это «таинство греха» (Денни). В смерти Господь предстает перед нами как Судья, и именно поэтому Иисус так боится ее. В Своей смерти Он должен оказаться на месте тех, кому пришел даровать жизнь. Он должен умереть нашей смертью, чтобы освободить нас от нее навеки.

Иисус должен «испить чашу», которую дал Ему Отец. Чаша — это образ, знакомый нам из Ветхого Завета. Это чаша ярости Господа (Ис. 51:17—22; Иер. 25:15–28; Зах. 12:2), отсюда и ужас Иисуса! Ибо в Своей смерти Он должен будет столкнуться не только с завершением Своей миссии, не только с насмешками врагов, не только с физическими и моральными муками, но и со всем ужасом святого и праведного гнева Своего Отца, перед Которым Он предстанет. Ему придется испытать на Себе весь безжалостный гнев вечно живущего Отца по отношению к греху и злу. Душа Его возмутилась (27). И для этого были серьезные основания.